Чтение 148–й страницы книги ~Двадцать лет спустя~

XXIX

ПОРТВЕЙН

Минут через десять господа уже спали. Нельзя было того же сказать об
их слугах, положительно страдавших от голода и особенно от жажды.

Мушкетон и Блезуа приготовили себе постели, положив дорожные сумки
прямо на доски. На висячем, как и в другой каюте, столе стояли и покачи-
вались, когда судно накренялось, кувшин с пивом и стаканы.

- Проклятая качка! - проговорил Блезуа. - Я чувствую, что буду все
время лежать пластом.

- И что всего хуже, для борьбы с морской болезнью у нас есть только
ячменный хлеб и это варево из хмеля. Скверно! - заметил Мушкетон.

- А где же ваша фляжка, Мушкетон? - спросил Блезуа, кончив приготов-
ления для ночлега и подходя нетвердыми шагами к столу, у которого уже
сидел Мушкетон. - Где ваша фляжка? Уж не потеряли ли вы ее?

- Нет, я не потерял ее, она осталась у Парри, эти черти шотландцы
всегда хотят пить. А ты, Гримо, - обратился Мушкетон к своему товарищу,
когда тот вернулся после обхода судна с д'Артаньяном, - тебе тоже хочет-
ся пить?

- Как шотландцу, - лаконически отвечал Гримо.

Он сел рядом с Блезуа и Мушкетоном, вынул записную книжку и стал
подсчитывать общие расходы, так как он пес, между прочим, обязанности
казначея.

- О! - застонал Блезуа. - Меня уже мутит.

- Если тебя мутит, - наставительно заметил Мушкетон, - съешь что-ни-
будь.

- По-вашему, это еда? - сказал Блезуа, презрительно указывая на яч-
менный хлеб и пиво.

- Блолуа, - объявил Мушкетон, - помни, что хлеб - пища каждого истин-
ного француза. Да и всегда ли есть он у француза? Спроси-ка Гримо.

- Ну, пусть хлеб. Но пиво? - продолжал Блезуа с живостью, свиде-
тельствовавшей о блестящей способности находить нужные возражения. - И
пиво, по-вашему, настоящий напиток?

- Ну, - проговорил Мушкетон, поставленный в тупик, - тут, я должен
признаться, это не так: пиво французу противно, как" вино англичанину.

Блезуа всегда испытывал безграничное удивление перед жизненным опытом
и глубокими познаниями Мушкетона; однако его вдруг обуял дух сомнения и
недоверия.

- Как же это так, Мустон? Неужели англичане не любят вина?

- Они ненавидят его.

- Однако я сам видел, что они пьют его.

- Это в виде наказания. Вот тебе доказательство, - продолжал, надува-
ясь от важности, Мушкетон. - Один английский принц умер от того, что его
посадили в бочку с мальвазией; я сам слышал, как об этом рассказывал аб-
бат д'Эрбле.

- Вот дурень! Хотел бы я очутиться на его месте.

- Ты можешь, - заметил Гримо, продолжая свои подсчеты.

- Как так? - удивился Блезуа.

- Можешь, - повторил Гримо, считая в уме и перенося цифру четыре в
следующий столбец.

- Могу? Но как же? Объясните, Гримо.

Мушкетон хранил полное молчание и даже, казалось, не обращал никакого
внимания на вопросы Блезуа. Тем не менее и он насторожил уши.

Гримо продолжал считать и наконец подвел итог.

- Портвейн, - проговорил он только одно слово, указывая на среднее
отделение нижней палубы, которое он и д'Артаньян осматривали в сопровож-
дении капитана.

- Что такое? Эти бочки, что видны в щель двери?

- Портвейн, - повторил Гримо и вновь погрузился в арифметические вы-
числения.

- А я слышал, что портвейн - превкусное испанское випо, - снова обра-
тился Блезуа к Мушкетону.

- Отличное, - сказал Мушкетон, облизываясь, - превосходное. Оно име-
ется и в погребе господина барона де Брасье.

- А что, если мы попросим этих англичан продать нам бутылку портвей-
на? - предложил Блезуа.

- Продать? - изумился Мушкетон, в котором пробудились его старые ма-
родерские инстинкты. - Видно сейчас, что ты еще мальчишка и не знаешь
как следует жизни. Зачем покупать, когда можно взять и так?

- Взять так, - отвечал Блезуа, - то есть присвоить себе добро ближне-
го своего? Ведь это запрещено, кажется.

- Где это запрещено?

- В заповедях божьих или церковных, уж не знаю наверное, а только
помню, что сказано: "Не желай дома ближнего твоего, не желай жены ближ-
него твоего".

- Ты совсем еще ребенок, Блезуа, - покровительственным тоном заметил
Мушкетон. - Совсем ребенок, повторяю еще раз. Скажи-ка, где в Писании
сказано, что англичанин твой ближний?

- Этого действительно не сказано; по крайней мере, я что-то не помню,
- отвечал Блезуа.

- Если бы ты, вроде меня или Гримо, десяток лет провел на войне, мой
дорогой Блезуа, ты научился бы делать различие между домом ближнего и
домом врага. Я полагаю, что англичанин есть враг, а портвейн принадлежит
англичанину, и, следовательно, он принадлежит нам, так как мы французы.
Разве ты не знаешь правила: все, что ты взял у неприятеля, - твое?

Речь эта, произнесенная со всей той авторитетностью, на которую Муш-
кетон, как ему казалось, приобрел право в силу своего долгого опыта, по-
разила Блезуа; он опустил голову, словно размышляя, по внезапно поднялся
с видом человека, неожиданно напавшего на новый аргумент, который прип-
рет противника к стене.

- Ну а наши господа, они тоже так думают?

Мушкетон пренебрежительно усмехнулся.

- Недоставало только, чтобы я нарушил сон наших храбрых и добрых гос-
под, чтобы доложить им: "Ваш слуга Мушкетон хочет пить. Пожалуйста, дай-
те ему ваше разрешение". Ну, спрошу я тебя, на что господину де Брасье
знать, хочу я пить или нет?

- Да ведь это дорогое вино, - проговорил, качая головой, Блезуа.

- Да хоть бы оно было жидкое золото! Наши господа все равно не стали
бы стесняться. Знай, что один барон де Брасье настолько богат, что мог
бы выпить целую бочку портвейна, Даже если бы ему пришлось платить по
пистолю за каплю. И я, право, не вижу, - продолжал Мушкетон, все более и
более надуваясь от чванства, - почему бы слугам отказывать себе в том, в
чем не стали бы себе отказывать господа?

Встав с места, он взял кувшин с пивом, вылил его через иллюминатор в
море и величественно двинулся к двери соседнего отделения на палубу.

- Ага, дверь заперта! Эти черти англичане страшно подозрительны.

- Заперта! - воскликнул Блезуа не менее жалобно. - Ах, проклятье! Вот
горе-то! А у меня прямо кишки переворачиваются.

Мушкетон обернулся к Блезуа с обескураженным выражением на лице, ко-
торое ясно показывало, что он в полной мере разделяет отчаяние славного
парня.

- Заперта! - повторил он.

- Но, - робко заметил Блезуа, - я слышал, господин Мустон, как вы
рассказывали, что однажды в молодости, кажется в Шантильи, вы прокормили
себя и своего господина, ловя куропаток в силки, карпов на удочку и бу-
тылки на шнурок.

- Это правда, - заявил Мушкетон, - это правда, сущая правда: вот и
Гримо может подтвердить. Но в погребе была лазейка, и вино было разлито
в бутылки; а, здесь не могу же я просунуть шнурок сквозь эту дверь и
протащить посудину весом пудов в тридцать.

- Этого нельзя, но можно вынуть из перегородки две-три доски, а в
бочке просверлить буравом дырку, - заметил Блезуа.

Мушкетон вытаращил свои круглые глаза и посмотрел на Блезуа, как че-
ловек, встретивший в другом качества, о которых он и не подозревал.

- Правда, это можно! Но где достать клещи, чтобы отодрать доски, и
бурав, чтобы просверлить бочку?

- Футляр, - вдруг вмешался Гримо, закончивший в это время свои счеты.

- Ах да, футляр, - проговорил Мушкетон, - я было и забыл.

Гримо заведовал не только казной, но и оружием, кроме счетов, у него
был еще футляр с инструментами, Гримо был человек величайшей предусмот-
рительности, и в этом футляре, тщательно уложенном в дорожный мешок, на-
ходилось все необходимое. Между прочим имелся там и бурав почтенных раз-
меров; им-то и вооружился Мушкетон.

Что касается до клещей, то ему недолго пришлось искать, чем заменить
их, так как кинжал, заткнутый за пояс, мог отлично послужить вместо кле-
щей. Мушкетон отыскал место, где между досками виднелись щели, и немед-
ленно принялся за дело.

Блезуа взирал на него с изумлением и нетерпеливо следил за его рабо-
той, вмешиваясь иногда, чтобы помочь вытащить гвоздь или подать совет,
всякий раз уместный и полезный.

В один миг Мушкетон оторвал три доски.

- Ловко! - заметил Блезуа.

Мушкетон, однако, являлся полной противоположностью той лягушки, ко-
торая пыталась сравниться с волом и считала, что она больше, чем была на
самом деле. Он укоротил свое имя на целую треть, но не мог проделать то-
го же со своим животом. Попытавшись пролезть в отверстие, Мушкетон с
огорчением убедился, что нужно вынуть еще, по крайней мере, две или три
доски.

Он вздохнул и снова принялся за работу.