полагают, что только они одни умеют достойно разделываться с предателями.
Как бы этот родственник высокопоставленного эсэсовца не стал первым
хвататься за ручку орудия закона. Приоритет должен остаться за старшим по
званию.
- Я полагаю, что уж вас-то, как организатора, он оттеснить не посмеет,
отдаст вам дань уважения.
собираюсь воспользоваться своим правом. Одно дело - допросы с применением
различных методов, а другое - казнь. Вы же меня знаете. Я еще никого не
лишил жизни. Это моя слабость. Применять болевые средства как способ
достижения цели - долг слубжы. А финальные действия... - Дитрих замотал
головой. - На это я не способен. Я чувствителен, как женщина. - И тут же
деловым тоном пообещал: - Значит, все будет сделано так, как вы
рекомендовали.
другие народы", - не был новатором. Этот бодрящий клич он выкрал из
словесного арсенала кайзеровских мясников времен первой мировой войны.
Чрезвычайно нервный, восприимчивый, он тонко уловил тайные мечты магнатов
Рура и Рейна, уже в период Веймарской республики жаждавших видеть во главе
Германии сильную личность - деспота, тирана, диктатора, ибо, как они
считали, только голая, абсолютная власть производит магическое
впечатление.
Гитлер вызубрил Ницше, как домашняя хозяйка поваренную книгу, и с пылом
изображал из себя сильную личность.
летучей мыши, большими мягкими ушами, гнилыми, почерневшими зубами,
которые вечно болели, с жирной, прыщеватой кожей, узкими плечами,
осыпанными перхотью, и синими, цвета протухшего мяса глазами. Руки его
постоянно метались в непроизвольных движениях, - он наивно хвастался, что
ни один из наци не способен так неподвижно держать по нескольку часов
правую руку в фашистском приветствии, как держит ее он, Гитлер. Ординарный
австрийский мещанин по своим вкусам и склонностям, он был наделен
коварством, неведомым даже хищному животному. В области всевозможных
подлостей он был знатоком и умел орудовать, как никто другой. Именно
беспредельность этой низости и привлекла к Гитлеру благожелательное
внимание истинных владык Германии.
сбывающего скверный, лежалый товар. В начале пути он оправдывался перед
промышленниками Германии в пугающем их наименовании своей партии -
"национал-социалистская", ссылаясь на Освальда Шпенглера. Утешал:
"Прусский социализм исключает личную свободу и политическую демократию".
погромами, террором, зверствами. И создали этими "подвигами" кровавый
ореол Гитлеру, как вполне приемлемой кандидатуре тирана, диктатора,
деспота.
готовясь предъявить счет финансовым владыкам в надежде, что они оплатят
этот счет, предоставив ему официальную должность главы Германии. Но не
забывал и о своих соратниках, причастных к преступлениях: тщательно
заносил в свою бухгалтерскую книгу каждого, чтобы всех держать на короткой
привязи и в случае провала предать их, прежде чем они успеют предать его.
управления, с той только разницей, что применял их с неизмеримо большим
размахом. Теперь он стремился сделать соучастником преступлений фашизма
весь немецкий народ, замарать его кровью, чтобы каждый немец нес
ответственность за злодеяния наци. Тактика истребления других народов
являлась не только военно-политической целью Гитлера. Она отвечала его
коварному намерению держать немецкий народ в страхе перед возмездием за
преступные деяния фашизма.
территории, тем реже нападали на фюрера приступы меланхолии, тоски,
страха, тем лучше, бодрее он себя чувствовал. Ведь масштабы этой бойни
вовлекали в нее все новых и новых немцев, а фюрер жаждал сделать
ответчиком за преступления фашизма перед человечеством всю Германию. И то,
что крупнейшие немецкие концерны изготовляли средства массового
умерщвления людей, навечно породнило фюрера с величайшими магнатами рейха,
связало с ними надежной, нерасторжимой круговой порукой. Он хорошо
понимал, что даже на скамьях имперского стадиона не разместить в качестве
подсудимых всех тех, кто виновен в чудовищных преступлениях почти в такой
же степени, как и он сам. Это сознание умиляло и бодрило фюрера. И,
восхищаясь собой, он хитроумно укреплял свою власть над ближайшими
сподвижниками: каждому в отдельности сообщал о подлостях, которые
совершали по отношению друг к другу остальные, стремясь в результате этого
соперничества занять место поближе к нему, к фюреру.
даже половчее его. Но все они настолько ненавидели друг друга, что можно
было быть уверенным: они не станут объединяться, чтобы вырвать у него
власть.
рыночную цену, и чем омерзительнее были эти материалы, тем выше была их
цена. Ими торговали или же обменивались между собой гитлеровские
разведывательные службы.
оружием в междоусобной борьбе за власть: любой из них жаждал стать вторым
после фюрера лицом в рейхе.
с Генрихом, и его охватила томительная тревога. Ведь если Генрих,
присутствуя на казни, проявит хоть какие-либо признаки малодушия, Лансдорф
не замедлит этим воспользоваться.
Вилли Шварцкопф - приближенный к Гиммлеру человек. И, возможно, Генрих
прибыл в генерал-губернаторство с каким-то секретным поручением,
касающимся не только расследования неудач "штаба Вали".
Генрихом, поручил ему выведать истинные цели его приезда.
раскусил уже давно и знал, что тот, кто уклонился от соучастия в убийстве,
будет считаться изменником. Лансдорф стремился скомпрометировать
родственника близкого Гиммлеру человека, чтобы отомстить за происки против
Канариса.
погубит себя. Надо во что бы то ни стало спасти его. Самое правильное,
пожалуй, - сделать так, чтобы Генрих не имел возможности попасть в тюрьму
во время казни.
причины передислокации "штаба Вали", то лучшим доказательством послужило
бы нападение польских партизан на уполномоченных рейхсфюрера где-нибудь в
районе бывшего расположения "штаба". Лансдорф припомнил и рассказал
шутливым тоном, как еще в первую мировую войну полковник Вальтер Николаи
организовал с помощью своих агентов хищение документов в немецком
генеральном штабе, а уже через сутки блистательно "разыскал" эти документы
у "французских шпионов". Само собой разумеется, что французы были "убиты
на месте при попытке к сопротивлению". Всем тим Николаи сразу же снискал
особое расположение кайзера, что в конечном итоге благотворно повлияло на
немецкое общество, возвысив в его глазах благородную роль германской
разведки.
разговор, уже с Дитрихом. Когда он сказал, что напрасно Генрих Шваарцкопф,
подвергая себя опасности, один, без охраны, ходит в эсэсовском мундире по
Варшаве, Дитрих ответил, пожав плечами:
раз удостоверится, в каких трудных условиях приходилось здесь работать
нашему "штабу Вали". Ведь Гиммлер был обязан очистить все близлежащие
районы от поляков, но так и не очистил, хотя в Польше наибольшее
количество концлагерей уничтожения и они способны переработать население
любого европейского государства.
план, который он решил осуществить с помощью Зубова. Если задуманное
удастся, они сумеют уберечь Генриха от опасностей, грозящих ему здесь со
всех сторон.
пустующей брандвахты.
Шварцкопфа повреждать нельзя, а он нас может. Необоюдно как-то получается.
это у меня получается? А потому,что задача всегда ясная: или мы их, или
они нас. Ну, и воодушевляюсь. А тут... Он тебя может, а ты его нет. Ну
разве не обидно?
люблю я такую демократию. Может, все-таки прикажешь, а?