довольно. Вы не виновны.
глаза, взгляд которых выдавал напряжение и тревогу, Джефсон добавил твердо
и убежденно (для него самого это убеждение было лишь иллюзией, но он во
что бы то ни стало хотел внушить его Клайду):
будете отвечать на вопросы Мейсона и вам покажется, что он берет верх,
запомните, я хочу, чтобы вы твердо сказали себе: "Я не виновен! Не
виновен! Они не имеют права меня осудить, потому что я на самом деле не
виновен". А если это не поможет вам взять себя в руки, - посмотрите на
меня. Я буду рядом. Если вы начнете волноваться, вам надо будет только
посмотреть мне прямо в глаза, вот как я сейчас смотрю. И вы будете знать,
что я хочу, чтобы вы взяли себя в руки и вели себя так, как я вам сейчас
говорю: вы присягнете в том, в чем мы просили вас присягнуть, что бы вы
при этом ни чувствовали, хотя бы даже вам казалось, будто это неправда. Я
не допущу, чтобы вас казнили за то, чего вы не делали, только потому, что
вам не позволяют подтвердить под присягой настоящую правду. Ну, вот и все!
необычайный прилив бодрости, почувствовал в эту минуту, что, конечно, он
сумеет вести себя так, как ему сказано, и именно так и сделает.
ближайшее окно. Толпа уже собралась около суда и у дверей тюрьмы, - здесь
репортеры и фотографы нетерпеливо ждали появления Клайда, чтобы на ходу
заснять его и всякого, кто причастен к делу.
население округа Катараки намерено попасть в зал суда. У нас будет
обширная аудитория. - И, обращаясь к Клайду, прибавил: - Вам нечего
смущаться, Клайд. Все это просто-напросто деревенский люд, олухи, которые
собрались развлечься городским представлением.
среди перешептываний толпы защитники пересекают заросшую жухлой осенней
травой площадь и входят в здание суда.
сопровождаемый Краутом и Суэнком и сверх того охраняемый еще
дополнительными стражами - по два справа и слева - на случай каких-либо
волнений и покушений со стороны толпы, выходит и сам Клайд. Он старается
держаться по возможности бодро и уверенно; но кругом такое множество
грубых и странных лиц - бородатые мужчины в тяжелых енотовых куртках и
шапках или в потрепанной, выцветшей, неопределенного вида одежде, обычной
для фермеров в этих краях, и их жены и дети... И все смотрят на него с
таким недобрым любопытством... Клайда пробирает дрожь: кажется, вот-вот
кто-нибудь выстрелит в него из револьвера или кинется с ножом. Конвоиры с
револьверами в руках своим видом лишь усиливают его тревогу. Однако он
слышит только крики: "Ведут! Ведут!", "Вот он!", "А ведь по виду не
скажешь, что убийца!".
Клайда все холодеет внутри.
внутри другая лестница, ведущая в просторный, длинный зал с высоким
потолком и стенами, выкрашенными в коричневый цвет, с высокими, узкими,
закругленными вверху окнами справа и слева и в дальнем, восточном конце: в
них вливаются потоки света. А в западном конце зала возвышение, и на нем
темно-коричневое резное судейское кресло, и за ним портрет, а справа и
слева и в глубине зала - скамьи, ряды скамей, каждый последующий ряд
немного выше предыдущего, и все сплошь заполнены народом, и в проходах
между ними всюду тесно стоят люди. Когда Клайд вошел, все подались вперед,
вытянули шеи, и в него впились десятки колючих, пытливых глаз, и по залу
прошел гул. Он слышал это жужжание и шушуканье, проходя мимо скамей к
свободному пространству в передней части зала: там за столом сидели Белнеп
и Джефсон и между ними стоял незанятый стул для него. Всем существом он
ощущал вокруг бесчисленные чужие глаза и лица, и ему не хотелось на них
смотреть.
стояло судейское кресло, сидели Мейсон и еще несколько человек; Клайд
узнал Эрла Ньюкома и Бэртона Бэрлея; с ними был какой-то человек, которого
он прежде никогда не видел. Когда Клайд вошел, все четверо обернулись и
внимательно посмотрели на него.
непринужденным видом (эта напускная непринужденность плохо сочеталась с
его напряженным бледным лицом и неуверенным взглядом) посмотрел в сторону
репортеров, которые либо разглядывали его, либо делали зарисовки. Он даже
шепнул: "Полно народу!" Но тут, прежде чем он успел еще что-нибудь
сказать, где-то раздались два громких удара и затем возглас: "К порядку!
Суд идет! Прошу встать!" И разом шепот и движение в зале сменились
глубокой тишиной. С южной стороны возвышения отворилась дверь и вошел
рослый человек изысканной внешности, с цветущим, свежевыбритым лицом,
облаченный в широкую черную мантию; он быстро направился к большому креслу
за судейским столом, пристально посмотрел на всех присутствующих, но,
казалось, не увидел никого в отдельности и опустился в кресло. И тогда все
в зале сели.
поднялся человек постарше, пониже ростом и провозгласил:
в Верховном суде штата Нью-Йорк, округ Катараки, приблизьтесь и слушайте!
Заседание суда открывается!
объявил:
на столе, и, вытащив оттуда листок бумаги, громко прочитал:
на клещи, и с мордочкой хорька, рысцой подбежал к скамье присяжных и
уселся. К нему сейчас же подошел Мейсон (его лицо с приплюснутым носом
сегодня казалось особенно грозным, а громкий голос был слышен в самых
дальних уголках зала) и стал забрасывать его вопросами: сколько лет? чем
занимается? женат? сколько детей? признает ли смертную казнь? Клайд сразу
заметил, что последний вопрос пробудил в присяжном не то злобу, не то
какое-то подавленное волнение: он быстро и с ударением ответил:
посмотрел на Белнепа; тот иронически пробормотал:
свое уже сложившееся мнение, и заявил:
фермер был на сей раз освобожден от обязанностей присяжного.
педантичный и осторожный, подошел и занял место на скамье присяжных. И
Мейсон стал задавать ему те же вопросы, что и первому.
впал в оцепенение и сидел похолодевший и безжизненный. Он чувствовал, что
вся эта публика ему глубоко враждебна. Его бросило в дрожь при мысли, что
среди этой массы людей должны быть и отец и мать Роберты, а может быть, и
ее сестры и братья... они смотрят на него и от души надеются (об этом
несколько недель кряду твердили газеты), что он понесет наказание за
все...
озере, - ни один из них не счел нужным как-либо снестись с ним, ведь все
они, разумеется, убеждены в его виновности, - пришел ли сюда кто-нибудь из
них? Например, Джил, Гертруда или Трейси Трамбал? Или Вайнет Фэнт и ее
брат? Вайнет была в лагере на Медвежьем озере в тот день, когда его
арестовали. Клайд перебирал в памяти всех этих светских людей, с которыми
он встречался в последний год и которые теперь могли увидеть его вот таким
- бедным, ничтожным, покинутым, обвиненным в страшном преступлении. И это
после всех его россказней о богатой родне здесь и на Западе! Теперь все
они, конечно, считают его чудовищем. Ведь они знают только о его
преступном замысле, и им нет дела до того, что он пережил... им неизвестны
его тревоги и страхи, безвыходное положение, в котором он оказался из-за
Роберты, его любовь к Сондре, и все, что она для него значила. Они этого
не поймут, да ему и не дадут ничего сказать об этом, если бы он даже и
захотел.
улыбаться или по крайней мере спокойно и смело встретить устремленные на
него взгляды. Итак, он выпрямился - и на минуту окаменел. Боже, какое
сходство! Налево от него на скамье сидела молодая женщина или Девушка,
казавшаяся живым портретом Роберты. Конечно, это ее сестра Эмилия, -
Роберта о ней часто говорила... но какой ужас! Его сердце едва не
остановилось. Может быть, это Роберта? И она пронизывает его призрачным и
в то же время живым, гневным, обвиняющим взглядом. А рядом - еще одна
девушка, тоже немного похожая на Роберту, и рядом с нею старик, отец
Роберты, - тот морщинистый старик, которого Клайд видел в день, когда