прерывающимся от волнения голосом.
Борроме с томно-ленивым выражением, - поймите же: вы заговорщик, я - шпион.
Я получаю вознаграждение за каждый раскрытый мною заговор. Вы устраиваете
заговор, я вас выдаю. Каждый из нас выполняет свою работу - вот и все.
Доброй ночи, капитан.
еще устроился на табурете и на столе таким образом, что лицо его закрыли
ладони, а затылок защищен был каской, и открытой оставалась только спина.
даже как-то закруглялась, словно подставлялась под удар.
- а, ты хочешь выдать меня, приятель!
рассчитывая пронзить его насквозь и пригвоздить к столу.
оружейном доме Модеста. Кинжал его разлетелся на куски, словно стеклянный,
от соприкосновения с этой славной кольчугой, которая, таким образом,
вторично спасла Шико жизнь.
распрямившись, словно пружина, описала полукруг и нанесла прямо в лицо
Борроме удар кулаком, весящим фунтов пятьсот, от чего Борроме,
окровавленный, в синяках, откатился к стене.
шпагу.
выхватить оружие из ножен.
на левую ногу, взгляд его был устремлен на врага, рука крепко сжимала эфес,
готовая дать отпор.
обоих противников, служа каждому из них заслоном.
разъярился: он забыл о всякой осторожности и устремился на врага,
сблизившись с ним настолько, насколько позволял разделявший их стол.
ты, а не я: ведь с того конца стола ты до меня дотянуться не можешь, моя же
рука на шесть дюймов длиннее твоей руки, а шпага на шесть дюймов длиннее
твоей шпаги. Вот тебе доказательство!
Борроме острием шпаги в середину лба. У Борроме вырвался крик не столько
боли, сколько ярости. Отличаясь, во всяком случае, безрассудной храбростью,
он стал нападать с удвоенным пылом.
Им кажется, что они умеют владеть шпагой, а любой буржуа, если захочет,
может раздавить их, как муху. Ну вот, теперь он намеревается выколоть мне
глаза. Ах, ты вскочил на стол, - только этого не хватало! Да поберегись ты,
осел этакий, нет ничего страшнее ударов снизу вверх; захоти я, и мне ничего
не стоит нацепить тебя на шпагу, словно птенчика.
можем разговаривать, фехтуя. Ах, капитан, капитан, вы, значит, иногда, от
нечего делать между двумя заговорами, занимаетесь также ремеслом убийцы?
Борроме, возвращаясь к самым существенным вопросам, поневоле испуганный
мрачным огнем, которым вспыхнули глаза Шико.
убеждаюсь, что стою побольше, чем вы. А это неплохо!
Так, значит, я сказал, что стою побольше вас, приятель, ибо не я начал
схватку, как мне этого ни хотелось. Более того, я дал вам возможность
осуществить ваш замысел, подставив свою спину, и даже сейчас я только
отражаю удары: дело в том, что у меня есть для вас одно предложение.
Не нужно!
длинные ноги Шико не сделали шага, благодаря которому он очутился вне
досягаемости для своего противника.
чем-то упрекать.
понимаешь? Если уж придется убивать, так в самом крайнем случае.
вроде тебя, даже, вернее, получше тебя. Черт побери! Ты его знаешь, он тоже
был сторонником дома Гизов, адвокат один!
противника, он испугался и перешел к обороне.
если ты не пойдешь на мои условия.
Гизов.
Для начала ты покажешь мне письмо монсеньера герцога де Гиза к госпоже
герцогине де Монпансье. Ты дашь мне снять с него копию, и я оставлю тебя в
покое до ближайшего случая. Ну как? Правда, ведь я мил и покладист?
острие шпаги Шико, так что его собственная шпага оцарапала тому плечо.
удар, сваливший Никола Давида; удар этот - простой и красивый.
нападению.
отступать было некуда - он оказался припертым к стене.
руки у меня сильнее твоей. Итак, я плотнее сжимаю шпагу, перехожу снова на
верхний терц, вырываюсь вперед, и ты задет или, вернее, ты мертв.
сопровождались ударами. Тонкая рапира вонзилась, словно игла, в грудь
Борроме между двумя ребрами и с каким-то глухим звуком вошла в сосновую
перегородку.
кровью, рот раскрылся, на губах появилась розовая пена, голова склонилась на
плечо со вздохом, похожим на хрип. Затем ноги его перестали поддерживать
тело, оно упало вперед, и рана, сделанная шпагой Шико, увеличилась, но шпага
так и не отделилась от перегородки, удерживаемая дьявольской рукой Шико,
продолжавшей сжимать рукоятку. Злосчастный Борроме, словно огромная бабочка,
оставался пригвожденным к стене, о которую судорожно бились его ноги.
особенности тогда, когда в глубине души он ощущал уверенность, что сделал
все, что требовала от него совесть, Шико выпустил из рук шпагу, которая
продолжала горизонтально торчать в стене, отстегнул пояс капитана, пошарил у
него в кармане, извлек письмо и прочитал адрес:
раненого искажено было мукой агонии.
мною!
человека, который, несомненно, подумал о нем лишь в эти последнее мгновения,
тронула Шико.
пусть он умрет, как можно меньше страдая.
тело Борроме, не дал ему грузно упасть наземь.
судорога смерти уже парализовала все конечности побежденного: ноги его