Чтение 149–й страницы книги ~Жюльетта~

годы надо употребить на выбор веры, чтобы потом согласно ей достойно прожить
свою жизнь и умереть. Человек готовит ужасный конец, когда вступает в закат
мучимый сомнениями и раздираемый противоречиями. Вы можете на это возразить,
что разлагая организм, агония разрушает также и убеждения. Да, если эти
доктрины усвоены слабо и поверхностно, но такого никогда не случается, если
они восприняты всем сердцем, если они - плод глубоких и мучительных
размышлений, так как в этом случае они формируют привычку, которую мы уносим
с собой в могилу.
- Согласна с вами, - подхватила я, обрадовавшись возможности
продемонстрировать образ своих мыслей знаменитым либертенам, в чьей компании
оказалась, - и хотя блаженный эгоизм, который является моим кредо, так же
как и вашим, лишает нас кое-каких удовольствий, он избавляет нас от многих
бед в жизни и учит достойно умирать. Не знаю, возможно, это мой возраст
заслоняет от меня тот последний момент, когда я обращусь в прах, из которого
сотворена, или же все дело в моих твердых принципах, но я смотрю без всякого
страха на неизбежный распад молекул, образующих ныне мое "я". Я знаю, что
после смерти мне будет ничуть не хуже, чем было до рождения, и я предам свое
тело земле с тем же спокойствием, с каким получила его от нее.
- А знаете, в чем источник этого спокойствия? - спросил Бернис. - В
глубоком презрении, которое вы всегда питали к религиозному абсурду. Отсюда
можно сделать вывод: чем раньше пробудится в голове неверие, тем лучше будет
для него.
- Но ведь это не так просто, как может показаться на первый взгляд, -
вставила Олимпия.
- Это гораздо легче, чем обычно думают, - ответил Альбани. - Ядовитое
дерево надо срубить под самый корень. Если вы ограничитесь ветками,
обязательно появятся новые побеги. Именно в юности следует искоренить
предрассудки, внушенные в детстве. Особенно яростно надо выкорчевывать самый
глубокий и стойкий - я имею в виду это бесполезное и призрачное божество, от
гипнотической власти которого надо излечиться как можно раньше.
Бернис задумчиво покачал головой и заговорил так:
- Нет, дорогой Альбани, я не думаю, что эта операция требует таких уж
больших усилий от молодого человека, если он в здравом уме, ибо деистический
софизм не просуществует в его голове и четверти часа. Я хочу сказать, что
только слепой не увидит, что любой бог - это скопище противоречий,
нелепостей и несоответствующих действительности атрибутов хотя он и
способен на какое-то время разжечь воображение, он должен восприниматься как
глупый вымысел для любого здравомыслящего человека. Некоторые полагают,
будто можно заткнуть рот тем, кто смеется над идеей Бога, напомнив им, что с
самого начала истории все люди на земле признавали какое-нибудь божество,
что никто из бесчисленных обитателей земли не живет без веры в невидимое и
могущественное существо, служащее объектом поклонения, что, наконец, ни один
народ, даже самый примитивный, не сомневается в существовании некоей силы,
превосходящей человеческую природу. Во-первых, я с этим не согласен, но даже
если бы это и было так, может ли всеобщее убеждение превратить ошибку в
истину? Было время, когда люди считали, что Солнце вращается вокруг Земли,
которая остается неподвижной, но разве это единодушие сделало ложное
представление реальностью? Было время, когда никто не хотел верить в то, что
Земля круглая, и редкие смельчаки, утверждавшие это, жестоко преследовались,
а как широко была распространена вера в ведьм, призраков, домовых,
оборотней... Ну разве эти взгляды стали действительностью? Разумеется, нет
но порой даже самым умным и чувствительным людям случается верить в
универсальный дух, и они даже не дают себе труда понять, что очевидность
начисто отрицает чудесное свойство, приписываемое Богу. Теперь посмотрим
внимательнее на этого якобы добросердечного отца: велика его семья, и все ее
члены, с первого до последнего, несчастливы. В царстве этого мудрого
властителя я вижу, как порок восседает на вершине славы и почести, а
добродетель томится в цепях. Вы можете напомнить мне о благодеяниях, в коих
купаются те, кто признает эту систему, но и в их среде я вижу сонм
всевозможных несчастий, на которые они прямо закрывают глаза.
Чтобы как-то объяснить эту нелепость, моим оппонентам придется
признать, что этот бесконечно добрый бог, постоянно противореча самому себе,
одной и той же рукой распределяет и добро и зло, но они тут же вспомнят о
загробной жизни. На что я отвечу так: уж лучше придумать себе другого бога
вместо этого творения теологов, ибо ваш бог настолько непоследователен,
насколько нелеп и настолько же абсурден, насколько иллюзорен. Ах, как он
добр, этот бог, который творит зло и допускает, чтобы его творили другие,
бог, символ высшей справедливости, с чьего благословения невинные всегда
угнетены, совершенный бог, который творит только неправедные дела!
Согласитесь, что существование такого бога скорее вредно, нежели полезно для
человечества и что самое разумное - устранить его навсегда.
- Безумец! - воскликнула я. - Вы же сами порочите и охаиваете пилюли,
которыми торгуете: что станет с вашей властью и властью вашей Священной
Коллегии, если все люди начнут мыслить так же философски, как вы сами?
- Я очень хорошо понимаю, - сказал Бернис, - что нам приходится
дурачить людей, чтобы подчинить их себе. Но из этого не следует, что мы
должны обманываться сами. Так в чьих глазах должны мы разоблачать этого
идола, если не в глазах наших друзей или философов, которые мыслят подобно
нам?
- В таком случае, - заметила Олимпия, - я была бы вам очень благодарна,
если вы внесете покой в мою душу. Мне прожужжали все уши разными доктринами,
но ни одна из них меня не удовлетворила - я имею в виду понятие человеческой
свободы. Скажите, Бернис, что вы об этом думаете?
- Ну что ж, я объясню свою точку зрения, - отвечал знаменитый любовник
мадам де Помпадур, - но это потребует от вас полного внимания, потому что
эта тема для женщины может показаться довольно абстрактной.
Свободой мы называем возможность сравнивать различные образы жизни и
решать, какой лучше всего подходит для вас. Теперь посмотрим, обладает или
не обладает человек этой возможностью принимать решения? Я готов утверждать,
что не имеет и, скорее всего, иметь не может. Все наши мысли берут свое
начало в физических и материальных факторах, которые действуют независимо от
нашей воли, так как эти факторы проистекают из нашей внутренней организации
и из воздействия на нас внешних предметов в свою очередь, из этих причин
вытекают мотивы, следовательно, воля наша не свободна. Мы пребываем в
нерешительности перед противоречивыми мотивами, но в момент принятия решения
мы ничего не решаем - все определяется состоянием наших органов, которые
диктуют нам решения, и мы им подчиняемся выбор между двумя возможностями
никогда от нас не зависит": мы постоянно подчиняемся необходимости, мы ее
вечные рабы, и в тот самый момент, когда нам кажется, что мы наиболее полно
выражаем свою свободу, мы подвергаемся самому большому насилию.
Нерешительность и неуверенность дают нам повод верить в то, что мы свободны,
но эта воображаемая свобода - не что иное, как краткий миг равновесия, в
котором оказываются весы судьбы. Решение приходит сразу, как только одна из
чаш перевешивает другую, причем не мы сами нарушаем равновесие - это на нас
действуют физические объекты, находящиеся вне нас, которые отдают нас на
милость обстоятельств, делают игрушкой естественных сил, как это происходит
с животными или растениями. Все дело в нервных флюидах, и разница между
негодяем и честным человеком заключается лишь в степени активности животных
инстинктов, составляющих эти флюиды.
"Я чувствую, что я свободен, - писал Фенелон {Философ, теолог, автор
"Телемаха".}, - что подчиняюсь единственно своим личным побуждениям". Это
смелое утверждение доказать невозможно, но скажите, какая есть уверенность у
архиепископа Кембрийского в том, что он, решившись присоединиться к красивой
доктрине мадам Гийон {Гийон (1648-1717), переводчица книг Ветхого и Нового
Завета, проповедовала мистический экстаз.}, свободен выбрать противоположное
решение? В крайнем случае он может доказать, что перед этим долго колебался,
но не сможет убедить меня, что был волен поступить иначе. "Я изменяюсь
вместе с Богом, - продолжает тот же писатель. - Я чувствую себя
действительной причиной моей собственной воли". Но при этом Фенелон даже не
сознает, что делает своего всемогущего бога действительной причиной всех
преступлений, не понимает, что ничто не наносит такого сокрушительного удара
всемогуществу бога, как свобода человека, ибо это могущество, которым вы
наделяете бога и которое я готов допустить в рамках нашей дискуссии,
является таковым только потому, что всевышний все решил раз и навсегда с
самого начала и следует этому незыблемому, окончательному порядку, а человек
пребывает пассивным зрителем, бессильным что-либо изменить и потому
несвободным. Будь он свободен, он мог бы по своему желанию изменить или
разрушить этот порядок и тем самым сделаться равным богу. Вот в этом и
заключается вся проблема, над которой такому ярому поклоннику божества, как
Фенелон, следовало бы поразмыслить получше.
Сам Ньютон с большой осторожностью ходил вокруг этой невероятно трудной
проблемы и не осмеливался нf то, чтобы исследовать ее, но даже подступиться
к ней, а Фенелон, более дерзкий, хотя и менее ученый, добавляет: "Когда я
что-нибудь желаю, в моей воле не желать этого когда я чего-то не желаю, в
моей воле пожелать это". Да полноте, сударь, если вы не сделали того, что
хотели, это случилось потому, что сделать это было не в вашей власти, и все
физические причины, которые раскачивают весы, на этот раз склонили чашу в
соответствующую сторону, и выбор был предопределен еще до того, как вы
пришли к решению. Поэтому, сударь, вы были несвободны и никогда свободным не
будете. Когда вы склонились к одному из двух возможных решений, у вас не
было возможности выбрать второе, вас ослепила неуверенность, и вы приняли
свои колебания за возможность сделать выбор. Однако эта неуверенность, то
есть физическое следствие двух посторонних предметов, которые воздействуют
на вас в одно и то же время, и свобода выбирать между ними - это две разные
вещи.
- Вы меня убедили, - обрадовалась Олимпия, - ведь мысль о том, что я
могла не совершать преступления, к которым имею слабость, иногда треножит
мою совесть. Теперь же, зная, что я не свободна, я обрету душевный покой и
буду продолжать прежнюю жизнь.
- Я приветствую это ваше намерение, - вступил в беседу Альбани, - ибо