Гугом не сомневались, когда закончится месса, я покажу тебе еще кое-что.
- Пойдем сейчас!
- Сейчас нельзя.
- Почему?
- Гляди!
Мрак развеяли свечи - шесть неожиданно вспыхнувших огромных черных
свечей, испускающих не только колеблющийся свет, но и тошнотворный,
одуряющий запах.
Всё было! У Ивана даже заболела голова. Всё было и на Хархане, точнее в
Меж-Арха-анье, было в Пристанище! Это не просто обряды жертвоприношения,
это кровавая круговая порука - они все в крови невинных! Они боятся друг
друга, и потому они вынуждены этими жертвоприношениями доказывать свою
лояльность, свою причастность к Черному Благу. Мерзавцы! Ублюдки!!
Выродки!!!
Шестиугольная плаха. Шесть торчащих вверх метровых игл. И черное,
высверкивающее алмазным искрящимся блеском сидение на цепях... нет, это
трон, он во тьме, он опускается вниз, зависает над плахой, на нем кто-то
сидит. Свечи вспыхнули ярче. И Иван остолбенел.
- Лива? - выдохнул он непроизвольно.
- Ливы нет, - тихо изрек Седой, - это жрица смерти.
- Жрица смерти?!
- Да.
- Но почему?!
- Она посвящена. Она лишена памяти. Но взамен ей открыто большее. Она уже
не человек, но выше человека, - в голосе Креженя засквозили нотки зависти и
даже подобострастия. Он явно верил во все эти чудеса.
- Это ты привел ее сюда?
- Да, это я привел ее сюда!
- Гуг убьет тебя! - Иван усмехнулся - усмешка получилась злой,
затравленной.
- Гуг убьет меня в любом случае. А его убьет она! - Крежень выкинул
вперед руку, будто протыкая дрожащую пелену полумрака указательным пальцем.
Жертвы поднимались из центра шестиугольника, из потаенного люка, они
выползали сами, но движения их были вялые, слепые, сомнамбулические, так
могли двигаться ожившие под злыми чарами трупы. Три девушки, обнаженные и
обритые наголо. И двое парней с закрытыми глазами. Пятеро обреченных.
- Сейчас жрица выберет шестого, - пояснил Крежень, - или шестую.
- Но она же слепа! - поразился Иван. Он лишь теперь увидел, что в глазах
у Ливы стоит мрак, что это пустые глазницы, а вовсе не глаза. Прекрасная,
пылкая Ливадия Бэкфайер ... и эти безглазые черные провалы!
- Она видит лучше нас. И глубже!
Иван вспомнил, как держал ее в своих объятиях, как целовал, ласкал ...
нет, это не он держал, это Гуг-Игунфельд Хлодрик Буйный ласкал ее... но он
все помнил. Это не она. Это тело ее. Но не она. И смуглое тело, усеянное
жемчужными нитями, и эти тяжелые серебряные обручи и браслеты, и
развевающиеся во мраке черные невесомые шелка. И эта жуткая трехрогая
сверкающая корона?!
- Да обрящут ищущие! - гнул свое вездесущий зловещий глас. - Да отметят
алчущие мести! Ибо время наше близко и час наш наступает - ждать недолго.
Да изымет каждый священную иглу дабы оросить ее влагой, истекающей из
сосудов, уходящих навсегда, дабы смазать пальцы свои кровью приносимых на
алтарь Черного Блага.
Трое в черных сутанах с алыми капюшонами на головах вышли из отверстия на
плахе-шестиугольнике, вздели руки вверх. И заревела толпа, вскинула руки
ответно - в каждой сверкала полуметровая тонкая игла. Заглушая рев
завизжали, завопили жертвы, пронзаемые торчащими из звезды остриями -
теперь каждая жертва висела на таком острие, свешиваясь головою и телом
вниз, в толпу, висела на одной лишь ступне, висела, корчась и извиваясь от
боли ... и уже тянулись к ней со своими иглами ближайшие, когда голос
возрос до воя сирены:
- Шестая жертва!
- Шестая жертва!!! - эхом взревела толпа.
- Жрица выберет шестую жертву!
И вот тогда Ивану стало до жути страшно. Ему было плевать на безвольных
юнцов, болтающихся на иглах - они сами шли к такой концовке, это их крест!
Он понял, что сейчас может закончиться все. Абсолютно все. Он понял это,
когда в провалах черных глазниц жрицы смерти вспыхнули вдруг
кроваво-красные угольки зрачков. Они будто вонзились ему в глаза, ему в
мозг, в душу. Это был ужасающий миг. Но пронесло. Видно, он чем-то
не~подходил на роль жертвы, не вышел рожей, стало быть. Но когда пылающие
угли остановились на Крежене, и Иван увидал даже во мраке, как тот побелел,
волна ужаса накатила вновь.
- Вниз! - Иван швырнул Седого на пол, под ноги. Он не мог его потерять
сейчас, он не мог допустить, чтоб Седого, когда этот тип полностью в их
руках, превратили в подушечку для иголок. Пронесло и здесь!
- Шестая жертва!!!
На плаху уже волокли голого толстяка - с него содрали все одежды,
исцарапали, повалили, а потом вскинули на руках вверх те, что стояли рядом
с ним, они же и передали жертву в руки черных.
- Да свершится начатое! Да продолжится вечное!
- Близок час Тьмы! - завопил кто-то из толпы.
И теперь уже никем и ничем не сдерживаемые алчущие посвящения набросились
на обреченных. Иван терпел, не отворачивался. Он должен был видеть все. Он
должен был понять суть всего. При видимой злобе и возбуждении, при всем
психозе мессы ни один из истязателей не ткнул жертве своей иглы в
смертельное место: ни в сердце, ни в глаза, ни в жрту. Иглы погружались в
мягкие ткани, пронзали руки, ноги, плечи - сотни, тысячи ран наносились
живым. Это было невыносимое зрелище!
Он не страдал так даже от вида пожираемых чудовищем женщин на проклятой
планете Навей. Но он, в отличие от всего бывшего там, не сделал ни шага
вперед, не шелохнулся. Любой из этих ублюдков мог быть жертвой. И каждый
был палачом. И по существу истязали сейчас не этих несчастных они убивали
остатки человека в себе. Да, это не обряд, это обучение, это вытравление
души из тела. Это школа убийц. Их дрессируют! Их готовят к более серьезному
жертвоприношению ... готовят, и не скрывают этого.
Крежень потел и дрожал рядом. Глаза его были безумны. В кулаке зажата
игла. Но Иван не отпускал руки. Нет!
Обойдутся!
А голос гремел в самом мозгу:
- Слышьте слышащие! Зрите зрящие! Идет эра наша - и отдает наш Господь в
руки наши для большого мщения жертвы наши, коим несть ни числа, ни счета,
кои порождены предсуществами и уйдут в ничто таковыми, напояя нас кровью
своей. Услышьте сердцами своими - час близок. Уже отверзаются врата
Мироздания! И идет время наше!
Ивану захотелось вдруг залезть на единственное в подземелье возвышение,
на плаху шестиконечную, прямо под ноги угрюмо-напыщенной Ливочке, вытащить
ручные лучеметы и жечь! жечь!! жечь весь этот гнусный сброд до последней
твари!!! Ведь надо хоть что-то делать!
Ведь нельзя же все время оставаться созерцателем, дьявол их всех забери!
Нервы. Сдают проклятые.
- Пойдем отсюда! - шепнул он Седому.
- Еще рано, - ответил тот, - не выпустят.
- Почему?
- Надо приобщиться, - Седой выразительно поглядел на свою иглу.
- Ну уж нет, - рассердился Иван.
- Здесь все просматривается. Чужаков уничтожают без всякой болтовни,
сразу!
Ивана передернуло. Этого еще не хватало - приобщиться! Быстрее он
приобщит всю эту вонючую шоблу, так приобщит, что никогда и нигде не
потребуется им уже никаких приобщений и посвящений.
- Ты можешь ткнуть, - сказал он Креженю, - а я покручусь рядом - никто не
заметит
- Заметят! Ты и меня погубишь.
- Мне тебя не жалко.
- Тогда себя пожалей!
Тела истязуемых на глазах превращались в трепещущее месиво, кожи не было
видно, лишь пузырящаяся каша покрывала несчастных. Но ни единой кровинке не
давали упасть на мрамор черных плит, густые капли подхватывали ладонями,
губами, к жалким струйкам припадали ртами. Сами истязатели тряслись в
вожделении и экстазе. Это было нечто невероятное. Но тела жили, вой и визг
не смолкали, зудящий гул толпы становился все сладострастней и неистовей, и
припадали к жертвам все новые и новые алчущие.
- На, держи! - Крежень сунул в руку Ивану иглу. Он ее вырвал у какого-то
обезумевшего, повалившегося на плиты юнца. Юнец корчился в судорогах
падучей. И это воины Сатаны! Иван скривился, поправил черную накидку,
натянул на глаза капюшон и с явной брезгливостью сжал в ладони протянутую
иглу.
- Только быстро! - процедил он сквозь зубы.
- Один миг! - обрадованно сказал Крежень.
И они пошли к извивающимся, полуобескровленным жертвам. Иван грубо
распихивал снующих рядом, толкал локтями, давил ногами ... большего он пока
не мог себе позволить. Иди! И да будь благословен! Он снова предает и себя
и пославших его. Это просто наказание какое-то заклятье! Он вдруг вспомнил
про страшное, черное заклятье, наложенное на него духом Пристанища,
ведьмой-призраком, что преследовала неотступно все те жуткие, невыносимые
годы. Заклятье! Он разорвет путы колдовства. Надо идти! Крежень не показал
еще и десятой части сокрытого во мраке! Надо идти.
Он увидал, как Седой с явным удовольствием ткнул своей иглой прямо в пах
жертве - кто это был, юноша или девушка, теперь различить было невозможно -
ткнул и затрясся в непонятном ознобе, заклацал зубами, изо рта прямо на
Лондон Джек
Якубенко Николай
Прозоров Александр
Посняков Андрей
Пехов Алексей
Афанасьев Роман