опьянении, в азарте, мысленно захватывая назначение и визу, воображая, как
послезавтра утром сядет на самолёт во Внукове, но не успокоится до Варшавы,
потому что и там его может догнать задерживающая телеграмма.
машину, сдержанно-развязно спросил:
мысли, мало замечая дорогу.
одну лишь правую бровь.
из внутреннего кармана вынул листок, развернул его и протянул Иннокентию:
Пушечную. Механик зажёг карманный фонарик и лучиком его осветил малиновый
листок. Пожав плечами, Иннокентий брезгливо взял листок и начал читать
небрежно, почти про себя:
механик? -- неграмотный, что ли, или не разбирается в смысле бумаги, или
пьян и хочет пооткровенничать.
разлился вар внезапный по телу -- Иннокентий раскрыл рот -- но ещё не издал
ни звука, и ещё не упала на колени его рука с малиновым листком, как
"механик" впился в его плечо и угрожающе загудел:
его жизни, -- в короткое мгновение ему были невыносимы только эта наглость,
впившиеся пальцы, дым и свет в лицо.
освободиться. До его сознания теперь уже дошло, что это действительно ордер,
действительно на его арест, но представлялось несчастным стечением
обстоятельств, что он попал в эту машину и пустил "механика" подъехать, --
представлялось так, что надо вырваться к шефу в министерство и арест
отменят.
заело и её.
Иннокентий.
плечо.
Лубянскую площадь, словно делая прощальный круг и давая Иннокентию
возможность увидеть в последний раз этот мир и пятиэтажную высоту слившихся
зданий Старой и Новой Лубянок, где предстояло ему окончить жизнь.
переваливались троллейбусы, гудели автобусы, густыми толпами шли люди -- и
никто не знал и не видел жертву, у них на глазах влекомую на расправу.
прорезе колончатой башенки над зданием Старой Большой Лубянки. Он был -- как
гаршиновский красный цветок, вобравший в себя зло мира. Две бесчувственные
каменные наяды, полулёжа, с презрением смотрели вниз на маленьких семенящих
граждан.
дань душ со всех континентов, и свернул на Большую Лубянскую улицу.
впившиеся в его плечо у шеи.
свой радиатор, и тотчас затворились, едва он проехал их.
во дворе. Вылезая через свою дверцу, он деловито сказал:
мог бы угадать недавнего шутника?
было, почему он должен подчиняться -- подчинился: взял руки назад.
его ждёшь. Даже наступило успокоение: уже не надо бояться, уже не надо
бороться, уже не придумывать ничего. Немотное, приятное успокоение,
овладевающее всем телом раненого.
разрозненными окнами этажей дворик. Дворик был -- дно колодца, четырьмя
стенами зданий уходящего вверх.
в форме МГБ, они прошли под низкую арку, по ступенькам спустились в другой
дворик -- нижний, крытый, тёмный, из него взяли влево и открыли чистенькую
парадную дверь, похожую на дверь в приёмную известного доктора.
электрическим светом. Его новокрашенные полы были вымыты чуть не только что
и застелены ковровой дорожкой.
собаки не было.
занавесками изнутри. Дверь была укреплена обрешёткой из косых прутьев, какая
бывает на оградах станционных сквериков. На двери вместо докторской таблички
висела надпись:
занавески подглядел, а потом отворил дверь бесстрастный долголицый
надзиратель с небесно-голубыми погонами и белыми сержантскими лычками
поперёк их. "Шофёр" взял у "механика" малиновый бланк и показал надзирателю.
Тот пробежал его скучающе, как разбуженный сонный аптекарь читает рецепт --
и они вдвоём ушли внутрь.
как: "Мертвецкая". Иннокентию даже не до того было, чтобы рассмотреть этого
хлюста в узком пальто, который разыгрывал с ним комедию. Может быть
Иннокентий должен был протестовать, кричать, требовать справедливости? -- но
он забыл даже, что руки держал сложенными назади, и продолжал их так
держать. Все мысли затормозились в нём, он загипнотизированно смотрел на
надпись: "Приёмная арестованных".
надзиратель кивнул им входить и пошёл вперёд первый, выделывая языком то же
призывное собачье щёлканье.
одну из них и сказал:
комната с большим грубым столом, парой табуреток и без окна, как "шофёр"
откуда-то сбоку, а "механик" сзади накинулись на него, в четыре руки
обхватили и проворно обшарили все карманы.
право? -- Он отбивался немного, но внутреннее сознание, что это совсем не
бандитизм и что люди" просто выполняют служебную работу, лишало движения его
-- энергии, а голос -- уверенности.
носовой платок. Он увидел в их руках ещё узкие серебряные погоны и поразился
совпадению, что они тоже дипломатические и что число звёздочек на них --
такое же, как и у него. Грубые объятия разомкнулись. "Механик" протянул ему
носовой платок:
Иннокентий. Платок упал на пол.
поспешно.
посоветовал:
он, нащупав, что на плечах мундира под пальто не осталось погонов.
сторонам шли тесно друг ко другу небольшие оливковые двери с оваликами
зеркальных номеров на них. Между дверьми ходила пожилая истёртая женщина в
Максимов Альберт
Роллинс Джеймс
Акунин Борис
Свержин Владимир
Посняков Андрей
Курылев Олег