было все. Вселенная стала глубже, музыка сфер превратилась в ликующую
симфонию, как Девятая Бетховена, и я знал, что теперь смогу услышать ее,
когда пожелаю или когда это будет нужно, всегда смогу сделать шаг
навстречу той, кого люблю, или - если это мне не дано - шаг туда, где я
был вместе с той, кого я любил, или, если и это мне не будет даровано, -
в то место, которое полюблю за его собственную красоту и щедрость.
взмыл на гребнях волн энергии, даже более волшебной и романтичной, чем
крылья Бродяг-"ангелов", парящих в потоках солнечных лучей. Скорлупа
смертоносной энергии, служившая мне тюрьмой и плахой, вдруг оказалась
смехотворной, как исходная шутка Шредингера, - просто детская
скакалочка, проложенная вокруг меня вместо стены.
Армагаста.
исчезли, пребывая нигде и везде. Хотя мое тело, стило и скрайбер
остались неизменными в своем физическом обличье, я взмыл на волне
совершенного ликования, сравнимого лишь с головокружительным
воздействием самой соло-телепортации. [Свободен! Наконец-то свободен!]
Радость была столь велика, что мне хотелось плакать, кричать в
окружающий меня свет непространства, влить свой голос в хор живых и
мертвых, петь в лад с кристально ясными симфониями сфер, вздымающимися и
опадающими, словно прибой. [Наконец-то свободен!]
единственной, ради которой я хотел быть свободен, уже нет. Энея мертва.
Безграничная радость бегства угасла, сменившись простым удовлетворением
оттого, что многомесячное заключение наконец-то позади. Пусть вселенная
утратила для меня краски, зато я волен идти в этой бесцветной вселенной
куда угодно.
я до сих пор не принял решения.
громко резонирующий в Бездне, и в прошлом и в настоящем, но ему уже
недолго звучать в этом хоре. Жить ему осталось считанные дни. И все-таки
не на Гиперион. Пока нет.
частично уцелела, хотя и не сумел расслышать голоса Лхомо среди тех
голосов. Это место немало значило для нас с Энеей, и когда-нибудь я туда
вернусь. Но не сейчас.
отчетливо, различая там и голос Энеи, и собственный, и песни наших
друзей в Талиесине. Расстояние - ничто для Связующей Бездны. Но не на
Старую Землю. Не сейчас.
услышать собственными ушами, тех, кого я хотел бы обнять и с кем я хотел
бы вместе поплакать, но сейчас сильнее всего меня волновала музыка
планеты, где Энею пытали и убили. Пасем. Обиталище Церкви и гнездо наших
врагов, впрочем, теперь я научился разделять переменные. Пасем. Там для
меня не осталось от Энеи ничего, кроме пепла.
Земле. Развеять там, где мы смеялись и любили.
Шредингеровой камеры, не существуя нигде, кроме чистой квантовой
вероятности, я принял решение и телепортировался на Пасем.
гневе, недоступном человеческому пониманию. Окружающий его бескрайний
бюрократический город лежит в руинах. Космопорт разрушен. По грандиозным
проспектам прокатилась волна пожаров, оставив после себя лишь
закопченные остовы зданий. Египетский обелиск на площади Святого Петра
переломился у основания, колонны рухнули, как каменный лес. Купол собора
Святого Петра раскололся на тысячи осколков, осыпавшихся на разбитые
ступени. Обрушилась колоннада портика, обрушился величественный фасад. В
Ватиканской стене зияют проломы. Некогда тщательно оберегавшиеся
средневековые здания - Апостольский дворец, Секретный архив, казармы
швейцарской гвардии, богадельня святой матери Терезы, папские покои.
Сикстинская капелла - превратились в обугленные груды камней.
расплавился, обратившись в груду застывшей лавы.
берегу реки. Впереди - мост Святого Ангела, он развалился на три секции
и рухнул в реку. Вернее, в русло реки, потому что Новый Тибр испарился,
там, где было песчаное дно и берега, сверкает стекло. Кто-то перекинул
подвесной веревочный мост через усыпанное развалинами русло.
тот день, когда мы с Энеей и отцом де Сойей проходили здесь, накануне
смерти моей любимой, хотя тогда все было серо и моросил холодный дождь,
а сейчас небо сияет столь роскошными красками заката, что даже рухнувший
купол собора Святого Петра кажется великолепным.
стольких месяцев в тесной камере. Я прижимал скрайбер к себе как щит,
как талисман, словно Библию, шагая на подгибающихся ногах по некогда
горделивому бульвару. Долгие месяцы я жил чужими воспоминаниями о многих
местах и многих людях, но мои собственные глаза, легкие и ноги позабыли
ощущение настоящей свободы. Даже в печали моей было ликование.
но на более глубоком уровне отличия оказались просто ошеломительными.
Вспышка белого света, легкость внезапного перехода, потрясение от резкой
смены давления, гравитации и освещенности - то же, что и с Энеей. Но на
сей раз я не видел свет, я слышал его. Меня несла музыка звезд и
мириадов планет, и я сам избрал ту, на которой хотел очутиться. Это не
требовало никаких усилий с моей стороны, никаких затрат энергии, надо
было только сосредоточиться и тщательно сделать выбор. Музыка стихла не
до конца - наверное, теперь она уже никогда не стихнет совсем, - даже
теперь она продолжала звучать еле слышным фоном, словно оркестр где-то
за горой репетировал пьесу к вечернему концерту в летнем парке.
волов, запряженных в повозки, а за ними шагали крохотные человеческие
фигурки. На этом берегу среди величественных развалин то и дело
попадались хижины и простые кирпичные постройки. Встретилась крохотная
церквушка, потом - еще одна. Откуда-то издалека ветер принес аромат
жареного мяса и переливы детского смеха, который невозможно спутать ни с
чем другим.
груды камней на месте караульной заставы замка Святого Ангела вышел
невысокий проворный мужчина. Из густых зарослей бороды виднелись только
глаза - живые и настороженные, волосы заплетены в косичку. В руках он
сжимал массивное пулевое ружье вроде тех, с какими швейцарские гвардейцы
появлялись на торжественных церемониях.
человек, вооруженный одним лишь скрайбером, и загорелый охотник с
заряженным ружьем - и почти тотчас узнали друг друга. Я ни разу не
встречался с ним, как и он со мной, но я видел его глазами других через
Связующую Бездну, хотя в первый раз он был в аккуратно подогнанных
доспехах и чисто выбрит, а в последний раз - голый корчился на столе
пыток. Не знаю, как он понял, кто я, но в его глазах сверкнула искра
узнавания, и в ту же секунду он отставил ружье и бросился ко мне с
распростертыми объятиями:
Крепко обняв меня, бородатый знакомый незнакомец отступил на шаг,
оглядел меня с головы до ног и радостно улыбнулся.
виденные отцом де Сойей, когда он, Ки, сержант Грегориус и улан Реттиг
год за годом гонялись за нами с Энеей по всей галактике.
гражданин Нового Рима, прихожанин церкви Святой Анны, добываю себе
пропитание. - Он тряхнул головой. - Рауль Эндимион. Боже мой! Кое-кто
уже думал, что вы никогда не выберетесь из этого Шредингерова кошатника.
отправили. Так что и мы все знали. И мы ощущали ваше присутствие там
через Бездну.
вдруг закачался, словно я видел его с палубы крохотного кораблика,
затерявшегося в бурном море, и я зажмурился. Когда я снова открыл глаза,
Ки поддерживал меня под локоть, усаживая на белую плиту, похоже,
выброшенную взрывом из храма по ту сторону стеклянной реки.
еще нигде не были?
Сопричастности?
называем, хотя на самом деле это продолжалось гораздо дольше. Все
моменты ее мученичества и смерти.
и не понял, от радости ли, или безграничной скорби.