зашел к нему на ферму спросить о дороге. Теперь он чуть ли не с яростью
смотрит на Клайда серыми измученными глазами, и взгляд этот ясно говорит:
"Убийца! убийца!" А подле него кроткая, маленькая, болезненная женщина лет
пятидесяти, под вуалью. Лицо у нее в морщинах, и глаза ввалились; встретив
взгляд Клайда, она опустила глаза и отвернулась, словно испытывая острую
боль, но не ненависть. Ее мать, вне всякого сомнения. Как это ужасно!
Немыслимо тяжело! Сердце Клайда стучало неровно, руки тряслись.
Джефсона, лежавшие перед ним на столе; адвокаты поигрывали карандашами над
раскрытыми блокнотами и смотрели на Мейсона и на очередного кандидата в
присяжные (на сей раз это был какой-то толстяк с глуповатым лицом). Какие
разные руки у Белнепа и Джефсона! Такие холеные, белые, с короткими
пальцами у одного - и такие смуглые, узловатые и костлявые, с длинными
пальцами у другого. Мягко и вежливо Белнеп произносит: "Я просил бы
кандидата покинуть скамью присяжных", - и совсем по-другому, как выстрел,
звучит отрывистый голос Мейсона: "Освобожден!" - или медлительный, но
властный шепот Джефсона: "Спровадьте-ка его, Элвин. Он нам не подходит". И
вдруг Джефсон обращается к Клайду:
Смотрите людям в глаза! И улыбайтесь естественно, раз уж вы хотите
улыбнуться. Смотрите им прямо в лицо. Они ничего с вами не сделают. Это
просто фермеры, пришедшие поглазеть на занятное зрелище.
его, делают наброски и заметки, - и кровь хлынула ему в лицо, потому что
он ощущал на себе их пронзительные взгляды и так же отчетливо слышал их
едкие слова, как и скрип их перьев. И все это для газет - его побледневшее
лицо, дрожащие руки, - от этих людей ничто не укроется... и его мать в
Денвере и все в Ликурге прочтут и увидят... узнают, как он посмотрел на
Олденов и как они посмотрели на него, а он не выдержал и отвел глаза. И
все же... все же... надо взять себя в руки, выпрямиться, посмотреть
вокруг, иначе Джефсон будет его презирать.
голову и осмотрелся.
увидеть, - Трейси Трамбала; очевидно, он заинтересовался этим делом как
юрист, а может быть, его привело сюда просто любопытство или что угодно
еще, только, конечно, не жалость и не сочувствие к Клайду, - но сегодня,
во всяком случае, он был в зале суда; к счастью, в эту минуту он смотрел
не на Клайда, а на Мейсона, который задавал какие-то вопросы толстому
присяжному. А рядом с Трейси - Фредди Сэлс; близорукие глаза его были
скрыты за сильными очками с толстыми стеклами, и он смотрел в сторону
Клайда, но, должно быть, не видел его, - во всяком случае, ничем не
показал, что видит. О, какая пытка!"
которых, разумеется, отыскал Мейсон. Но что они могут показать? Что он
бывал у Роберты в ее комнате, которую она у них снимала? И что это
делалось тайно? Это, конечно, скверно. И еще мистер и миссис Ньютон! Чего
ради их вызвали свидетелями? Пожалуй, чтобы они рассказали, как жила
Роберта до встречи с ним? И эта Грейс Марр, - он ее часто видел мимоходом,
но говорил с нею, в сущности, только раз, на озере Крам; Роберта ее совсем
не любила. Что она скажет? Конечно, она может рассказать, как он
познакомился с Робертой, но что еще? А за ними - нет, не может быть! - и
все же... да... конечно, это Орин Шорт, тот самый, от которого он узнал о
докторе Глене. Ну и ну! Шорт, пожалуй, расскажет об этом... без сомнения,
расскажет. Как люди ухитряются все помнить! Ему и в голову не приходило,
что так будет.
семья Олденов, - громадный бородатый человек, похожий на квакера былых
времен, ставшего бандитом; его зовут Хейт. Он допрашивал Клайда в Бухте
Третьей мили и потом в тот день, когда его против воли возили на озеро
Большой Выпи. Да, это следователь. А рядом - хозяин гостиницы, заставивший
тогда Клайда записаться в книге приезжающих. И лодочник, у которого Клайд
нанял лодку. И высокий, тощий проводник, который вез их с Робертой со
станции Ружейной на озеро Большой Выпи, - смуглый, жилистый, грубый
парень; теперь он уставился на Клайда своими маленькими, глубоко сидящими
звериными глазами. Он наверняка расскажет все подробности их поездки к
озеру. Вспомнит ли он нервозность Клайда в тот день и его нелепые выходки
так же ясно, как помнит сейчас сам Клайд? И если вспомнит, как это
повлияет на версию о нравственном переломе, который он пережил? Не
поговорить ли об этом еще раз с Джефсоном?
должен был положить на то, чтобы собрать сюда всех этих людей - всех, кто
может свидетельствовать против Клайда! И вот сейчас, когда Клайд взглянул
на него, он заявляет (наверно, уже в десятый раз, но без особых
результатов, так как скамья Присяжных все еще пустует):
Белнепа и, не глядя на него, говорит:
успешно.
старческим голосом объявляет перерыв до двух часов дня. И Джефсон,
улыбаясь, говорит:
правда? А теперь подите и основательно пообедайте, хорошо? После перерыва
все будет так же длинно и скучно.
окружили Клайда. И снова - толпа, давка, возгласы: "Вот он! Вот он идет!
Вот, вот!" Рослая толстая женщина пробралась почти вплотную к нему и
крикнула ему прямо в лицо: "Дайте мне поглядеть на него! Я хочу хорошенько
разглядеть вас, молодой человек! У меня тоже есть две дочки".
заметил среди публики, не подошел к нему. И, конечно, нигде не было видно
Сондры. Белнеп и Джефсон не раз уверяли его, что она не появится на суде.
Даже ее имя не будет упомянуто, если это окажется возможным. И Грифитсы и
Финчли против того, чтобы на нее ссылаться.
20
наконец двенадцать человек, которым предстояло судить Клайда, принесли
присягу и заняли свои места. Все это были люди старые и седые, загорелые и
морщинистые - фермеры, деревенские лавочники и среди них - агент по
продаже автомобилей Форда, владелец гостиницы на озере Диксон, продавец из
мануфактурного магазина Хомбургера в Бриджбурге и разъездной страховой
агент, постоянно проживающий в Нардэй, что к северу от Лугового озера. И
все, за одним лишь исключением, женатые. И все, за одним лишь исключением,
люди если и не слишком нравственные, то по крайней мере религиозные, и все
- уже заранее убежденные в виновности Клайда. Однако почти все они считали
себя людьми честными и объективными, и все очень хотели заседать в
качестве присяжных на таком волнующем процессе, а потому не сомневались,
что сумеют справедливо и беспристрастно отнестись к фактам, которые будут
предложены их вниманию.
себя, какое впечатление произведет вступительная речь Мейсона, ибо при
существующих особых обстоятельствах нельзя было бы подыскать более
энергичного и наэлектризованного обвинителя. Это для него такой счастливый
случай! Разве не обращены на него взоры всех граждан Соединенных Штатов?
Он полагал, что так оно и есть. Словно некий режиссер вдруг воскликнул:
"Свет! Съемка!"
вас утомляла, а порою и озадачивала величайшая тщательность, с какою
представители защиты и обвинения перебирали кандидатов, из числа которых
вы избраны. Было нелегко найти двенадцать человек, на чье рассмотрение
могли бы быть представлены все обстоятельства этого поразительного дела, -
обстоятельства, которые вам надлежит взвесить со всей справедливостью и
пониманием, каких требует закон. Что касается меня, джентльмены, то,
проявляя такую тщательность, я был движим лишь одним побуждением, думал
лишь об одном: чтобы свершилось правосудие! Мною не руководили ни злоба,
ни какие-либо предубеждения. Вплоть до девятого июля сего года я лично
даже не подозревал ни о существовании подсудимого или его жертвы, ни о
преступлении, в котором он ныне обвиняется. Но, джентльмены, как ни велики
были вначале мое изумление и недоверие, когда я услышал, что человек
такого возраста, с таким воспитанием и связями оказался в положении
подсудимого, обвиняемого в подобном преступлении, - постепенно я вынужден
был изменить свое мнение. Мне пришлось навсегда отбросить свои
первоначальные сомнения и на основании массы доказательств, которые
буквально сыпались на меня, прийти к выводу, что мой долг выступить от
имени народа обвинителем по этому делу.
деле. Одна мертва, имя другой (он обернулся в сторону Клайда и указал на
сидевших рядом с ним Белнепа и Джефсона), по соглашению между обвинением и
защитой, не будет здесь названо, ибо не следует причинять напрасные
страдания. В самом деле, я могу заверить вас, что каждым своим словом и