шумерской клинописи, она шла, в основном, так же, как мы пишем сейчас: слева
направо. Не то чтобы кака я-то цивилизация выбирает, у кого бы
позаимствовать письменность, но существование термина выявляет осознанное
отличие, к тому же весьма красноречивое.
истоками, полагаю, восходит к резьбе по камню, то есть к процессу, в котором
резчик держит иглу в левой, а молоток в правой руке. Иными словами, этот
письменный язык возник не
свою работу рукавом или локтем. Шумерское письмо (доступное для греков, увы,
напрямую) для своих повествований или документации полагалось скорее на
глину, нежели на камень, и писец
пользовался бы пером (или что там у него было взамен) на папирусе или
пергаменте.
серьезных физических препятствий на пути продвижения руки писца. Другими
словами, эта процедура, судя по всему, не зависела от характера имеющихся
под рукой письменных принадле жностей. Она настолько беззаботна в своем беге
взад-вперед, что выглядит почти декоративно и вызывает в памяти надписи на
греческой керамике, с их изобразительной и орнаментальной свободой. Вполне
возможно, что именно из керамики и родился греческий пись менный язык,
поскольку пиктограммы обычно предшествуют идеограммам. Нужно помнить также,
что, в отличие от еврейского и шумерского, греческий был языком цивилизации
архипелага, и перетаскивание булыжников было не самым лучшим способом
коммуникации между островами.
предположить, что письменный - собственно, буквенный - язык тоже ею
пользовался. Отсюда его беглость и способность продолжаться, невзирая на
границу. "Ну и что, - говорит предло жение, врезавшееся в край керамической
таблички, - я просто повернусь и продолжу свой рассказ на оставшейся
поверхности", - поскольку, скорее всего, и буквы и рисунки, не говоря об
орнаменте, наносились одной и той же рукой.
в это время, а также его сравнительная хрупкость, наводят на мысль о вполне
доступном и распространенном характере этой процедуры. Даже и в этом смысле
греческое письмо было
еврейском и шумерском, и, по-видимому, эволюционировало быстрее, нежели они.
О темпах этой эволюции свидетельствуют, как минимум, сравнительно короткая
история бустрофедона и его ста тус археологического раритета. И, как часть
эволюции, возникновение поэзии в греческом языке многим обязано этому
археологическому раритету, ибо трудно не распознать в бустрофедоне, по
крайней мере, визуально, - предтечу стиха.
Изменение направления, переход одной вещи в другую: левый поворот, правый
поворот, разворот; ход от тезиса к антитезису, метаморфоза, сопоставление,
парадокс, метафора, если уг одно, - в особенности - удачная метафора;
наконец, рифма, когда два слова звучат похоже, а значат разное.
стихотворение, как и сам миф об Орфее, суть один большой versus, потому что
это рассказ о [повороте]. Или лучше сказать - об одном развороте внутри
другого, потому что речь здесь о
был не менее здрав, чем наши правила дорожного движения?
раздвоение Орфеевых чувств и авторское его сравнение в первую очередь
обязаны средству выражения как таковому, то есть - стиху и воображению
поэта, этим средством выражения обуслов ленному. И что ход этого сравнения
сам по себе прекрасно отражает прогресс этого средства выражения как
такового, будучи, вероятно, наилучшей собачьей имитацией бычьего хода из
всех, нам известных.
описание Орфея (а наш поэт сделал все, что было в его силах, начиная с
заголовка, чтобы избежать любого подобия симпатии к своему герою), то его,
кажется, можно было бы различить в этих строках. Что не удивительно,
поскольку строки эти имеют дело с крайней обостренностью самосознания - с
тем, что знакомо каждому поэту в силу природы его предприятия, и от чего он
не в состоянии себя отделить, как бы усердно он ни старался.
в каких особых комментариях, за исключением маленькой детали, заключенной
автором в скобки. В целом, однако, эти строки демонстрируют легкий сдвиг в
отношении автора к фигур е своего пра-поэта: здесь возникает ощущение
невольного сочувствия, хотя Рильке делает все, чтобы держать свои эмоции в
узде, в том числе и упомянутую деталь в скобках.
со скобками в истории нашей цивилизации - самая дерзкая авантюра из всех,
когда-либо удавшихся поэтам, работавшим с подобным материалом.
третьестепенное, есть самое главное условие мифа; нет, самая основа мифа;
нет, это сам миф. Ибо вся, целиком, история нисхождения Орфея в преисподнюю,
чтобы вернуть жену, и его безуспешного возвращения строится как раз вокруг
запрета олимпийцев и нарушения оного. Добрая половина мировой поэзии
посвящена этому запрету! Ну, пусть даже одна десятая, от Виргилия до Гете,
вовсю попользовалась как раз этим запретом! А Рильке так похо дя его
упоминает. Почему?
конфликт? Или потому что до него уже написаны все эти возвышенные витиеватые
сочинения, и он хочет звучать по-другому - скажем, бесстрастно? Или он
действительно видит Орфея к ак смертельно уставшее, растерянное существо, на
которого сваливается еще одна забота: как выйти из Аида, в глубине сознания
храня главное условие сделки? Или же это опять нечто, имеющее отношение к
инерции рифмовки и бустрофедону?
внимания этого последнего и понуждает поэта вставить сюда это напоминание. И
поскольку значимость всей этой истории для читателя - вовсе не данность,
деловитое напоминание в скобках может принести некоторую пользу. Ибо скобки
- это типографский эквивалент глубины сознания - подлинного вместилища
цивилизации в современном человеке.
поэта) самоотождествление с героем, облегченное еще и тем, что попадает он
сразу в гущу событий, как будто все это произошло на прошлой неделе, с
минимумом отпугивающих древних деталей. Ирония - а фраза "если б только
взгляд назад/ не означал разрушенья его предприятия,/ которое еще предстояло
завершить" чрезвычайно иронична и своей спотыкающейся прозаичной каденцией и
громоздкими переносами строк - тоже способствует этому. К
пра-поэта (не его сущности, - оно придет шестью строками ниже), и поэтому
чем более смертным он выглядит, тем лучше для того, что будет впереди.
- как, особенно после напоминания, его знает и читатель. Значит, он знает,
что есть еще две фигуры, которые предстоит ввести и провести через
стихотворение. Знает он также
пятистопный ямб ему нужно держать под строгим контролем, ибо у ямба есть
склонность маршировать под собственную музыку, иногда срываясь на песню. Он
знает, что покуда ему удалось выдержат ь текст в ключе, заданном заголовком,
и держать размер в узде, но после сорока строк любой размер приобретает
некую критическую массу, которая требует вокальной разрядки, лирического
разрешения. Поэтому вопрос заключается в том, где он позволит своему ра
змеру запеть - в особенности учитывая, что сюжет у него - трагический, и
такую возможность постоянно ему предлагает. Например, вот здесь, в первой
строке стиха, представляющего Гермеса, пятистопник вот-вот выйдет из-под
Каргалов Вадим
Сертаков Виталий
Аникина Наталья
Никитин Юрий
Прозоров Александр
Контровский Владимир