соседи узнают -- затопчут. В лагере так: на всех всё равно не хватит,
смотри, чтоб тебе хватило.
дружба. Не только там старая -- однодельцы, по воле товарищи, а -- здешняя.
Сошлись душами и уже друг другу открыты. Напарники. Что есть -- вместе, чего
нет -- пополам. Пайка кровная, правда, порознь, а добыток весь -- в одном
котелке варится, из одного черпается. *(13)
построено, а бывает -- и на обмане. Меж такими напарниками любит змеей
заползать [кум]. Над котелком-то общим, шепотом -- обо всем и говорится.
тебя, кто из одного котелка с тобой ел.
зэчку. Как говорится -- [поджениться]. Молодому хорошо то, что где-нибудь ты
её ...... в заначке, на душе и полегчает. А и старому, слабому -- всё равно
хорошо. Ты чего-нибудь добудешь, заработаешь, она тебе постирает, в барак
принесет, под подушку положит сорочку, никто и не засмеется -- [в законе].
Она и сварит, на койке сядете рядом, едите. Даже старому оно особенно-то к
душе льнет, это супружество лагерное, еле тепленькое, с горчинкой. Смотришь
на нее через пар котелка -- по её лицу морщины пошли; да и по твоему. Оба вы
в серой лагерной рвани, телогрейки ваши ржавчиной вымазаны, глиной,
известью, алебастром, автолом. Никогда ты её раньше не знал, и на родине её
ногой не ступал, и говорит она не так, как нашенские. И у ней на воле дети
растут и у тебя растут. У ней муж остался -- по бабам ходит, и твоя
осталась, не растеряется: восемь лет, десять лет, а жить всем хоц-ца. А эта
твоя лагерная волочит с тобой ту же цепь и не жалуется.
разных начальниках давали с ними посидеть двадцать минут на вахте. А то и на
ночь-на две в отдельной хибарке. Если у тебя сто пятьдесят процентов. Да
ведь свидания эти -- растрава, не больше. Для чего её руками коснуться и
говорить с ней о чем, если еще не жить с ней годы и годы? Двоилось у
мужиков. С лагерной женой понятней: вот крупы еще кружка у нас осталась; на
той неделе, говорят, жженый сахар дадут. Уж конечно не белый, змеи... К
слесарю Родичеву приехала жена, а его как раз накануне шалашовка, лаская, в
шею укусила. Выругался Родичев, что жена приехала, пошел в санчасть синяк
бинтами обматывать: мол скажу -- простудился.
больше-то всё смирные, по Указу. По Указу их всё толкают за расхищение
государственного. Кем в войну и после войны все фабрики забиты? Бабами да
девками. А семью кто кормит? Они же. А -- на что её кормить? Нужда закона не
знает. Вот и тянут: сметану в карманы кладут, булочки меж ног проносят,
чулками вокруг пояса обертываются, а верней: на фабрику пойдут на босу ногу,
а там новые чулки вымажут, наденут, а дома постирают и на рынок. Кто что
вырабатывает, то и несет. Катушку ниток меж грудями закладывают. Вахтеры все
куплены, им тоже жить надо, они лишь кое-как обхлопывают. А наскочит охрана,
проверка -- за эту катушку дерьмовую -- десять лет! Как за измену родине,
ровно! И тысячи их с катушками попались.
она в багажных вагонах работала. Так правильно рассудила: свой советский
человек прилипчивый, стерва, из-за полотенца к морде полезет. Потому она
советских чемоданов не трогала, а чистила только иностранные. Иностранец,
говорит, и проверить вовремя не догадается, и когда спохватится -- жалобы
писать не станет, а только плюнет: жулики русские! -- и уедет к себе домой.
ты кусок! Как же ты о чести России не позаботилась?!" Послала она его: "В
рот тебе, чтоб не качался! Что ж [ты]-то о Победе не заботился? Господ
офицеров кобелировать распустил!" (А он, Шитарев, был в войну бухгалтером
госпиталя, офицеры ему при выписке лапу давали, и он в справках накидывал
срок лечения, чтоб они перед фронтом домой съездили. Дело серьезное. Дали
Шитареву расстрел, лишь потом на десятку сменили.)
мошенничество: что муж у ней умер в середине месяца, а она до конца месяца
хлебных карточек его не сдала, пользовалась с двумя детьми. Донесли на нее
соседи из зависти. Четыре года отсидела, один по амнистии сбросили.
карточки сгорели, но муж был вне ума, и 13 дней до конца месяца жил без
хлеба, карточки себе не просил. Заподозрели, что, значит, все карточки у
него целые. Три года дали. Полтора отсидел.
-- напарница? Поджениться?.. Волочит с тобой ту же цепь -- и не жалуется?..
стр. 157.
таковы успехи технологии производства. Но те, кто увеличивает [[физические]]
нормы -- это палачи из палачей! -- они же не могут серьёзно верить, что при
социализме стал человек вдвое выше ростом и вдвое толще мускулами. Вот кого
-- судить! Вот кого послать на эти нормы!
что еще за больничный [[кот]] ходит там у вас? Почему его до сих пор не
зарезали и не съели?.. И зачем Иван Денисович носит у вас [[ложку]], когда
известно, что всё, варимое в лагере, легко съедается жидким, [[через
бортик]]"?
15 миллионов заключённых. Это сходится и с арестантской оценкой, как она
складывалась у нас. Когда опубликуют более доказанные цифры -- примем их.
арестантов на ногах. Да уж обуты, иначе б написали.
[[полустационар]]: доходяги лежали на своих бушлатах, ходили чистить снег.
но питались из больничного котла. Вольный начальник Санотдела А. М.
Статников обходил группу "В" так: он сокращал стационары в рабочих зонах, но
расширял ОЛПы-больницы, т. е. целиком состоящие из одних больных. В
официальных гулаговских бумагах даже писали иногда: "поднять [[физпрофиль]]
з/к з/к" -- да поднимать-то не давали средств. Вся сложность этих увёрток
честных врачей как раз и убеждает, что не дано было санчасти остановить
смертный процесс.
была даже общая с конвоем. Неразвитость!
лагеря, но им некуда уходить, и они располагаются тут же поблизости, умереть
-- без отнятой пайки и крова.
разговаривали и пели.
дружества", никто не ел вдвоем.
где-то камерах! в этой самой тюрьме, при этом самом режиме, невыносимое это
следствие -- им-то, слабым, как перенести?!
бутырский надзиратель завозится с замком, оставит мужскую камеру полминуты
перестоять в верхнем светлом коридоре вдоль окон, -- и вниз из-под
намордника коридорного окна, в зеленом садике на уголке асфальта вдруг видим
мы так же стоящих в колонне по двое, так же ожидающих, пока отопрут им дверь
-- щиколотки и туфельки женщин! -- только щиколотки и туфельки да на высоких
каблуках! -- и это как вагнеровский удар оркестра в "Тристане и Изольде"! --
мы ничего не можем углядеть выше, и уже надзиратель загоняет нас в камеру,
мы бредем освещенные и омраченные, мы пририсовали всё остальное, мы
вообразили их небесными и умирающими от упадка духа. Как они? Как они!..
о следствии я пока не нашел ничего, откуда бы заключить, что они больше нас
бывали обескуражены или упали духом ниже. Врач-гинеколог Н. И. Зубов, сам
отсидевший 10 лет и в лагерях постоянно лечивший и наблюдавший женщин,
говорит, правда, что статистически женщина быстрее и ярче мужчины реагирует
на арест и главный его результат -- потерю семьи. Она душевно ранена и это
чаще всего сказывается на пресечении уязвимых женских функций.
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Якубенко Николай
Корнев Павел
Эриксон Стивен
Афанасьев Роман