семь времен пройдут над тобою, доколе познаешь, что Всевышний
владычествует над царством человеческим и дает его, кому хочет...
всякой загадки есть разгадка, не зря пролито столько несуразной крови...
Мы ведь найдем?
- все понимали, что, помимо архиепископа, нужно бы еще и речь... Вперед
вышел кто-то, растерянно обвел толпу взглядом, сбился на привычное
локаторное обшаривание, смутился, покашлял и сказал:
Женьку. - Он развел руками и растерянно сказал: - Все...
пополз вниз на толстых крученых веревках, потом веревки выдернули и
аккуратно свернули. Оцепления уже не было, все беспорядочно столпились
вокруг.
внизу, следом посыпалась еще земля, монеты, пистолетные патроны, мундирные
пуговицы. Яму засыпали быстро. Трижды протрещал залп, и вслед за ним
вразнобой загромыхали три сотни пистолетов. Сизое пороховое облако поплыло
над толпой, орали, кружились вспугнутые вороны. И зелененький обелиск, как
у всех. Кто-то, присев на корточки, тщательно вырезал ножом эпитафию, про
которую как-то упомянул пьяный Хрусталев.
на Зоологический музей - там как раз хватало места для стола, за который
влезут все. Чучело знаменитого слона, подаренное когда-то Мстиславу
Третьему абиссинским негусом, решили не трогать из уважения к свободной
Африке. А оленей, нерп и лошадей выкинули во двор - их и живых хватало.
носатого. Стол был уставлен четвертями самогона, тарелками с колбасой и
огурцами. Сняли плащи, шляпы, очки и сразу оказались разными - ковбойки,
свитера, водолазки, джинсовые рубашки, и глаза у всех разного цвета.
Поэтому многие казались себе и другим голыми, не узнавали друг друга и
долго, с подозрением приглядывались к соседям. За спиной у них, вдоль
стен, стояли стеллажи, и из стеклянных банок философски таращились жабы,
ужи, змеи, ящерицы и тритоны.
охранники рыдали, уронив головы в тарелки, пели грустные блатные песни,
били посуду и стреляли по банкам с гадами. Как это обычно бывает у славян,
только сейчас стало ясно, какого золотого человека потеряли, и оттого, что
его нельзя было вернуть, душа просила вандализма.
стеллажей, вытряхнули на пол гадов и опорожнили сосуды. Кое-кто и закусил
гадами, все равно проспиртованные были, бля...
человек, вспомнили, что их там и забыли). Уцелел только дар негуса - его
выволокли на улицу, привязали к нему уйму веревок и решили взять с собой.
собой слона. Вылетали стекла, горели газетные киоски, наряды полиции,
сдуру рискнувшие заступить дорогу, сметались пистолетным огнем.
пьяную ораву удалось оттеснить капотами медленно ползущих броневиков и
выпихнуть за город, на пустырь. Там они поставили слона на ноги, подожгли
и уснули вокруг него, и многие во сне плакали.
17
города.
штыками, коммандосы Бонч-Мечидола в бронежилетах и касках. Группами по
пять-шесть человек. Они молчали, не шевелились, ничему не мешали и ничего
не говорили. Казалось, они и не дышат. Государственные здания были
оцеплены танками, стоявшими мертвыми немыми глыбами. Полиции не было.
домов, боках автобусов, афишных тумбах, павильонах, киосках и просто на
мостовой было выведено: "Атлантида" - аккуратно, коряво, размашисто,
мелко. Точно так же были намалеваны повсюду семь точек, изображавшие
запрещенную Большую Медведицу. Кое-кто, задрав голову, всматривался в
небо, словно надеялся посреди раннего утра увидеть само созвездие.
человек в синем мундире с красными погонами. Лицо у него было заляпано
алыми пятнами. Следом, пыхтя и вопя, неслись люди с поленьями и
булыжниками.
тоненько запричитал. Солдат неуловимым движением высвободился и снова
застыл истуканом. На рукаве у него осталась темная полоса. Даниил пошел
прочь. За спиной у него раздавались азартные чмокающие удары и мерзкий
хруст.
их портновскими ножницами, превращая в мини. Вокруг стояла толпа, орала и
хлопала в ладоши.
скошенные, по всему видно, одной очередью. В стоявшую тут же фуражку
кто-то аккуратно справил нужду.
Ни одного целого стекла, ограда выворочена, цветы затоптаны, на стенах
пятна копоти, а на дверях жирно намалеваны разные слова.
тягача натянули, как струны, стальные тросы, прикрепленные к подпиленному
золоченому монументу. Выли моторы, монумент затрещал, накренился и рухнул.
Тут же на платанах покачивались, нелепо вывернув головы, люди в синих
мундирах. Их было много, синих, распластанных на мостовой с выколотыми
глазами, подвешенных на деревьях и балконах, торопливо расстрелянных у
стен - но все равно ничтожно мало для того, кто знал, сколько их было. И
Даниил не увидел ни одного трупа в джинсах, пестрых рубашках и модных
очках...
- перевернутые черные фургоны, догорающие кучи портретов, сорванные
вывески районных комендатур, разбитые бюсты. Даниил прибавил шагу.
устилали горящая бумага, папки, синие с красным околышем фуражки, разбитые
столы, лампы, чернильницы, телефоны и прочий канцелярский хлам. Трупы на
площади, трупы на вековых дубах, гордости министерства. Все уже кончилось
- на площади не было ни одной живой души, у сорванных с петель резных
дверей стояли солдаты.
из того, что можно было разбить и сломать. Он испытывал странное чувство -
так мог бы чувствовать себя старатель, долго скитавшийся без воды и пищи
по безлюдным местам и вдруг нашедший десятипудового золотого идола - и
нечем отбить кусок, и не на чем увезти целиком. Было все, кроме Ирины, и
оттого хотелось кого-нибудь убить, но всех, кого можно было, убили уже до
него.
высунув языки, расстрелянные прямо через сетку овчарки, поднялся в
резиденцию Морлокова. Судя по положению трупов, среди которых были и
синие, и какие-то в кожанках, морлоковцы пытались организовать оборону. На
постах здесь стояли сплошь бончевские особисты. Даниила они узнали,
переглянулись, но пропустили.
обломками хрусталя и обрывками бумаги, на деревянном жестком стуле сидел,
зажав ладони коленями, Вукол Морлоков - в парадной маршальской форме, при
всех орденах.
Морлокова не было страха - только тоска скульптора, чью статую разбили у
него на глазах, застывшее оцепенение Мастера, у которого отобрали
тончайшей работы механизм и варварски расколотили молотком. И больше -
ничего. Ни проблеска.
выбритый. В руке он держал дулом вниз десантный автомат-коротышку.
беречь и лелеять этого стервеца, но ведь может же он покончить
самоубийством, а?
нужно совсем иначе...
словно видел его впервые, покрутил головой, хмыкнул и направился к выходу,
четко печатая шаг.
раненая овчарка. Остановился у вольера, подумал и выстрелил. Визг