Чтение 16–й страницы книги ~Кошка в светлой комнате~

коньяком, повсюду валялись четвертушки сиреневой бумаги, исписанные
бисерным старушечьим почерком. Я поднял одну с кресла.

На крыльях не подняться

нам до Луны,

совсем другим приснятся

цветные сны...

- Вы еще и поэт? - сказал я.

- Все-таки, чем могу... - начал он, останавливаясь передо мной.

- Молчать, - сказал я, смахнул с кресла бумаги и сел. Достал пистолет,
снял его с предохранителя и положил на стол. Демонстративно посмотрел на
часы. Штенгер молча разевал рот.

- Это - для того, чтобы вы поняли, что дело серьезное, - кивнул я на
пистолет. - Вы расскажете мне все, что вам известно о вурдалаках.

- Но, Алехин...

- У меня мало времени, - сказал я.

Рассыпав пудру, Штенгер с бегемотьей грацией прянул к двери, распахнул
ее. Я не видел Кати, но там все было в порядке - пиит захлопнул дверь и
задом пятился в комнату, нещадно топча свои сиреневые вирши.

- Даю вам минуту, - сказал я. Жалости у меня к нему не было - слишком
многое приходилось вспомнить. - Вы расскажете мне все, что вам известно о
вурдалаках.

Довольно долго мы смотрели друг другу в глаза. И наконец он отвел
взгляд.

- Хорошо, - сказал он. - Можно, я оденусь? И выпить бы...

- Валяйте, - разрешил я. - Только без фокусов.

Он ушел в другую комнату, захлопал там дверцами шкафа. Я вышел на
площадку и поманил Кати:

- Иди, садись, только не вмешивайся.

К нам вышел Штенгер с большой буквы - вальяжный, приодетый и
причесанный.

- Вот, - сказал он, бросив передо мной свернутый в трубку лоскут ткани.
- Больше у меня ничего нет.

И глотнул прямо из горлышка, обливая крахмальный пластрон. Я развернул
лист. Это была карта континуума и в то же время карта острова - его
очертания повторялись и здесь, но если верить проставленному в милях
масштабу, созданный пришельцами мирок был больше острова раз в тридцать.
Этакая чечевичка сто двадцать миль на девяносто. Прекрасная карта с
дорогами, четкими надписями: "Город", "Ревущие Холмы", "Мохнатый Хребет",
"Вурдалачьи Леса", указаны даже мало-мальски крупные лесные тропы, родники
и форпосты Команды. Кати заглянула мне через плечо и восхищенно ахнула.

- Иди в машину, я скоро, - сказал я ей.

Она вышла, прижимая карту к груди.

- Откуда у вас это, Штенгер? - спросил я. - Украли небось?

- Джулиана дала, - сумрачно ответил он, допивая остатки коньяка. - А к
ней, по-моему, карта попала от Мефистофеля, я точно не знаю и не собираюсь
выяснять...

- От кого?

Выслушав его довольно долгий рассказ, я удивился не на шутку.
Оказалось, что наряду с вурдалаками, драконами и таинственными обитателями
отдаленных окраин, о которых рассказывают то ли глупые, то ли страшные
небылицы, существует еще некий Мефистофель. Живет он неизвестно где,
появляется когда каждый день, когда раз в год, обладает способностями,
которых нет и не может быть у обыкновенных людей, все знает, всех видит
насквозь, задает непонятные вопросы, и, хотя никому вроде бы не причинил
вреда, бытует стойкое мнение, что лучше от него держаться подальше. Сам
Штенгер лицом к лицу встречался с ним всего раз, месяц назад, чисто
случайно, и улизнул переулками под первым пришедшим в голову благовидным
предлогом.

Окончательно добило меня то, что по всем приметам этот их Мефистофель
как две капли воды походил на таинственного незнакомца, беседовавшего со
мной у обломков "Орлана", и это навело на мысль, от которой стало жарко:
неужели я в первые же часы пребывания здесь встретил одного из пришельцев,
сыгравшего со мной шутку? Его способности, превышающие человеческие, его
осведомленность в географии... Остается надеяться, что это не последняя
наша с ним встреча.

- Мефистофель вам сам сказал, что его так зовут, или это прозвище?

- Так его у нас называют.

- Логично, - сказал я. - И метко. Прощайте, Штенгер.

На лестнице я подумал, что и Штенгер, и проповедник, в сущности,
глубоко несчастные люди. Можно и должно их презирать, но трудно
ненавидеть. Два несомненно умных человека познали свой мир и сломались, не
выдержали, показалось, что жить не для чего. То, что у них есть
последователи, не удивительно. Удивительно, что их терпят. На месте Ламста
я давно перепорол бы недоумков в холщовом, а Штенгеру с проповедником
сунул в руки по лопате и заставил заняться делом. Яму, что ли, копать. А
потом закапывать. Жизнь от этого не стала бы прекраснее и благолепнее, но
смертей, разбитых судеб и глупостей поубавилось бы...

Кати сидела, развернув карту. Глаза у нее сияли. Она неохотно отложила
лоскут и включила мотор.

- Насколько я понимаю, ты везешь меня к вам? - спросил я.

- Ага.

- В Команду?

- В Отдел Исследований.

- А в чем между ними разница?

- Команда воюет, а Отдел занимается исследованиями.

- И много вас?

- Со мной - трое.

- Могучая кучка... - сказал я с сомнением.

7

На двери скромного трехэтажного здания в шесть окон по фасаду висела
рукописная выцветшая табличка: "Отдел Исследований". По-моему, весь Отдел
размещался на первом этаже, а остальные были пусты и необитаемы со дня
сотворения этого мира. Даже решеток на окнах не имелось.

Кати открыла дверь, и мы вошли. Стояла тишина, пахло сургучом и пылью,
и по коридору прохаживалась толстая рыжая кошка. Пират вопреки канонам был
с ней в самых теплых отношениях - они радостно устремились друг к другу,
обнюхались и пошли рядышком в глубь коридора, кошка с собакой.

- Вот сюда, - сказала Кати. - В эту дверь.

Я огляделся с сомнением. Даже учитывая местные масштабы, это нисколько
не походило ни на научный центр, ни на контрразведку. В комнате с белеными
стенами стояли диван, стол и небольшой шкафчик. На столе дряхлая
электроплитка и разобранный пистолет. И все.

- Ты куда это меня привела? - полюбопытствовал я, глядя в окно на
крохотный дворик, заваленный хламом - автомобильные покрышки, ломаные
ящики и старое железо. Черт знает что.

- Здесь мы отдыхаем.

- Мне работать нужно, а не отдыхать.

- Ничего подобного, - отмахнулась Кати, извлекая из шкафчика банки и
пакеты. - Сейчас я тебя накормлю и сварю кофе, а то на тебя смотреть
грустно.

Я и сам знал, что на меня смотреть грустно: за двое с половиной суток я
почти ничего не ел, не спал по-человечески, а голова болела как-то
особенно, как никогда раньше не болела - противно, сверляще.

- Ложись и спи.

- Да не стоит.

- Ну конечно. - Она насмешливо взглянула мне в глаза. - Как это такому
несгибаемому и волевому проявить слабость перед девчонкой? Это ж подумать
стыдно... Вались на диван и спи, ясно?

Я прилег, закрыл глаза, но из этого не получилось ничего путного - тут
же, словно чертик из коробочки, вынырнул небезызвестный Тимбус Серебряный
Кролик, веселый, полупьяный, с полным ртом золотых зубов и старомодными
усиками щеточкой. Я напомнил ему, что мы, собственно, пристрелили его в
Гонконге два года назад, но он объявил, что это мелочи, и стал приставать
с идиотскими вопросами: люблю ли я венгерскую кухню и эквадорскую керамику
и не кажется ли мне, что операция "Ронни-шесть" была дурно спланирована и
с самого начала обречена на провал, и просто удивительно, что нам тогда
удалось выиграть? Предположим, "Ронни-шесть" действительно была продумана
топорно и того, кто это допустил, давно погнали со службы, но я не мог
позволить какому-то паршивцу, тем более мертвому, хаять мою контору, и
начался долгий спор, причем мы все время переходили на личности. Когда я
послал его к чертовой матери, догадавшись наконец, что он мне снится,
оказалось, что кофе давно готов, пора вставать и вообще я сплю уже три
часа.

- Сколько городов ты посетил во время своих служебных разъездов? -
спросила Кати.

- Да штук двести, - сказал я и проснулся окончательно. - Кой черт,
зачем тебе мои города?

- Так. Иди ешь.

Все, что она выставила на стол, я смолотил, как оголодавший бегемот,
торопясь к архивам, и кофе допивал на ходу, едва ли не в коридоре. Архив,
разумеется, идеально гармонировал со всей здешней патриархальностью. В
маленькой комнате с одним окном стояли стеллажи, три штуки, с табличками
соответственно: "Город", "Вурдалаки", "Разное". Городу были отведены три
папки, вурдалакам - восемь, разному - одна. Остальные полки были