портье, и заковылял прочь, как огромная, карикатурная утка. Мгновение спустя
он скрылся за парой пухлых кресел.
как рак, портье пробивать телеграфные карточки.
газетной стойки. Тут он наклонился и сделал вид, что завязывает шнурки; в
руке его блеснуло что-то металлическое. Не потрудившись даже поймать взгляд
Сибил, Мик засунул ключ за бархатную подушку шезлонга, выпрямился, поправил
галстук, смахнул с рукава невидимую соринку и прошел в курительную.
с раззолоченным корешком том ежемесячника ?Доклады Королевского общества?, и
осторожно, кончиками пальцев, поискала за спиной ключ. Вот он, с номером 24
на медном овале головки. Устало - и, по возможности, благопристойно -
зевнув, она встала и направилась по лестнице наверх - леди, заскучавшая над
чрезмерно унылым журналом, удаляется к себе в номер.
изумилась своей нечаянной смелости, почти жалея об отправленной телеграмме.
Нуждаясь в каком-нибудь драматичном послании, чтобы отвлечь портье, она
вспомнила Чарльза Эгремонта и выплеснула наружу вскипевшую неожиданно
ярость. Странно, даже неприятно - ведь она считала, что давно выбросила
этого человека из головы.
телеграмму. Она слишком хорошо помнила это пустое напыщенное лицо, лицо
благостное, которое всегда извинялось, всегда поучало, и хныкало, и
клянчило, и плакало - и делало гадости. Дурак, тупой беспросветный дурак.
теперь крадешься по коридору - очень правильное слово, именно крадешься,
чтобы не щипцы какие-то там со столика в парикмахерской взять, а совершить
самую настоящую кражу. Будь у тебя хоть на грош ума, вышла бы ты сейчас из
этой гостиницы, затерялась в Лондоне и навсегда забыла бы про Мика, пусть
ищет. Да и не стал бы он тебя искать. Клятва? А что клятва! Ну нарушила бы
ты ее, добавила бы еще один грех к списку прочих, ничуть не меньших. Ну
почему, почему ты здесь, почему ты позволяешь, чтобы он крутил тобой как
хочет?
повертела в пальцах украденный ключ. Почему она это делает? Потому что Мик
сильный, а она слабая? Потому что ему известны тайны, неизвестные ей? Только
сейчас у Сибил появилось подозрение, что она влюбилась. Может быть, она
действительно испытывает к Мику нечто вроде любви, а если да, то это многое
объясняет, можно успокоиться и не изводить себя. Если это любовь, она вправе
сжечь за собой все мосты, парить в небесах, жить, повинуясь сердцу, а не
уму. И если она любит Рэдли, у нее есть наконец что-то, что она знает, а он
нет. Тайна, принадлежащая ей, только ей.
Проскользнув внутрь, она тихо прикрыла дверь и привалилась к ней спиной.
Света в номере не было.
здесь стоит масляная лампа.
между неплотно сдвинутыми шторами сочился тусклый газовый свет. Сибил
вытянула перед собой руки, оторвалась от двери и осторожно пошла по комнате;
через несколько шагов она наткнулась на что-то громоздкое (бюро, как
выяснилось позднее) и тут же заметила слабый отблеск света на ламповом
стекле. Осторожно, чтобы ничего не уронить, она взяла лампу, встряхнула ее и
услышала негромкое бульканье. Заправлена, так что теперь дело за Люцифером.
их обшаривать. Бумага, канцелярские принадлежности. Ничего полезного. И
сильно пахнет чернилами - пролили их тут, что ли?
погромыхиванию. Пальцы почти не слушались. Первый люцифер затрещал и с
шипением погас, заполнив комнату гнусным запахом серы. Второй осветил лампу.
Левой, отчаянно дрожавшей рукой она подняла стекло и поднесла пламя к черной
полоске фитиля.
собственное освещенное лампой отражение, потом оно повторилось в зеркальных
дверцах шкафа. На полу, и на кровати беспорядочно валялись груды одежды и
словно огромный, окутанный тенью ворон...
руке.
годами пылившаяся на чердаке. Он был закутан в длинный темно-серый плащ.
Нижнюю часть его лица скрывал черный платок.
вроде тех, какими мясники рубят мясо, клинок. - Сэм идет?
говорок цедил слова, как вязкую патоку, Сибил едва их разбирала. - Ты его
подружка?
его обокрасть, честное слово! Человек с ножом зловеще молчал.
дном.
слово! Меня послал сюда мой любовник, вот и все! Я не хотела, он меня
заставил!
обижать белую женщину. Потуши лампу.
Я... я не хотела сделать ничего плохого!
уверенность. - Плохо будет только Хьюстону, но это воздаяние по заслугам.
озадачен, не знает, что делать со свалившейся ему на голову девицей. - Как
тебя звать?
полоска бледной кожи, усеянная бисеринками пота. След от шляпы, догадалась
Сибил. Широкополой шляпы, защищающей от техасского солнца. Техасец шагнул
вперед, забрал у нее лампу и прикрутил фитиль. Его пальцы были сухими и
жесткими, как дерево.
и с ужасом ощущала присутствие этого человека.
звучал резко, неприязненно. - Ты хоть раз его спрашивала, одиноко ли ему?
честное слово! Никакого ответа.
вижу, и... - Он зашелся мокрым, болезненным кашлем.
этот человек не казался таким уж страшным. - В Техасе ты могла бы выйти
замуж. Начать все сначала.
приличного мужика, а не какого-то там сутенера. - Он отхаркался на пол. -
Ненавижу сутенеров. - Слова падали холодно и ровно, безо всякого выражения.
- Ненавижу, как ненавижу индейцев! Или мексиканцев. Мексиканских индейцев...
Французско-мексиканские индейцы, три сотни вооруженных ублюдков, а то и
четыре. На лошадях, добыли где-то заводные винтовки, сущие дьяволы.
вспомнить название из лекции Хьюстона. - Я слышала о... об Аламо.
неувядающей славой. Техасец откашлялся и снова сплюнул.
взяли в плен, все было мило и вежливо. А назавтра вывели за город и
хладнокровно расстреляли, всех. Выстроили в шеренгу и начали. Это была
бойня, настоящая бойня.
Заставили их тянуть бобы. Маленький глиняный горшочек, тянешь жребий,
вытащишь черный боб, и они тебя убивают. Вот что такое мексиканцы.
Доставалов Александр
Буджолд Лоис
Володихин Дмитрий
Корнев Павел
Лукин Евгений
Афанасьев Роман