И зачем только я представился так нескромно? Почтительность машин вскружила
мне голову. "Ваше десятинулевое превосходительство"! Я и повел себя как
превосходительство. И тут же был наказан. А восьминулевой первым кинулся в
атаку:
- Какие планеты вы знаете в нашем скоплении? Я стал припоминать.
- Ць, Цью, Цьялалли, Чачача, Чауф, Чбебе, Чбуси, Чгедегда, Эаи, Эазу,
Эалинлш, Эароп - ваша... Еще Оо.
- Нет, я спрашиваю по порядку. В квадрате А-1, например, мы знаем, -
затараторил А, - 27 звезд. У звезды Хмеас координаты такие-то, планет
столько-то, диаметры орбит такие-то, эксцентриситеты такие-то... - Выпалив
все свои знания о двадцати семи планетных системах, А остановился с
разбегу; - Что вы можете добавить, ваше десятинулевое.
- В общем ничего. Я, хм, я новичок в вашем шаровом. Я не изучил его так
подробно.
Затем на меня навалился С - химик.
- Атомы одинаковы на всех планетах. Сколько типов атомов знает ваше
десятинулевое?
Сто семь элементов были известны, когда я покидал Землю. Я попробовал
перечислить их по порядку: водород, гелий, литий, бериллий, бор, углерод,
азот, кислород, фтор, неон, натрий, магний, алюминий... В общем я
благополучно добрался до скандия. А вы, читающие и усмехающиеся, знаете и
дальше скандия наизусть?
- А изотопы? - настаивал дотошный С. И выложил тут же свой запас знаний: -
Скандий. Порядковый номер 21. Заряд ядра 21. Атомный вес стабильного
изотопа 45, в ядре 21 протон и 24 нейтрона. Нестабилъные изотопы 41, 43 и
44. У всех бета-распад с испусканием позитронов. 46, 47, 48 и 49 -
бета-распад с испусканием отрицательного электрона. У изотопа 43
наблюдается К-захват электрона с внутренней орбиты. Периоды полураспада: у
изотопа 41 - 0,87 секунды, у изотопа 43... - И закончил сакраментальной
фразой: - Что вы можете добавить?
Я молчал. Ничего я не мог добавить.
И тогда выступил В, чтобы добить меня окончательно:
- Но себя-то вы знаете превосходно, ваше десятинулевство? Что вы можете
сообщить нам о химическом составе своего тела?
- Очень много, - начал я уверенно. - Тело мое состоит в основном из
различных соединений углерода, находящихся в водном растворе. Важную роль
играют в нем углеводы, жиры, еще более важную - белки, строение которых
записано на нуклеиновых кислотах. Белки - это гигантские молекулы в форме
нитей, перевитых, склеенных или свернутых в клубки. Все они состоят из
аминокислот...
- Каких именно?
Я молчал. Понятия не имел. А у вас есть понятие?
- Входит ли в состав ваших белков аланин, аргинин, аснаргин, валин,
гистидни? - Он перечислил еще кучу "инов".
- Понятия не имею.
И, уже не величая меня десятинулевым превосходительством, машины заговорили
обо мне без стеснения, как я говорил бы о подопытной собаке:
- Он знает меньше нас. Возможно, он не десятинулевой на самом деле. Надо бы
вскрыть его кожух и пересчитать блоки.
- У него темп сигнала медленнее наших, - заметил С. - Ему на каждое
вычисление требуется больше элементов.
В уничтожил меня окончательно:
- У них, органогенных, сложный механизм с саморемонтом. Почти все элементы
загружены этим саморемонтом. Изучением мира занята едва ли сотая часть. -
Значит, он семинулевой практически! Если не пятинулевой!
- Он ниже нас. Ниже!!!
- Доложим! Немедленно!
У всех троих появились над головой чашеобразные антенны, встали торчком,
словно уши насторожившейся кошки. На всю планету В объявил о моем позоре:
- Объект, прибывший из космоса, оказался органогенным роботом. Он объявил
себя универсальным десятинулевым, но при проверке оказалось, что вычисляет
он медленно, знания его неспецифичны, поверхностны и малоценны. Ни в одной
области он не является специалистом, даже о своей конструкции осведомлен
слабо и нуждается в тщательном исследовании квалифицированными машинами
нашей планеты.
Я был так пристыжен и подавлен, что не нашел в себе сил сопротивляться; тут
же отдал для лаборатории три капли своей крови, замутненной аланином,
аргинином, аспаргином и черт знает еще чем.
Учиться никогда не поздно, и следующие дни мы провели в добром согласии с
любознательными А, В и С. В. свою очередь, и я проявлял любознательность, в
результате чего получил немало сведений о светилах, белках и изотопах.
Кроме того, мы совершили несколько занимательных экскурсий. А показал мне
астрономическую обсерваторию с великолепнейшим километровым
вакуум-телеспоком. (На шаровом делают линзы не из прозрачных веществ, а из
напряженного вакуума, искривляющего лучи так же, как Солнце искривляет
световой луч, проходящий поблизости.) В продемонстрировал электронный
микроскоп величиной с Пизанскую башню. С возил меня по городку Химии и
Физики, окруженному как крепостной стеной синхрофазотроном диаметром в
девять километров. И все трое вместе показывали мне завод, который я видел
издалека в день прибытия, - гигантское здание, полыхающее голубыми огнями.
Оказывается, это был завод-колыбель, здесь в массовом порядке с конвейера
сходили шести-семи- и восьминулевые А, В, С, D, Е, F, О, М, Р и прочие
буквы алфавита. Занятно было видеть на деловых дворах заготовки: шеренги
ног, левых и правых по отдельности, полки с ушами, штабеля глаз, квадратные
черепа, еще пустые, не заполненные памятью, и отдельно блоки памяти,
стандартные, без номеров. Тут же, рядом, за стеной, новенькие
отполированные восьминулевки проходили первоначальное программирование.
Срывающимися неотшлифованными голосами они галдели вразнобой:
- Дважды два - четыре. Знать - хорошо, узнавать - лучше... Помнить -
хорошо, забывать - плохо... Только Он помнит все.
- Кто же Он? - допытывался я.
- Вездесущий! Всемогущий! Аксиомы дающий!
- Он материализованная аксиома, - сказал В. Любопытное проявление идеализма
в машинном сознании.
- Откуда Он?
- Он был всегда. Он создал мир и аксиомы. И нас по своему образу и подобию.
Тут уж я расхохотался. Наивное самомнение верующих машин! Если бог, то
обязательно по их подобию.
- Разве вы не видели его своими собственными фотоэлементами?
- Он непостижим для простых восьминулевых. Он необозрим.
Все эти дикие преувеличения разжигали мое любопытство. "Кто же этот
таинственный Он? - гадал я. - Маньяк ли с ущемленным самолюбием, который
тешится поклонением машин? Фанатик науки, увлеченный самодовлеющим
исследованием ради исследований? Или безумец, чей бестолковый лепет
машинная логика превращает в аксиомы? "Непостижим! Необозрим!"
Но с машинами рассуждать было бесполезно. За пределами своей узкой
специальности мои высокоученые друзья не видели ничего, легко принимали
самые нелепые идеи. Впрочем, как я убедился вскоре, нелепости у них
получались и в собственной специальности, как только они выходили за