деяний. Самый безрассудный поступок в своей жизни я совершил, похитив Его.
Честно говоря, это был мой единственный безрассудный поступок. Даже мои
взаимоотношения с женщинами всегда представляли собой тщательно разученные
пьесы, каждый акт и каждая сцена которых просчитывалась еще до начала
представления. Не то чтобы я был холодным и бесчувственным, просто я
предпочитал оставлять за собой возможность выбираться из любовных историй
прежде, чем увязну в них слишком глубоко и придется резать по живому.
Теперь события обрушивались на меня так быстро, что я не успевал
увернуться. Мне необходимо было переварить это все и подвести кой-какие
итоги.
Но мне никак не удавалось начать мыслить ясно - мне в голову постоянно
лезла старая история о Франкенштейне. Черт бы побрал Мэри Шелли! Ее книга
преследовала меня. Она слишком напоминала мне мою собственную историю. Нет,
я, конечно, знал, что Он - вовсе не чудовище, которым пугают маленьких
детей. Я не боялся огромного кладбищенского монстра с телом, сшитым, как
лоскутное одеяло, из частей тел покойников, который рыщет в ночи и
выискивает жертву. Но я боялся того, во что превращался андроид. Это было
нечто такое, с чем я никак не мог смириться, чего не мог принять. Возможно,
конечно, при последнем изменении уродливая гусеница превратится в
прекрасную яркую бабочку. А что, если выйдет наоборот - бабочка превратится
в отвратительного ядовитого червя? В конце концов, на моих глазах
происходили такие перемены, каких не наблюдал ни один писатель, строчащий
книжки об оборотнях.
До сих пор Он с неподдельной искренностью убеждал меня, что эти изменения
необходимы, что без них Он не сможет использовать свою силу на благо
человечества. Интересно, демон доктора Франкенштейна тоже нашептывал ему
заманчивые предложения и обещал всяческие чудеса? Нет! Это неправильный ход
мыслей. Я верю Ему. Несмотря на все кошмарные мутации, через которые Он
проходил, я все еще доверял Ему, доверял больше, чем любому человеку, за
исключением Гарри. Внезапно я громко расхохотался над этим сравнением. Ведь
андроид даже не человек! Я доверился искусственно созданному набору тканей
и органов, сконструированных - наукой, а не Господом Богом - с таким
расчетом, чтобы по всем параметрам превосходить человека. Ну так что ж?
Если я не могу доверять существу, превосходящему человека, то из этого
следует, что человек, существо, стоящее в интеллектуальном и моральном
смысле на порядок ниже Его, еще меньше заслуживает доверия. Нет уж, лучше я
останусь с Ним. В конце концов, я ведь обещал. Он зависит от меня. А если
Он сожрет меня, чтобы удовлетворить свою чудовищную потребность в энергии,
тогда получится, что сами ангелы надули меня. В конце концов, если учесть,
что во всех святых книгах говорится о непостоянстве ангелов, такой вариант
был вполне возможен, но я не думал, что это может произойти со мной.
Решив довериться ходу событий, я почувствовал изрядное облегчение. Я
презирал эти поиски более прочной веревки. Если я не смогу перебраться на
другой берег, то, значит, сорвусь, и черт со мной. Я все еще испытывал
страх, но мучительное беспокойство о том, правильно ли я поступаю, ушло,
словно схлынувшее половодье, и оставило меня очистившимся. Я скинул ружье с
плеча, зарядил его, дослал казенник и с самыми серьезными намерениями
принялся высматривать лося.
А вместо этого нашел волков. Вот радости-то.
Не знаю, была ли это та самая стая, с которой мы с Ним дрались прошлой
ночью, или другая. Еще до того, как я их увидел, я услышал их вой,
пронзительный, исполненный одиночества, звериный и в то же время какой-то
человеческий. На этот раз у меня с собой было крупнокалиберное ружье плюс
наркопистолет, и я расхрабрился, хотя на самом деле не стоило бы. Я
взобрался на перевал. Оттуда открылся вид на небольшую долину. Она тянулась
примерно на милю, после чего плавно переходила во взгорье. В сотне ярдов от
меня стая из восьми волков сгрудилась вокруг какого-то убитого ими
животного. Судя по всему, волки уже насытились и теперь просто дурачились,
играли изодранной тушей, вырывали ее друг у друга и отбегали на несколько
шагов. Через несколько минут они бросили тушу, сбились в кучу и побрели в
мою сторону.
Я присел и затаился, постаравшись слиться с окружающей средой. Если волки
заметят меня прежде, чем нужно, это испортит мне всю охоту - а возможно,
неприятности этим и не ограничатся. Восемь волков, желающих с вами
поссориться, - это чертовски большое количество клыков и когтей.
Ветер дул от волков ко мне, потому я знал, что учуять меня они не могут.
Они пустились было бежать вприпрыжку, потом притормозили, потом снова
прибавили ходу. Когда они были в какой-нибудь сотне футов от меня, я
прицелился в лоб вожаку и медленно нажал спусковой крючок.
Грохнул выстрел.
Эхо выстрела заметалось между склонами холмов с такой силой, словно тут
дала залп батарея тяжелых орудий. Голова вожака разлетелась вдребезги. Его
отшвырнуло футов на шесть. Он упал на снег и остался там лежать, истекающий
кровью и, несомненно, мертвый. Остальные волки поджали хвосты, помчались
вниз по склону и не остановились, пока их не поглотила темнота. В прошлый
раз у нас были только наркопистолеты, а они стреляют бесшумно. А вот
ружейный выстрел мгновенно нагнал на волков страх. И правда, выстрел был
даже громче, чем я сам ожидал. Он напугал меня почти так же сильно, как и
зверей. Я подождал несколько минут, пока не услышал волчий вой. Я знал,
что, если буду лежать неподвижно, они вернутся. А волков легче тащить
домой, чем лося.
Прошло десять минут, прежде чем первый волк высунулся из лощины, пытаясь
спрятаться среди скудной растительности. Он заметно дрожал, но явно был
преисполнен решимости и готовности убивать. Возможно, я бы и не заметил
его, но он пробирался через пустошь. Я уловил краем глаза какое-то смутное
движение и повернулся, чтобы понаблюдать за ним. Волк был один. Он робко
подошел к тому, что совсем недавно было его собратом, обнюхал тело и
принялся обеспокоенно оглядываться по сторонам, словно чуя присутствие
силы, нанесшей смертельный удар вожаку. Волк задрал голову и принюхался, но
ветер по-прежнему дул в мою сторону. Тогда волк завыл.
Вскоре к смельчаку присоединились остальные. Они переступали с лапы на лапу
и изо всех сил пытались уверить себя, что ничего не боятся.
Я поднял ружье и прицелился в самого крупного волка, но тут мне в голову
пришло кое-что получше. Я тихо положил ружье рядом с собой и вытащил
наркопистолет. Он был куда меньше ружья, и мне пришлось даже снять
перчатку, чтобы держать его как следует. Я прицелился в стаю, нажал
спусковой крючок и повел дулом справа налево. Задело всех. Я снова застыл,
просто чтобы убедиться, что все в порядке. Несколько волков попытались
бежать, но успели сделать лишь несколько шагов. Потом наркотик
подействовал, и они осели на землю.
Я убрал пистолет и спустился к спящим бестиям. Они лежали, разинув пасти, и
с клыков капала слюна. От них несло запахом падали, которую они недавно
пожирали. Я пристрелил двоих, а прочих решил оставить. Мне не по душе
превращать живую плоть в мертвое мясо, и я стараюсь делать это как можно
реже.
Я достал из кармана веревку, связал трех дохлых волков вместе и поволок их
домой. Вместе три зверюги весили больше меня, так что это была нелегкая
работенка. Я запоздало сообразил, что мне следовало взять с собой снегоход.
К счастью, снег сперва растаял на их еще теплых телах, а потом замерз и
превратился в лед, так что волчьи туши достаточно прилично скользили по
насту.
Добравшись до хижины, я свалил волков на крыльце, а сам зашел в дом. Я
открыл дверь, ведущую в погреб, и щелкнул выключателем - Он, когда
спускался, не потрудился зажечь свет. Я уже спустился на две ступеньки,
когда снизу донесся Его голос, глухой и странный, Его и в то же время не
Его, совсем не такой, как полтора часа назад.
- Джекоб, стой где стоишь, - сказал Он. Я остановился и посмотрел вниз.
Лестница выходила в один конец погреба, и сверху невозможно было увидеть,
что там происходит в другом углу.
- Что случилось? - спросил я.
- Ничего особенного.
- Тогда я спущусь.
- Нет! Я... я сейчас представляю из себя неприятное зрелище, - сказал Он. -
За последний час произошло главное изменение. Так что ты лучше оставайся
наверху.
Голос чем-то напоминал запись, сделанную на скорости семьдесят восемь
оборотов в минуту, а проигранную на скорости в сорок пять оборотов, но все
же слова звучали достаточно внятно, и в нем сохранились некоторые прежние
нотки, позволившие мне понять, что голос действительно принадлежит Ему.