треволнений, я советую не заходить в чужие дома, где занавешены окна и
ничто не нарушает тишины. Пройдите мимо, не поддавайтесь искушению - и вы
избежите всего, что может нарушить ровный ход вашей жизни, и к старости у
вас не останется таких воспоминаний, которые заставили бы сожалеть о
чем-то.
французы. Но в тот раз я был в таком состоянии, что мне нужна была как раз
какая-то неожиданность, моя личная неожиданность, так сказать,
персональное приключение. Мне мало было того, что вся экспедиция наша
попала в переделку, какой нам лучше бы не переживать; мне этого было
недостаточно, потому что наше общее приключение не облегчало моего
положения, не уменьшало той ответственности за корабль и людей, которая
лежала на мне, капитане, и ощущалась даже во сне. Я никогда не уклонялся
от ответственности, но теперь чувствовал, что нужна передышка, какая-то
интермедия, то, что в мое время называлось разрядкой. И вот поэтому я
согласился (хотя это было и не по правилам) сопровождать Шувалова на
планету для установления контакта с ее населением, хотя правильней и
разумней было бы остаться на борту: за контакт я не отвечал, а за корабль
отвечал. Я Мотивировал свое согласие тем, что если кораблю, что-то
угрожает, то угроза эта придет только с планеты - ждать ее из пространства
не приходилось; и по той же причине я перемахнул через забор и напился
холодной колодезной воды во дворе, а потом отворил дверь, оказавшуюся
незапертой, и шагнул вперед, в темноту.
что-нибудь; ступал я осторожно, стараясь не нарушить тишины. Все же пол
скрипнул под ногами, и я замер, но ничего не случилось. Я постоял немного,
чтобы глаза привыкли к освещению - вернее, к его отсутствию, - и понял,
что нахожусь в прихожей, достаточно просторной, почти лишенной мебели,
только на стене висела вешалка, очень похожая на те, что были на Земле в
мое время, и в углу стояла не то табуретка, не то скамеечка - я не
разобрал и не стал уточнять. Прихожая была слегка вытянута, и кроме той
двери, в которую я вошел, там было еще две - одна справа, другая передо
мной, с торца. Я провел ладонью по стене, пытаясь нашарить выключатель, и
не обнаружил его; мне не сразу пришло в голову, что в доме может просто не
быть электричества, потому что все тут было таким земным, что, казалось, я
сейчас войду в комнату - и увижу непременно стол, и диван, и телевизор в
углу, и полку с книгами, и полдюжины стульев, и коврик на стене или шкуру,
и акварель Суныня или еще чью-нибудь, и в углу будет торшер, а с потолка
будет свисать светильник с пластиковыми колпаками на две или три лампочки.
Одним словом, мне казалось, что я сейчас отворю дверь - ту, что с торца,
потому что если я пойду вправо, то попаду на кухню, в ванну и так далее, -
отворю дверь в комнату, и кто-то повернет голову, отрываясь на миг от
телевизора, и скажет знакомым голосом: "Где ты пропадал так долго? Садись.
Есть хочешь?".
смешно от того, что я крадусь тут на цыпочках, словно вернувшись домой
после криминального недельного отсутствия. И я кашлянул, чтобы
предупредить того, кто должен был находиться в комнате, чтобы не испугать
его своим внезапным появлением. Потом я подошел к двери и отворил ее.
что представил себе в прихожей, пока глаза привыкали к темноте, на самом
деле могло существовать только в моем воображении, и я это отлично знал, и
был внутренне готов к тому, что на самом деле увижу нечто совершенно
другое. И тем больше было мое изумление, даже не изумление, может быть, но
чувство, весьма похожее на страх, когда я пригляделся и увидел, что
воображение мое на этот раз словно бы смотрело сквозь стену и видело то,
что находилось в этом помещении.
стене. Телевизора, правда, не было, и никто не сидел перед ним. Но был
диван. И кто-то лежал на диване и спал, и если прислушаться, можно было
уловить едва заметное легкое, размеренное дыхание. Перед диваном лежал
коврик, и то, что стояло на нем, до смешного напоминало наши земные
домашние туфли без задников, а размер их был таков, что можно было без
колебаний сказать, что на диване спит женщина - впрочем, и дыхание
говорило о том же.
не мог разобрать, какого оно было цвета. Я смотрел на нее не настойчиво,
чтобы она не ощутила во сне моего взгляда я не проснулась (я не хотел
будить ее, хватало уже и того, что я вломился без спроса). Под влиянием
какого-то трудно объяснимого, а может быть, и вообще необъяснимого порыва
я вместо того, чтобы, удовлетворившись результатами разведки, тихо выйти,
вернуться к Шувалову и вместе с ним пораскинуть мозгами над тем, что же
делать дальше, - вместо этого я подошел к окну, - ступая смело, хотя и не
очень шумно, раздвинул плотные занавеси, - утро хлынуло в комнату, - и,
повернувшись к той, что спала на диване, сказал весело и ласково:
планете незнакомой звездной системы, за много световых лет от Земли, где
эти слова в подобной обстановке, может быть, и оказались бы уместными. Я
забыл, что немногие вещи способны так встревожить человека, как неожиданно
раздавшиеся рядом звуки чужого языка - даже при условии, что моя речь
будет воспринята ею именно как язык, а не как, скажем, собачий лай; я
забыл и сказал это.
теплую, мягкую, уютную подушку (представилось мне), и сонным голосом
пробормотала:
того услышала и поняла меня!
бывает. И я был здоров, не бредил и не галлюцинировал.
легковерных пришельцев из космоса, - устройства, которые в темной прихожей
анализируют наши мысли и воспоминания, а в комнате показывают нам то, что
мы хотели бы видеть и слышать, и тем самым усыпляют нашу бдительность,
чтобы потом разделаться с нами, как это в мое время описывалось у Брэдбери
и других?
вздохнула, повернулась ко мне и открыла глаза. Она увидела меня, и я
увидел ее. Увидел и сказал:
была она. Если бы у нее была, допустим, сестра-близнец, я бы не спутал их,
я уверен. Но здесь была она сама, и никто другой.
ее смотрели на меня, но сначала не видели. И вот увидели, я понял: она
тихо вскрикнула и закрылась одеялом.
что память через столько лет проносит образы и звуки неискаженными? Во
всяком случае, память не дала мне никаких оснований сказать" что это - не
ее голос.
мной?
забраться, чтобы наконец снова найти тебя!
вспоминать. И потом, разве я был виноват в том, что случилось? Но знаешь,
давай поговорим об этом в другой раз.
полулежала, закрываясь одеялом.
что-нибудь такое, как в тот раз? После таких вещей трудно остаться в
живых. Очень трудно. Я не выйду. Просто отвернусь. Одевайся.
и там, по ту сторону забора, должен был стоять Шувалов. Однако его не
было. Не дождался, подумал я. Ушел бродить по городу, неугомонный
старик... Я подумал об этом равнодушно, потому что сейчас это не имело
ровно никакого значения.
находились близ звезды, которую в любой момент могло разнести, как котел с
неисправным предохранительным клапаном, как ядерный реактор, вышедший
из-под контроля; ничего не значило то, что миллиардам людей на Земле и во
Андреев Николай
Ковальчук Вера
Березин Федор
Каргалов Вадим
Самойлова Елена
Акунин Борис