Чтение 16–й страницы книги ~Мессия очищает диск~

знаменитому каменному полу, где за прошедшие века остались цепочки выбоин от
тысяч ног обучающихся монахов. Небесные драконы резвились в сизой пелене,
взмахивая чешуйчатыми бородами, и конца-края этому буйству стихий не
предвиделось.

Уставших за день монахов, спящих в сэнтане , не больно-то
интересовали игры драконов и ярость Гуаньди, ужаса бесов. Спи, пока дают, -
ведь в конце пятой стражи
так или иначе подымут и заставят идти во двор, под большой двускатный навес,
лишенный стен, где и посадят в двухчасовую медитацию, которая должна
напоминать обитателям Шаолиня о девятилетнем сидении великого Пути Дамо
, Бородатого
Варвара, Патриарха-в-одной-сандалии. И уж наверняка наставники с палками
жестоко вразумят тех ленивцев, кого станет клонить в сон или кого обеспокоят
посторонние мысли о сырости и холоде. Ударят дважды, по одной палке на
каждое плечо провинившегося, не жалея сил и рвения, а ты кланяйся да
благодари учителей со всем тщанием за рачительную заботу о твоей личности!

Так что спите, братья, пока спится, сбросив монашеское платье на внешний
край узкой скамейки-ложа, представлявший из себя полированный оловянный
выступ!

Спите и не интересуйтесь тем глупцом, который теряет драгоценные часы,
медленно пробираясь из внутреннего зала в зал внешний, неразличимой тенью
мелькая в просветах между колонн перехода. Ну, приспичило кому помочиться
невзирая на ливень - так что ж теперь, всем из-за этого не спать?!

Во всяком случае, Змееныш Цай очень надеялся, что никто из отдыхающих
монахов не станет тратить редкие минуты сна на наблюдение за ним, ничтожным
кандидатом; а уж по части умения неслышно перемещаться в любом незнакомом
помещении лазутчик жизни мог дать фору матерой лисе, забравшейся в курятник.
Змееныша вместе с остальными соискателями только прошлым вечером пустили в
сэнтан и разрешили там ночевать, а до того они спали во дворе под навесом,
мучаясь от ночной прохлады и насекомых. Никто ведь и не знал, что бабка
лазутчика Цая с пеленок приучала внука к весьма своеобразному способу
ночного отдыха, вымотавшему бы иного неподготовленного человека до предела:
заснув, Змееныш непременно просыпался после трети отведенного для отдыха
срока, затем бодрствовал одну четверть общего времени и снова засыпал,
мгновенно проваливаясь в небытие и вставая в точно назначенную самому себе
минуту.

Сейчас это просто спасало лазутчику жизнь - ведь он не рискнул бы на
глазах у преподобных отцов демонстрировать свое знакомство с тайнами мазей и
иглоукалывания, особенно когда ты не имеешь права говорить вслух об истинной
цели подобного рода занятий!

А жить-то хочется...

Вот и ходил Змееныш каждую ночь тайком в Храм теплой комнаты, где монахи
обрызгивали по утрам себя и друг друга подогретой в чанах водой. Глотал
пилюли, продлевающие молодость, мучил тело иглами, втирал в кожу мази и
сбрызгивал каплями отваров, с ужасом видя, что принятые меры смогут продлить
его ложную юность в лучшем случае еще на полгода.

Значит, это и есть тот срок, в течение которого надо выковырять из
монастырских щелей ответы на вопросы судьи Бао. Выковырять, в руках
подержать, сунуть за пазуху - и, что самое главное, суметь с ними вернуться.

Ну что ж, значит, так тому и быть...

Ползи, Змееныш!

***

Возвращаясь обратно из Храма теплой комнаты и подставляя разгоряченное
после притираний лицо дождевым струям, Змееныш Цай вдруг резко остановился -
и через мгновение растворился в мерцающей водяной завесе. Распластавшись
всем телом на шероховатой стене сэнтана всего в десяти шагах от входной
двери, куда лазутчик не успел нырнуть, он с удивлением выяснил, что не
одинок в своей любви к ночным похождениям.

Более того: не узнать в бредущем через весь двор монахе преподобного Фэна
с его неизменным диском под мышкой мог только слепой.

Старый монах шел, не оглядываясь по сторонам, неестественно выпрямив
спину, ступая подчеркнуто твердо - в отличие от его обычного мягкого, слегка
крадущегося шага. Змеенышу даже показалось сперва, что монастырский повар
страдает одержимостью, ибо так ходят люди, чьим телом насильно завладел бес
или дух умершего.

А учитывая то, что творилось сейчас в Поднебесной...

Преподобный Фэн наискось пересек внутренний двор, некоторое время постоял
под ливнем, чернея каменной статуей в синих вспышках молний, и уверенно
направился к западному крылу монастыря - туда, где находились патриаршие
покои. Вход в эти помещения был закрыт для всех, включая и самого уродливого
повара. Это не распространялось на нескольких особо доверенных лиц и высших
иерархов братии, а остальные члены общины могли только мечтать о подобной
привилегии.

Пеньковые сандалии повара глухо шлепали по мокрым плитам, а за маленькой
фигуркой с деревянным диском неслышно и невидимо крался Змееныш Цай, время
от времени нервно принюхивавшийся, словно поймавшая след охотничья собака.

Но близко подходить к запретному входу в покои патриарха преподобный Фэн
не стал. Обогнув западное крыло, он той же уверенной походкой двинулся к
решетчатым, никогда не запирающимся воротам, за которыми начиналась
массивная каменная лестница, ведущая в монастырские подвалы. Согласно
правилам обители, все двери в монастыре были открыты для любого монаха, будь
он новичком или опытным наставником Закона, - за исключением все тех же
покоев патриарха. Но подвалы Шаолиня... Ведь именно там, в этих смертельно
опасных подземельях, располагался знаменитый Лабиринт Манекенов, созданный
гениальным механиком древности, который, по слухам, и сам не всегда знал,
каким образом срабатывает его детище!

И Змееныш Цай, ни минуты не колеблясь, последовал за странным поваром,
когда тот принялся спускаться по блестящим от дождя ступеням во мглу
подземелья.

Внизу царила непроглядная темень, но для двоих людей, оказавшихся в сыром
коридоре, свет не был так уж необходим: отец Фэн явно ходил здесь далеко не
в первый раз, а умение видеть в темноте испокон веку числилось в списке
талантов семейства Цай. Поэтому Змееныш не упустил того момента, когда
преподобный повар остановился и принялся совершенно бессмысленно тыкать
краем своего диска в оказавшуюся перед ним дверь.

Змееныш Цай нырнул в тень удачно подвернувшейся ниши - темнота темнотой,
а осторожность еще никому не повредила - и пригляделся.

На двери просматривались смазанные следы от множества печатей -
наложенных, а затем не особо тщательно соскобленных, словно хозяин этой
двери знал: опечатывать дверь придется еще неоднократно, так что стараться
не стоит.

За этой дверью и начинался Лабиринт Манекенов.

И именно эту дверь опечатывали за спиной вошедшего внутрь монаха - потому
что обратного пути для сдающего высшие экзамены не было.

Обратный путь вел разве что в канцелярию владыки Преисподней, князя
Яньло, где трусу назначат следующую жизнь по мерке его дрожащей душонки.

Повар еще несколько раз ткнул диском в дверь, отозвавшуюся недовольным
гулом, и присел на корточки. Вынул из-за пазухи тряпку и принялся елозить по
своему диску. Стер часть написанного, потом отцепил от пояса привешенный к
нему берестяной короб, извлек из короба кусочек уголька и задумчиво
уставился в слезящийся потолок.

Уголек ткнулся в полированную деревянную поверхность - сперва неуверенно,
как новорожденный кутенок вслепую ищет материнский сосок, затем все
настойчивей...

"Пишет, - догадался Змееныш. - Цзин и жань, чистое и грязное. Как же у
него дождем-то все иероглифы не посмывало?.. Или посмывало все-таки?! Но
тогда что он стирал тряпкой?"

Монах через некоторое время удовлетворился результатом и гнусаво
захихикал. Смех его внезапно заполнил весь коридор, скрытые за дверью
подземелья радостно откликнулись, преисполнившись сумрачного веселья. Но так
же неожиданно, как и возник, смех странного монаха Фэна смолк.

На мгновение оторопевший Цай завертел головой и проворонил тот миг, когда
преподобный Фэн подпрыгнул, как тощий облезлый кот, трижды ударив в стену
рядом с дверью. Для этого монаху пришлось извернуться всем телом, потому что
иначе не было никакой возможности сперва пнуть ребром левой стопы в ничем не
примечательный камень на уровне пупка, потом левой ладонью звонко шлепнуть
наотмашь о выбоину чуть повыше лица - и тут же, словно оттолкнувшись от
воздуха, взмыть на добрый локоть, крутануться волчком и подошвой правой ноги
влепить добрую пощечину выщербленному кирпичу, напоминавшему оскаленную
морду сказочного зверя гунь.

Дверь в Лабиринт Манекенов подумала-подумала, обиженно заскрипела и стала
открываться.

Приземлившийся и замерший на корточках отец Фэн неслышно захлопал в
ладоши, подобно играющему ребенку, затем подхватил с земляного пола свой
диск и бегом кинулся в темноту, где незримо крылись тысячи смертей.

3

Дверь за спиной монаха немедленно захлопнулась, не оставляя Змеенышу Цаю
выбора: оставаться здесь или же набраться смелости и последовать за поваром.

Наверняка именно в Лабиринте, откуда выходили с клеймом тигра и дракона
на руках или не выходили вовсе, и крылась разгадка головоломки, мучившей
судью Бао, но Змееныш был далек от того, чтобы переоценивать собственные
силы.

На всякий случай он подошел и надавил на дверь.

Нет.

Дверь не поддавалась, а открыть ее тем же способом, что и старый Фэн...
Вот они, потайные "ключи": ребристый камень на уровне пупка, выбоина на