Чтение 16–й страницы книги ~Акванавты~

похожее на женский каприз. Черт подери, я даже немного смущен.

- Вот видишь, - смягчается голос, - мне больно слышать дерзкие речи. Но
я как женщина великодушна и прощаю тебя.

- Спасибо. Но тем не менее должен заметить, что власть твоя эфемерна.
Ночь уходит с наступлением дня и тьма исчезает.

- День!.. - Голос презрительно высокомерен. - Что есть день? Жалкий
обман планетарных масштабов. Все остальное пространство - безграничная
тьма. И ты смеешь возражать против этого?

- Смею. Тьма - обедненное светом пространство и только. Но стоит ли
спорить об этом? Может быть, просто скомандовать скутеру включить
освещение?

- Не нужно. Впрочем, попробуй. Я все равно останусь с тобой в другом
своем качестве. Ты уже мой! Навсегда... Погляди: в твоих руках горит
голубая звезда. Это судьба.

Бросаю взгляд на батиметр. Чистый голубой огонек... В сердце вонзается
жало веселого ужаса. Меня разбирает смех.

- Я не боюсь тебя, Бездна! Ведь это твое настоящее имя, не так ли?

- Я не скрывала. Но ты слишком поздно догадался об этом.

- Не имеет значения. В конце концов я намерен взять у тебя интервью.

- Любопытно. О чем же ты хочешь спросить? Ах, я уже знаю! У него было
странное имя - Вилем... Кажется, так?

- Верно. Ты буквально читаешь все мои мысли. Да, Вилем Пашич... Но
по-чему же "было"? "Было" - очень нехороший симптом.

- Скверные предчувствия не обманули тебя. И довольно об этом.

- Продолжай! Хочу знать все о его таинственном исчезновении. Иначе я не
поверю тебе. Слышишь, ты...

- ...Дорогая! Назови меня так хотя бы однажды, - раздается тихий и
грустный смешок: - Какие вы странные, люди... Даже в объятиях Бездны вам
обязательно нужно думать о ком-то другом.

И столько неподдельной тоски в этом признании, что где-то внутри все
цепенеет от жалости. Удивительный голос. Голос сумеречного одиночества...

- Зачем тебе Вилем? Слышишь, я произношу это имя с презрением. Да, я
ждала его, надеялась, но все понапрасну. Упрямец не желал познать
беспредельность. И страшно наказан. Он спит, и уже никогда не проснется.
Зачем тебе он? Ведь ты не знаешь его! Вы ни разу не были вместе, как ты и
я, как ты со мной!..

- Видишь ли... - прерываю поток быстрых, горячечных слов. - У нас, у
людей, довольно обширная география. Но мы научились крепко стоять друг за
друга. Жизнь научила... Впрочем, для тебя все это - китайская грамота.

- Не к месту, - возражает голос. Опять он насмешлив, как прежде.

- Что не к месту?

- Китайская грамота. Все, что угодно, только не это. Я не впервые
встречаюсь с людьми, и могла бы похвастать знанием языков, о которых твои
современники имеют очень смутное представление. Первые морепроходцы.

- О, я понял, довольно! От слов твоих веет ароматами кладбища.

- Но ты не обвиняешь меня?

- Нисколько. С точки зрения морского права твоя деятельность
безупречна.

- Оставь иронию. Нам следует поговорить серьезно.

- Нонсенс!.. О чем серьезном можно говорить с тобой? Я не могу
испытывать доверие к невидимому собеседнику. Даже с таким вот приятным и
волнующим голосом.

- Ты ставишь условия? Впрочем...

Фраза не закончена. Молчание. За этой незаконченностью и молчанием
чувствуется напряженная борьба непонятных мне решимости и опасений. С
любопытством ожидаю финал.

- Впрочем, я не слишком упряма.

Ага, победила решимость.

Краешком глаза вижу: в стороне возникает темное
вертикально-продолговатое пятно, окруженное призрачным сиянием. Где-то в
отдалении начинают дробно бить барабаны - тягучий и однообразный ритм.
Пятно растет, приближаясь, и теперь я могу разглядеть женскую фигуру,
закутанную с головы до пят в черное, усеянное жемчужными брызгами
покрывало.

- А вот и я, - говорит знакомый голос. - Ты удивлен? Ничего, это
пройдет. Как тебе нравится мой туалет?

Удивлен! Мне кажется, это недостаточно точное слово для характеристики
моего состояния.

Женщина в черном ждет ответа. Не вижу, но чувствую пристальный взгляд.
Драгоценная ткань довольно прозрачна, и даже в тех местах, где она
собирается в складки, просвечивает обнаженный торс весьма совершенных
пропорций. Края покрывала у ног обрамляет черная пена тончайших кружев.
Лица не видно под черной густой вуалью, но я не сомневаюсь, что оно
прекрасно.

- Эффектно... - говорю, принужденный ответить. - Очень эффектно. - И
неизвестно к чему добавляю: - Мария Кристина Гонсалес!..

- Ты забыл мое имя? - смеется.

- Нет, представь себе, помню. Бездна Пучина Кальмарес и Тьма...
Кажется, так?

- Не совсем, - что-то лукавое слышится в этих словах.

Две лампады источают спокойный фосфорический свет. Одна из них голубая,
другая - бледно-лиловая. Это светящиеся глубоководные медузы. Меня
искушает желание видеть лицо незнакомки, но свет "лампад" недостаточно
ярок, чтобы пройти сквозь вуаль.

- Не совсем! - повторяет она торжественным тоном. - К перечню моих имен
ты забыл добавить собственную фамилию.

- Польщен, мадам, но вы меня, признаться, озадачили...

Из-под черного покрывала медленно высвобождаются великолепно изваянные
женские руки. Ложатся мне на плечи. Обнимают за шею. Где-то рядом неистово
бьют барабаны.

- Свадебные барабаны, - шепчет она. - Понимаешь?.. Ты мой!

Ощущаю трепет прильнувшего гибкого тела. Кружится голова. Кажется, я
задыхаюсь!

- Оставьте, мадам! Все это вульгарно и глупо!

Пытаюсь стряхнуть с себя цепкие руки.

- Ты мой! - жарко шепчет в лицо через вуаль. - Мы связаны узами тайного
брака. Обними же меня! Крепче, ну! Уйдут суета и тревога, остановится
время. Во вселенной нет никого, кроме нас. Ты и я! И с нами полночь твоих
желаний...

Прочь, все твои чары напрасны, я все равно не смогу быть с тобою,
уйди!..

Объятия жарче, сильнее, шепот все ласковей и неразборчивей.

Полночь ли, полдень, свет или тьма, добрая, слегка ошалевшая фея со
мной или красивая ведьма, жив или мертв... Стоит ли думать об этом? Может
быть, просто взглянуть ей в лицо и забыть обо всем? Взглянешь - и крышка.
Камнем на дно, как другие...

Срываю вуаль. А-а-а!.. Страшная карнавальная маска, мертвые дыры
глазниц.

И снова где-то внизу, в глубине, завывающий крик. Отчаянный, дикий и
жуткий в своем одиночестве...

Я уже не корчусь в объятиях - мне все равно. И вовсе это не руки, а
змеи. Страшная маска - сама по себе, змеи - отдельно. Их много,
отвратительно толстых питонов, я в центре клубка. Маска, оскалив
светящиеся зубы, плавает рядом. За ней волочится длинный светящийся хвост.

В голове вскипает знакомый стеклянный шум. И вдруг словно пелена падает
с глаз: я вижу хрустальный колокол света от прожекторов Манты. Ощущаю
встречный ток воды, удушье проходит. Значит, идет декомпрессия, или,
попросту говоря, я поднимаюсь. Нет, не я поднимаюсь - меня поднимают. Выше
и выше. Со скоростью света. Это, конечно, гипербола, но как выразиться
иначе, если голубой карбункул батиметра на глазах становится
изумрудно-зеленым? Со скоростью цвета? Пусть так, а вот с головой у меня,
должно быть, не все еще в полном порядке, иначе бы я догадался, кто меня
тащит. Нет сил шевельнуться.

Змеи, питоны... А раньше были женские руки. Смешно! Можешь смеяться,
последний раз в своей жизни, потому что это не змеи, не руки - щупальца
это, громадные щупальца в бородавках-присосках, каждая из которых
величиной с добрый кулак. А сзади - громадная скользкая туша, оглянись и
увидишь. Зачем? Знаю и так: я в лапах гиганта. Жалкий цыпленок в когтях у
орла... Адиос амор [прощай любовь (исп.)]. Бездна Пучинос и Тьма, - ты
умеешь шутить, старая ведьма, умеешь, должен признаться... Ладно, прощаю,
мужчины тоже умеют прощать...

Кристалл отливает зеленым сиянием. Потом постепенно желтеет. И вдруг -
остановка: не чувствую тока воды. Все внутри холодеет: конец... Вижу
затылком раскрывшийся клюв и нацеленный глаз. Примеряется, гад!.. Откусит
голову? Или сразу станет терзать на куски? Лучше бы сначала голову; хрум,
как орех, и жри...

Сдавленный кольцами щупалец, забываюсь в смертной тоске.

Сверху тихо и мягко опускается тайра. Поравнявшись со мной, подбирает
края своей королевской мантии, втягивает тонкие щупальца внутрь полусферы.
Королевский книксен... Спасибо, Ваше Величество, но я уже не верю в
приметы. Ах, Вы пришли посмотреть, как палач приведет в исполнение
приговор Бездны! Тысячу раз благодарен, Ваше присутствие скрасит
несчастному страшную казнь... Чего же ты ждешь, многорукая тварь?!

Кракен словно раздумывал. Сплетал и расплетал кольца щупалец, трогал
меня то одной "рукой", то другой, будто важно было знать ему: жив человек
или мертв. Дотянуться бы мне до квантабера!.. Манта спокойно плавает рядом
- ей плевать на хозяина. Что с ней? Почему не стреляет эта мнемотронная
дура?

На меня с любопытством глядит безобразная маска. Та самая, которая так
меня напугала. То, что мне показалось пустыми глазницами, на самом деле -