Сзади бабахнуло.
Я обернулся, прыгнул, успел пригнуть ружье к земле до того, как
прогремел новый выстрел. В ногу что-то ударило, но боли я сгоряча не
почувствовал.
-- Ты... -- я запнулся. Даже спасительная во всех случаях брань не шла
в голову.
-- Идиот! Не догадался придержать дверцу! -- прорычал Олег. -- Может,
единственный в жизни шанс...
Я все еще тянул на себя горячие дымящиеся стволы. Тянул и
прислушивался. Нигде не было ни шороха, ни падения, ни стона, ни крика. А
полет у сов совсем беззвучный.
Олег швырнул ружье на заднее сиденье и ждал, поставив ногу на ступеньку
и налегая подбородком на открытую дверцу. Я возился со стартером, машина не
хотела заводиться. Видно, подсели аккумуляторы. Я сплюнул. Хромая, побрел
крутить ручку.
-- Давай я, -- с готовностью предложил Олег. На мое счастье, мотор
завелся.
-- Ты не сомневайся, я целил в крыло, -- беспокойно пояснил Олег, когда
машина тронулась.
-- В руку, -- машинально поправил я, притормаживая у павильона
автобусной остановки.
Кто-то разбил здесь лампочку. Но с помощью спички в расписании можно
было разобраться.
-- Ты зачем остановился? -- спросил Олег.
Я молчал, сложив руки на баранке. Прошла минута, другая. На степь
накатывала предутренняя сырость, заставившая меня поежиться. Где-то вверху
рокотал рейсовый самолет Ташкент--Дели.
Олег понял. Открыл дверцу машины и вышел.
-- Ружье возьми, -- напомнил я.
Но он уходил к павильону и не оглянулся.
27
00.00.00 Документ3
Феликс Яковлевич Дымов. Букля
Павлов С.И. Неуловимый прайд. / Дымов Ф.Я. Благополучная планета. /
Силецкий А.В. Тем временем где-то... : Фантастические повести и рассказы/
Сост. И.О.Игнатьева. -- Худож. С.С.Мосиенко. Оформл. Е.И.Омининой. -- М.:
Мол.гвардия, 1988, 384 с. I 5-235-01019-1. с. 166-180.
1
О чем подумает нормальный здравомыслящий человек при виде рыжего негра?
Первым делом, что напекло голову солнцем, что пересидел вечером у
телевизора, до сих пор в глазах розовые голографические чертики из
рок-сериала, что лукавый бармен капнул в фирменный безалкогольный напиток
чего-нибудь одурманивающего. Коли природа обделила тебя воображением -- а
именно таких набирают в Международную Вахту Паритета, -- то удовлетворишься
еще более простым предположением: мол, шевелюра у нового напарника крашеная,
и, к лицу она ему или не очень, тактичнее всего чужих странностей не
замечать.
Известно, однако, удобное объяснение не обязательно самое верное.
Второй год носил "полковник" Занин свое временное представительское звание.
И хотя звездочки на погонах в их службе не предусмотрены, да и сами погоны
никогда не отягощали занинских плеч, и невооруженным глазом было видно:
явившийся на смену шикарному парню Дику новичок натурален от огненных вихров
над крутым черным лбом до мягких мара-фонок. Редкое, можно сказать --
невозможное сочетание мастей. И кто знает, не поставлена ли перед
красавчиком задача каким-то образом вывести из себя "восточный сектор"?
-- Добро пожаловать! Вэлкам! -- на правах старожила приветствовал гостя
советский представитель Вахты. -- Дмитрий Занин.
-- Кен Лазрап, -- представился американский коллега.
Синхронные улыбки, краткое, но крепкое -- на измор -- рукопожатие,
дозированный наклон головы. До "верительных грамот", слава человеческому
легкомыслию, не дошло. Почти одновременно Кен Лазрап преуморительно сморщил
нос, Дмитрий Занин службицки выкатил глаза, и оба облегченно рассмеялись.
Страшнее всего на Вахте нарваться на зануду.
-- Давно в Паритете? -- спросил Занин.
-- Пятый год. На вахте впервые.
Об этом можно не сообщать, это видно по голым шевронам. Чтоб заработать
к ним пальмовую ветвь, надо отдежурить в таком вот бункере два полных срока.
Месяц. И еще месяц после двухнедельного перерыва. Тогда тебе присвоят
временное представительское звание не ниже советника второго ранга, в
просторечии подполковник. И легкой тебе службы, камрад, получи право три
замечательных года ничего не делать шесть часов в сутки, с отпуском за
каждый месяц этого ничегонеделания. Ну, правда, не великое удовольствие
высиживать здесь целую смену, загнав внутрь себя даже тень страха, даже
квант паники. А поскольку людей с медленной кровью -- чтоб уж совсем на
зависть рыбам -- мало, то и охочих сюда не слишком. Да и отбор такой, какой
когда-то космонавтам не снился.
Условностей на Вахте хоть отбавляй. Начиная с излишества самой Вахты.
Ибо что может сделать человек там, где и автоматам не справиться? Недоверие
к партнеру на заре разоружения породило массу... как бы помягче
выразиться... взаимобесполезных, зато абсолютно симметричных мер. По тому
наивному детскому принципу, который описал в своем рассказе Михаил Зощенко:
"А если ты, Лелишна, съела конфету, то я еще раз откушу от этого яблока". --
"А если ты, Минька, опять откусил от яблока, то я съем еще одну конфету".
Короче, бдительность и контрмеры -- вместо того чтоб одному отказаться от
своей очереди хода, а другому немедленно ответить тем же. Принцип на
принцип. Рано или поздно, разумеется, процесс ядерной разгрузки сдвинулся
все-таки с мертвой точки, покатился потихоньку к нулю. И худо-бедно, с
ограничениями, оговорками и отступлениями достиг на Земле желанного уровня.
А вот в космосе заклинило. "Не можем существовать без ядерного
оборонительного щита", -- провозглашает одна сторона. "Но вы же свой щит и
над нашими головами вешаете, -- возражает другая. -- А ежели рухнет?" В
общем, разлад. Ни дипломатия, ни здравый смысл, ни третейские судьи --
неприсоединившиеся страны -- не помогали взаимопониманию. Никто не осуждал
высокие договаривающиеся стороны: вся история планеты -- это войны,
политический шантаж, демонстрация военных мускулов. Но народы истосковались
по мирному небу. Надоело дрожать, надоело бороться за выживание, хочется
выжить. А компромисса нет как нет.
Пока вдруг не нашлось поистине соломоново решение: замкнуть системы
сами на себя. Хотите запустить ваш щит? Запускайте. А мы к нему, выражаясь
фигурально, приспособим ма-ахонький такой взрыватель. Начнет звено щита
падать -- по злому умыслу или из-за неисправности -- мы, не разбираясь,
провокация это или нападение, нацелен удар на собственные города или
предназначен наши с горизонтом сровнять, в ту же секунду тихенько,
аккуратненько, на безопасном от Земли расстоянии разносим ваши ядерные
боеголовки вдребезги. У вас спутники? Прекрасно. А у нас следящие лазеры.
Отклонится бомбочка с заявленной орбиты хоть на метр -- тут ей и финиш.
Сместится луч лазера хоть на угловую секунду с оси слежения -- и кольцевое
отражающее зеркало обратит его вспять, а бомба тут же накроет подконтрольную
территорию. Словом, паритет. Опасность поровну. И спокойствие на равных.
Одно от другого никуда.
На первый взгляд, разумно. На второй -- тоже. Учредили Вахту -- семь
чрезвычайных постов в семи точках Земли. Для надежности. И независимости. А
насчет личных свойств вахтенных -- настроенности на принятие решения,
чувства ответственности, порога возбудимости и еще ста двадцати параметров
-- так об этом больше народу заботилось, чем при выборе невесты для чемпиона
породы. Шутка ли, защитник нации, часовой Земли! Стопроцентный американец
против стопроцентного русского, точнее, советского. А чтоб, мало ли, не
сговорились против человечества (смешно, вахтенным только аварийные телефоны
доверены!), совмещали их всего на полсрока. Поэтому сегодня Дика заместил
Кен Лазрап. А через две недели кто-то из своих заменит Занина.
Как и положено победителю жесткого отбора, раздумья не отразились на
занинском челе. Дмитрий сделал приглашающий жест рукой. Мол, принимай
хозяйство, коллега. И повел Кена вокруг полуовала спаренного пульта. Показал
две одинаковые каюты с бытовками, спортивный зал, бассейн. И снова святая
святых бункера -- спаренный пульт.
После обхода последовал традиционный обмен авторучками. Отвинтили
колпачки, извлекли стержни, почти не отличимые от обыкновенных "шариков" без
пасты. Через эти импровизированные соломинки высосали на брудершафт
содержимое авторучек. Кен в своей пронес виски. Занин с начала дежурства
хранил коньяк с капелькой лимонного сока под мембраной -- на запивку. Трудно
поверить, что начальство с обеих сторон не догадывалось об истинном значении
сувениров. Но, спасибо ему, не вмешивалось. Чем достигало неслыханного
успеха в укреплении доверия. А значит, и в деле паритета.
Кен оказался во всех отношениях симпатичным малым, и время покатилось
быстро. По дисплеям проплывали сбалансированные данные. Один телевизор гнал,
как правило, детективы, другой -- экзотические танцы. Два плэйера изливали
похожую музыку. На теннисном корте выигрывали строго поочередно. Ничто не
предвещало неожиданностей. Заниным уже начало овладевать чемоданное
настроение. Все чаще вспоминалась нетерпеливая дочкина ладошка в руке.
Труднее стало отгонять видение затуманенных от первых ласк прохладно-серых