Чтение 16–й страницы книги ~Парадокс Великого Пта~

Хенгенау поддерживал относительно ровный "климат" в своей каморке-пещере.
Дым от костра уходил в небольшое отверстие, расположенное под потолком
помещения.

Спал он мало. Вместо постели бросил на пол легкую надувную лодку,
прихваченную на всякий случай. Перед тем как заснуть, подолгу лежал,
устремив неподвижный взгляд в догорающие угли, и думал.

Будущее его не тревожило. Все, что было возможно сделать, для своего
будущего, он сделал. Предстоящий торг с джентльменами его не беспокоил.
Они не дураки, эти джентльмены. Получив деньги, Хенгенау выйдет из игры,
дождется Бергсона и займется наконец этой странной штукой - даром
всемогущего Случая.

"Приносящий жертву уподобляется богу". Какую мысль вкладывал в эти
слова первобытный индеец? О жертве Хенгенау имел представление. А какое
понятие вложено в слово "бог"? "И звезды меняют свои пути". Нет, a priori
[до опыта (лат.)] этого не постичь. Нужен Бергсон, нужна лаборатория.
"Маугли" где-то в окрестностях тайны. Организм как воск. Из него можно
лепить что угодно. Фокус удался. Но почему "Маугли" повторяет один и тот
же фокус? Почему он, Хенгенау, как провинциальный маг, вытаскивает из
цилиндра только голубя? А зрители требуют, чтобы он вытащил кошку. Теперь
он свернул "Маугли", сумев создать только обезьян. А разве он не хотел
этого? Когда много лет назад он задумывал "Маугли", это было именно так.
Сначала он шел ощупью. Сначала он, насколько это было возможно, изолировал
организм от внешнего воздействия. Ему был нужен экспериментальный
материал. И он получил его. Жалкие существа восемь лет ползали по
террариуму, пока ему удалось поставить их на ноги.

Потом эта сыворотка, разящая, как расплавленный металл. Он выполнил
обещание, данное Гитлеру. Он доказал, что эволюция обратима. И можно бы
успокоиться на этом. Но вот побочные явления?.. Они не укладывались в
схему... Что-то стояло за "этими", выглядывало из их опустошенного
мозга... И однажды даже прорвалось наружу.

Охранники поймали индейца, бродившего в окрестностях лаборатории.
Хенгенау принял его за шпиона и бросил в террариум. А на другой день с
изумлением убедился, что индеец обладает непонятным иммунитетом к "этим".
Он ввел ему сыворотку. Индеец ухмыльнулся и попросил коки. Затем началось
странное. Он стал болтать про "приносящего жертву", в молитвенном экстазе
воздевая руки кверху, и все говорил о каком-то храме, где царствует
ушастый бог...

Хенгенау не думал в тот день, что в образе этого индейца к нему пришел
сам великий Случай. Болтовне индейца он не придал значения. Просто этот
индивидуум заинтриговал его своей стойкостью к сыворотке. Это был первый
побочный фактор, и профессор не мог не считаться с ним. Он подверг индейца
всестороннему исследованию, но не нашел в его организме никаких
существенных отклонений от нормы. Тогда ему пришло в голову испытать на
индейце поле, в котором сыворотка обретала свои качества...

Как хорошо, что Зигфрид, испугавшись, машинально включил киноаппарат.
Так появился кусок пленки, который Хенгенау демонстрировал Бергсону.
Остальная часть ленты оказалась безнадежно испорченной. Но в памяти
Хенгенау увиденное отпечаталось прочно.

Индеец не выразил никаких чувств, когда Хенгенау приказал Зигфриду
повторить опыт. Сунув индейцу пачку коки, они втолкнули его в камеру и
плотно задвинули защитный экран. Хенгенау нажал кнопку на панели
управления и приник к окну из свинцового стекла... Индейца не было. Из
камеры внимательным взглядом смотрело ушастое существо, напоминающее
человека и в то же время резко отличающееся от него. Ушастый держал в руке
жезл, словно протягивал его кому-то невидимому. Через секунду картина
изменилась. Ушастый уже выглядывал из высокой травы, которая колыхалась
под ветром, и, казалось, что-то говорил. В это время за спиной Хенгенау
охнул Зигфрид. Старик вздрогнул и увидел, что защитный экран стал
подниматься. Он немедленно выключил прибор. Индеец как ни в чем не бывало
стоял посреди камеры. Его челюсти ритмично шевелились, перекатывая жвачку.
Зигфрид, пятясь, выбирался из лаборатории. Хенгенау не остановил его. Он
выпустил индейца и стал его расспрашивать. И опять услышал молитву про
"приносящего жертву"...

С большим трудом ему удалось добиться от индейца связного рассказа о
дороге к храму. Потом, увидев статую, лишенную жезла, Хенгенау стал кое о
чем догадываться. Он пожелал еще раз проделать опыт с индейцем. Но что-то
не получилось. Случай, давший ему возможность приподнять уголок занавеса и
заглянуть на сцену, где готовился интересный спектакль, не повторился.

Бергсон в России. Оставалось только ждать.

Старик подбросил веток в костер. И вдруг почувствовал, что сильно
проголодался. Ему захотелось сварить кофе. Он протянул руку к канистре с
водой. Она была удивительно легка. Тогда Хенгенау вспомнил, что не
наполнил ее днем. Ручей протекал неподалеку. Но на сельву спустилась ночь.
Старик задумался. Потом решительно поднялся и, захватив канистру, шагнул в
темноту.

Когда его шаги смолкли, в глубине центрального зала пирамиды мелькнула
тень. Темное тело бесшумно скользнуло вдоль стены и исчезло в той стороне,
откуда только что вышел старик.

Всемогущий Случай, теперь уже в лице одного из его бывших питомцев,
снова вышел навстречу Хенгенау. И это была его последняя встреча со
Случаем. Фиолетовые обезьяны бегали действительно быстро.

- Я боюсь их... Уберите поле, господин профессор. Там же смерть. Ради
создателя, уберите поле... Не надо... Зачем здесь индеец? Коричневая
тварь... Почему у меня двоится в глазах? Отто? Я тебя предал, Отто...
Простишь ли ты мне когда-нибудь?.. Они сожрут тебя, Отто. Нет, я обману
их, я скажу тебе... Ха-ха-ха! Хенгенау хотел меня отравить... Как
цветных... А я ушел... Тысячу песо за тайну. Хенгенау давно надо убить...
Тысячу песо за выстрел... Отчего я такой трус?.. По песочку бежит кошка...
Море и трава... Кошки в траве... Да уберите же их! Слишком много... Они
живые... И их много... Отто, не верь документам. Тот человек сбежал...
Всем на все наплевать... Хенгенау верит, что ты ему служишь... И они -
тоже... Идиоты... Чужой труп кремировали, а он сбежал... Слишком поздно я
понял все... Но я устрою... Опять гудит эта проклятая штука... Тысячу
песо... Изумруды валяются под ногами... Откуда тут изумруды?.. Взять?..
Ха-ха-ха... Я всегда ненавидел кошек... Кошки лгут... Отто, гони их прочь.
Всех...

Зигфрид Вернер метался в бреду. Чернявый, которого в этом квартале Рио
контрабандисты звали Хозе Марчелло, а проститутки - попросту "Свинцовым"
за серый цвет лица, исполнял несвойственные ему обязанности сиделки. Он
заботливо поправлял простыни, подносил к губам Зигфрида стакан с
апельсиновым соком и вообще вел себя так, что хозяйка его квартиры только
изумленно таращила выпуклые, как у овцы, глаза и шептала соседкам, что не
иначе ее квартирант рехнулся, заразившись от того сумасшедшего, которого
он приволок под ее кров.

Но Марчелло знал, что делал. Он показал Зигфрида знакомому врачу. Тот
обнадежил, что болезнь немца пройдет сама собой. "Покой, покой, покой", -
сказал врач. Он произнес еще какое-то мудреное словечко, которого Хозе не
запомнил. Да это ему и не нужно было. Покой немцу он мог обеспечить. Покой
не модный курорт. Он показал хозяйке кулак и щедрой рукой отсчитал
несколько засаленных бумажек на провизию. Хозяйка проблеяла, что дон Хозе
может быть уверен, и на первый случай принесла фруктов и рыбы. Фрукты
Марчелло взял, а рыбу бросил ей в подол. Хозяйка догадалась: через час на
столике у кровати Зигфрида дымилась чашка бульона. Марчелло удовлетворенно
заворчал и приступил к делу: разжал немцу зубы и влил ему в рот содержимое
чашки. Хозяйку он выгнал из комнаты, опасаясь, как бы она не подслушала
бред Зигфрида. Этот немец был его находкой. Только его!

Немец болтал про изумруды. За изумруды Хозе готов был держать его на
полном пансионе хоть целый год. "Свинцового" смущало только то, что в
бреду немец к словам о драгоценных камнях примешивал болтовню о толпе
привидений, которые будто бы охраняют россыпи. Мало ли что можно
наговорить в бреду. Но когда Хозе раздевал немца в первый вечер, из-под
подкладки его пиджака выкатился камень в несколько десятков карат. И этот
изумруд отнюдь не был привидением.

Когда через несколько дней Зигфрид впервые пришел в себя и, обведя
глазами комнату, остановил вполне осмысленный взгляд на человеке, сидящем
у его кровати, Хозе ухмыльнулся: врач не обманул. Теперь надо было умело
поговорить с немцем. И к этому Марчелло был подготовлен. Недаром он
столько времени потратил на неусыпное наблюдение за больным.

- Где я? - спросил Зигфрид.

Хозе помолчал с минуту, потом медленно произнес:

- Вы хотели бы видеть своего брата?

Немец вздрогнул, по лицу пробежала гримаса страдания. Наконец он
неуверенно сказал:

- Мой брат умер. Кто вы такой? Кто вам дал право допрашивать меня?

Хозе усмехнулся и подумал, что на этот раз он попал в точку. Нет,
недаром он так внимательно прислушивался к бреду сумасшедшего.

- Меня зовут Хозе, - сказал он спокойно. - Это имя вам ничего не
говорит, правда? Я мог бы рассказать вам свою биографию. Но к чему? Зачем
Зигфриду Вернеру знать, что Хозе Марчелло в юности был пеоном на гасиенде
одного богатого дурака, потом служил в "Юнайтед фрут" рядовым матросом, а
теперь вот живет в Рио и даже имеет некоторые сбережения, часть которых он
потратил на то, чтобы сохранить жизнь вышеупомянутому Вернеру? Зигфриду
Вернеру незачем это знать. Важно другое: Хозе Марчелло ознакомился с
некоторыми подробностями биографии Зигфрида Вернера. Если Хозе сейчас
встанет и выйдет на улицу, то в четырех кварталах отсюда он найдет внешне
ничем не примечательное здание, в котором размещается редакция одной особо
любознательной газеты. Обезьяны нынче у всех на устах... Зигфриду просто
повезло, что он наткнулся на Хозе...