на миг вспыхнул мстительный огонь, но Корд взял себя в руки, кивнул
своим, и они пошли за ним, как послушные гуси.
серьезных глазах не осталось, а выглядела она милой и усталой.
Если пообщаться со слугами - кухня, прачечная, конюшни - в той стороне.
Рыцари... ну к ним пока не стоит, эти надутые дурни слишком ревностно
блюдут дистанцию. А у нас дела... Да и отоспаться надо. Прощай!
глазами и застыл. Я попятился, а когда на меня уже никто не смотрел,
кроме огра, повернулся и пошел к выходу.
одни тучи. Однако весь двор залит светом факелов, свет падает из всех
окон. На той стороне двора в окружении простого народа, веселого и
гогочущего, двое жонглеров ловко перебрасывают друг другу дубинки.
Постепенно в воздухе замелькало шесть штук потом добавились два ножа,
улыбки на лицах жонглеров застыли, руки двигались с такой скоростью, что
я не мог рассмотреть пальцы. Народ сперва визжал от восторга, потом
умолк, все смотрели с немым восторгом.
там двое играли на подобиях гитар, а молодая красивая женщина кавказской
национальности плясала что-то зажигательное в стиле Кармен, короткое
платьице взлетало на-а-а-амного выше колен. Среди собравшихся было
немало солдат. Они ритмично хлопали, один вскочил и пустился выделывать
коленца перед плясуньей. Она хохотала, красиво закидывая голову, трясла
плечами, в глубоком декольте призывно шевелилось что-то мягкое и жидкое,
похожее на молоко в тонких целлофановых пакетах.
осада, но почему-то кажется, что, не будь осады, все равно в суровом
мире Зорра разудалые песни не прозвучат. По крайней мере на городских
площадях.
и великолепной конюшней, собрал вокруг себя праздный народ какой-то
растрепанный проповедник, что-то выкрикивал, вздымал к небу костлявые
руки, рвал на себе остатки волос и разбрасывал в стороны. Он показался
мне провинциальным трагиком.
почти месяц ехал в команде Ланселота, где если и говорили о Морданте, то
с ненавистью и презрением. Ладно, Ланселот мне не указ, но Мордант
ненавидит и Бернард, а он мне друг, о Морданте с презрением отозвалась
принцесса, а для меня ее мнение свято, Мордант при мне обругал и проклял
умница Асмер...
медленно заползало в мою душу. Мордант - типичное средневековое
королевство, но именно таким я и представлял Средневековье: огромные
каменные стены и башни, замок, катапульты, шумный рынок... но
одновременно обилие еды и питья, множество праздного народа, что
собирается вокруг бродячих певцов и жонглеров, из оружейных выносят
охапками мечи вперемешку с косами, сохами, а то и плугами, в булочных
пекут сладкие хлебцы и тут же выкладывают для продажи, торговцы хватают
за руки и показывают на горы винограда, на яблоки, истекающие сладким
соком груши, а чуть дальше начинаются длинные ряды, заполненные крупной
речной рыбой, толстой, жирной, с раздутыми от икры боками.?.
бурлит... Близость войны почти не ощущается, мне никак не удается
пробудить в себе гнев на коллаборационистов. Мордант явно сотрудничает
или торгует с Тьмой, это ясно. А может, и то, и другое. Здесь заняты
собой, своими реформами, а в общей войне либо не участвуют, либо в самом
минимальном объеме. Типичная нормальная реакция современного мне
государства: на меня не напали, а выступать под знаменем некой общей
идеи... не смешите мои тапочки! Какие общие идеи с Зорром, где попы
почти что правят королевством?
остановился возле колодца, жадно напился. На меня тоже деликатно не
обращали внимания, хотя явно знали о моем статусе пленника. Молоденькие
женщины хихикали и бросали игривые взгляды. Одна прошла совсем близко,
пахнуло запахом свежего молока и сена, веселые глазки стрельнули в мою
сторону. Я услышал быстрый шепот:
широкие бедра так и ходят, как волны прибоя из стороны в сторону. Даже
чересчур покачиваются. Дразнит. Уверена, что я не в силах оторвать взор.
дырявой крыши вырываются клубы дыма, что на темном небе кажутся серыми,
зато искры уносятся быстрые, трепещущие. Вот рассыпались в выси
бенгальскими огоньками... Ведь ночь же, должны работать разве что
булочники, чтобы к утру свежий хлеб, да стражи обязаны бдить, но здесь
ночная жизнь в полном разгаре, как на Тверской...
свежим сеном, чистейшей водой, ячменем или пшеницей, не различаю их, но
как наяву вообразил себе крупные зерна. Интересно, какие тут кони... А
может, в этой конюшне у них и ручные драконы? Или одомашненные?
метров на пять во все стороны свалены кипы свежайшего сена. Молоденькая
девушка лежала на сене, готовясь заснуть, уютно устроилась, а при моем
вторжении испуганно приподняла голову. Наши взгляды встретились. Ее щеки
начал заливать румянец, она испуганно поправила платье, натягивая его на
пятки, снова посмотрела на меня испуганно, румянец разлился на все лицо,
покраснел даже лоб, запылали уши, стала розовой шея...
опустился на сено с нею рядом. Я почти слышал, как испуганно колотится
ее сердечко. Глаза ее заблестели, как будто она готовилась зареветь. Я
приглашающе вытянул руку, она вздрогнула, но послушно опустила на нее
голову. Я почесал ей за ухом, она вздохнула с благодарностью,
придвинулась и положила голову мне на плечо, рукой трепетно обхватила за
шею.
в чреслах чувствовал странную нежность, от которой защипало в глазах, а
в груди стеснило дыхание. Ее волосы щекотали нос и губы, я почти жадно
вдыхал аромат свежего сена, пахучих трав и цветов.
от сурового злого мира, что обступил нас со всех сторон. Я чувствовал
тепло ее мягкого тела, чувствовал его нежность, но все страшился
спугнуть очарование, что посетило впервые со дня... нет, впервые в
жизни.
с балки клок сена. Под темным потолком пробежал мелкий зверек, в сене
некстати затирлинькал уцелевший кузнечик. Или сверчок. Я закрыл глаза,
стало жарко, словно огонь разгорается внутри головы.
пухлые губы показались сердито надутыми, потом я решил, что она вот-вот
заплачет. Я привлек ее снова к себе, не в силах видеть вопрошающие
глаза.
покорное тело, оно стонало и запрокидывало голову, я чувствовал, что не
удержал в себе зверя, грязного и похотливого, зверь тут же завладел
душой, телом, и я, ощутив себя оборотнем, использовал ее тело для своих
звериных нужд, остановиться не мог и даже не пытался, пока огненная лава
не прорвала мир. Я вскрикнул, зарычал по-звериному. Волна сладострастия
тряхнула еще и еще, удовлетворенный зверь наконец уполз в свою нору, а я
обнаружил, что лежу на растерзанной женщине.
стекла на троллейбусной остановке. Следующая мысль была схватить ее в
охапку и пообещать жениться... как-нибудь потом, когда вернусь из
похода, но послышались всхлипывания, я повернулся, девушка смотрела со
страхом, губы ее распухли, на нижней кровоподтек.
в объятия, я гладил ее по голове, утешал, даже чесал спину, не зная, что
еще сделать, ибо в этот миг утешить ее казалось даже важнее, чем вся
наша поездка с Беольдром.
неинтересно? Мне так стыдно! У меня плохая одежда... и я ничего не умею.
ладони, прижал к своей груди. Сердце колотилось часто и мощно. Она ревет
не потому, что я ее обидел, а из страха, что мне с ней не понравилось!
и сильно, ибо я всего лишь поддался мужской слабости, но никого не
обидел, тем более - женщины.
искренне. - Спи! И пусть тебе приснятся самые лучшие сны.
звуков музыки, хохота, веселых голосов. На том месте, где танцевала
женщина кавказской национальности, теперь шумно отплясывали здоровенные
мужики, человек семь, в круг то и дело выталкивали женщин,
раскрасневшихся и веселых, то ли незамужних, то ли пользующихся случаем,
когда мужья спят или в отлучке. Некоторые еще стеснялись, но я видел,
как их заводят запретные ночные танцы, хотя какие они уже запретные,