Чтение 16–й страницы книги ~Имаго~

- Надо было брать, - заявил Бабурин. - Они ж до фига получают!... Им за Россию платят, как за джунгли Вьетконга. А еще суточные, наградные, полевые... для них Москва - минированное поле. Эта негра получает за неделю больше, чем наши академики за год!

- Как вы можете такое говорить, - сказал Майданов с достоинством. - Как вы можете!... Здесь все на другом уровне. Милосердие украшает сильного, значит, мы - сильнее.

Бабурин раскрыл рот, не понял, повернулся ко мне:

- А ты че, Бравляга?

На балкон медленно вплыла с подносом в руках Анна Павловна. Лицо ее было слегка распухшее, словно после недавнего сна или долгого плача. Распухший нос она старательно запудрила. На подносе подрагивал чайник, чашки позвякивали, только розеточки с вареньем стояли как приклеенные.

Мы вчетвером принялись суетливо и бестолково перетаскивать на стол это все хозяйство, Анна Павловна поспешно разливала чай, явно мечтая поскорее уйти.

Я ответил тихо:

- Не знаю. Милосердие вроде бы хорошо, правильно, возвышенно... Но только жизнь - вот она, совсем другая. А в ней милосердие не только слабость, но и несправедливость, ибо поощряет гадов.

Майданов возразил нервно:

- Не нами сказано, что каждый акт милосердия - ступенька к небесам! Чтобы прощать, надо больше отваги, чем для наказания. Слабые думают только о мести, а не о прощении! Прощать могут те, кто сильнее.

Лютовой согласился:

- Да, приходится прощать, когда нет силы, чтобы в пятак... Нетрудно быть целомудренным тому, у кого кривая рожа... Можно мне чашечку пополнее? Благодарю! Это варенье даже лучше, чем прошлое, хотя и то было просто божественное... Как вы его делаете?

Анна Павловна грустно улыбнулась, на бледных щеках на миг проступили девичьи ямочки и тут же исчезли.

- Я по старым книгам, - ответила она тихим голосом. - Да по рецептам моей бабушки...

Она попятилась к выходу с балкона, явно страшась, что спросим что-то про Марьянку или про негра, отшатнулась, ибо навстречу вышли двое весьма респектабельных мужчин. Осмотрелись, приятно улыбаясь по книге Дейла Карнеги "Как заводить друзей и влиять на общество", глава седьмая, параграф двенадцатый, один чем-то неуловимо похож на Майданова, хотя выше на полголовы, тяжелее вдвое, похож на канцлера Коля, прозванного Медведем, второй тоже похож на Майданова, хотя намного мельче, суше, без живота, с длинным ястребиным носом.

Они быстро, но без назойливости, оглядели нас, и тот, что похож на дрессированного медведя, вежливо поклонился и сказал густым медвежьим голосом:

- Вы уж простите, что мы так... без звонков, без долгих согласований. Но дело нам показалось неотложным. Позвольте представиться, я - Ильясов, а это мистер Джеггерсон. Мы из научно-исследовательского Центра прикладной генетики...

Мы не нашлись, что сказать, только Бабурин сказал бодро:

- Да-да, парни, вы мне звонили, помню!... Ни хрена не понял, но это фигня - садитесь, щас вам чайку!

Двое помялись нерешительно, наконец Ильясов сказал конфузливо:

- Ну, если мы вас не обременим-с...

И я понял, чем они с Майдановым похожи.

- Так в чем дело, пиплы? - спросил Бабурин жизнерадостно. Оглянулся на нас, сказал весело: - Да плюйте щас, тут все други!... Мы - одна команда, друг друга не закладываем.

Ильясов всматривался в него со странным выражением. Я бы назвал это смесью брезгливости и восторга.

- У нас в институте проходят сложные тесты, - сказал он конфузливо. - Все анализы крови...

Бабурин насторожился, даже с лица чуть опал.

- Вы что, с дуба рухнули? Еще скажите, что у меня СПИД отыскали!

Ильясов вскричал протестующе:

- Нет-нет, что вы! Совсем наоборот! Даже совсем наоборот. Мы потому и пришли к вам...

- Ну?

- Вашу ДНК проверили трижды, а потом прогнали по всем тестам, проверили и перепроверили на всем ЭВМ. Даже советовались с коллегами из Штатов. Те тоже проверили на своих компьютерах и подтвердили полностью. Словом, мистер Бабурин, чтобы не утомлять вас...

- Ну-ну, телись дальше! Я ни фига не понял во всех твоих ДНК. Это что - двинутый нападающий крайний?

- Мистер Бабурин, это значит, что у вас - гениальная генетическая карта! Точнее, генетическая карта гения.

Он откинулся на спинку кресла, наслаждаясь эффектом. А эффект был. Мы таращились на Бабурина, друг на друга, на профессора генетики, снова на Бабурина. Лютовой хмыкнул, сказал, ни к кому не обращаясь:

- Вот теперь и говори, что генетика - не лженаука!

Бабурин сказал бодро:

- А че, в каждом из нас спит гений. С каждым днем - все крепче!

Ильясов сказал, приятно улыбаясь:

- Уже нет, уже нет. Но вы меня не так поняли... Я не сказал, что мистер Бабурин - гений. Я сказал, что у него генетическая карта - карта гения. Что значит, у него уникальный набор генов, создающий предпосылки... да-да, очень ясные и легко прогнозируемые предпосылки!...

- На что? - уточнил Лютовой.

- Даже если мистер Бабурин и его дети не будут стараться подбирать себе в жены умных женщин, все равно их набор генов, что передается из поколения в поколение, уже запущен, таймер отстукивает поколения, и в шестом поколении... да-да, зто просчитано и подтверждено независимыми исследователями! - в шестом поколении эта генетическая мина сработает. На свет появится Бабурин-младший, которому под силу будут любые науки, открытия, изобретения, создание новых философских систем и религий... Это будет гений, которого еще не рождала эта планета! Потому мы и пришли к вам, мистер Бабурин, чтобы поздравить вас...

Он запнулся, а второй, перехватив взгляд профессора, сказал значительно с сильным акцентом:

- ...И просить вас быть крайне осторожным.

Бабурин спросил обалдело:

- Э-э... в чем?

Ильясов сказал строго:

- Во всем. Вы должны не рисковать, когда переходите улицу, не вступать в драки и стычки, не участвовать в митингах... По крайней мере, пока не обзаведетесь детьми. Желательно двумя-тремя. Можно и больше, тогда эффект генетической мины может проявиться уже в пятом, а то и в четвертом поколении. Вы должны беречь себя!... Будь я на месте правительства, я бы посадил вас в охраняемый дворец и не выпускал оттуда, чтобы вы даже занозу под пальчик не того...

Бабурин беззвучно открывал и закрывал рот. Анна Павлозна суетилась, подливала именитым гостям чайку. Это ж какое счастье: предок будущего гения, этого ни на одном этаже нет, можно хвастать на своей бабьей тусовке.

- Это ж чего, - спросил Бабурин неуверенно, - во мне такие великие гены?...

- Да, - ответил Ильясов, сияя, как начищенный чайник. - Именно в вас!

- Мдя... - сказал Бабурин, - а во мне они... чего, спят?... За койку с них брать, что ли?

- Не спят, а находятся в некоем латентном состоянии, - объяснил Ильясов. - Они развиваются, развиваются, ко этот процесс абсолютно незаметен! Вы можете быть абсолютным ничтожеством, кем, по сути, и являетесь, но гены у вас самые что ни есть элитнейшие!... Ваш отец жил абсолютным пустоцветом, только и того, что породил вас, точно так и вы передадите этот ценнейший набор генов дальше, в будущее!... Вы, если можно так выразиться, - переносчик генов!

Бабурин переспросил обалдело:

- Как шофер, да?

- Вот-вот, - обрадовался Ильясов. - Как шофер, который везет пенный груз до определенного места, там передает другому шоферу, тот везет дальше, передает третьему... и так несколько раз, пока последний не...

Бабурин прервал:

- Я сам шоферил, знаю, что всегда пробуешь товар на дальнобойной трассе!

- Этот, - сказал Ильясов, - попробовать не удастся! Вы - всего лишь переносчик генов. Но тот, кто получит...

Он зажмурился, покачал головой. Джеггерсон взглянул на часы, охнул, сказал с акцентом, что проступил еще мощнее:

- Мы же уговаривались быть к началу конференции!... Простите, нам надо спешить. Мы и так едва выкроили время.

Медведь с самым озабоченным видом ринулся к дверям, ястребиный нос - за ним. Лютовой покачал головой вслед:

- Какая конференция в двенадцать ночи?... Ах да, теперь же в моде видеоконфы, а часовые пояса по шарику разные...

Бабурин хлопал глазами, Майданов тихо радовался, что про негру забыли, а Лютовой встал, с треском отодвинул стул. Лицо у него стало строгим и торжественным.

Мы обалдело наблюдали, как он чеканным шагом подошел к Бабурину и крепко пожал ему руку.

- Поздравляю, товарищ Бабурин!... В вашем лице мы видим, что у русской нации - великое будущее!

- Мдя... мля... - промлякал Бабурин. Он то краснел, то бледнел, то покрывался синюшными пятнами, руки суетливо теребили пояс треников. - Это ж чего они так...

- Дык все замечательно! Вы должны беречь себя.

Бабурин выпрямился, возгордясь, но тут же плечи опустились, а глаза зло блеснули.

- Шо сказал, гад, шо сказал?... Только мой праправнук станет гением? А я даже не увижу?

- Но они в вас, товарищ Бабурин, - сказал Лютовой строго. - Берегите себя. Теперь ваша жизнь принадлежит не вам, а Отечеству!

- Служу Советскому... тьфу, да пошел ты... Я служу только "Спартаку". Ему принадлежит моя жизнь!

Он ушел по-английски, гордый и расстроенный разом.

Мы еще малость перемыли кости этим генетикам, ведь эксперименты вроде запрещены, а они не унимаются, поговорили о новом теракте на перекрестке улиц Болотниковской и Разинской: взорван автомобиль издателя газеты "Наш новый путь". Сам издатель с тяжелыми травмами отправлен в больницу, ему и шоферу оторвало ноги, что значит - бомба была прицеплена к днищу. Это третье за неделю покушение на хозяев СМИ. Похоже, РНЕ начали наносить удары по тем средствам коммуникации, что в руках воинствующих коллаборационистов.

Дни мелькали, как будто перед отрывным календарем поставили мощный вентилятор. С Таней виделись редко. По крайней мере, я считал, что это редко. У нее простудилась дочь, врачам не понравились тесты на аллергию, Таня все дни бегала по лабораториям, собирая анализы.

Я совсем забросил работу в холдинге, появлялся редко, да меня и не тревожили: дела прут в гору. Все оставшееся время я сидел за компом и настукивал, как дятел, по клавесине, стирал, писал заново, с трудом формулировал неформулируемое. До чего же легче интеллигентам пользоваться готовыми мнениями экспертов ведущих телеканалов!

Звякнул телефон. Не глядя, я снял трубку.

- Алло?

- Бравлин, - послышался голос Лютового, - вы не сможете заглянуть ко мне?

В его обычно жестковатом металлическом голосе проступили нотки смущения. Я ощутил неудобство, при всей своей безрассудности, мне все же надо беречь себя больше, чем Бабурину. У того в роду гений появится через шесть поколений, а я вот он, уже появился. Осталось только доказать это всем им, гадам, что не понимают своего счастья, общаясь со мной, встречаясь каждый день на улице или даже в лифте!

- Почему не смочь, - ответил я очень неохотно, - не калека... Что-то срочное?

- А это уж вы сами решите... - ответил он тем же смущенным голосом.

Я повернулся к компу, сказал строго "Спать", экран послушно померк, перешел на энергосберегающий режим.

Дверь Лютовой распахнул сразу. В квартире воздух уже вибрирует от низких басов, я узнал группу "Стальные парни", что специализируется на мелодиях времен Второй мировой. Особенно ей удаются песни итальянских партизан...

- Давайте на кухню, - предложил Лютовой. Заметив вопрос в моих глазах, отмахнулся: - Глушилки стопроцентные. Если какие-то службы мною заинтересуются, то для них стоит отдельный сидюк, я весь мокрый кручу педали на тренажере, здоровье сохраняю...

На кухне светло и опрятно, все та же спартанская чистота и простота.

- Что-то случилось? - спросил я и сразу добавил: - Только устранять никого не пойду!... У меня важная работа, я ее хочу обязательно закончить. Просто непременнейше, как говаривал вождь мирового пролетариата.

Он сел за стол напротив, глаза отводил, арийски надменное лицо стало серым от непонятного и несвойственного ему смущения.

- Бравлин, - сказал он, - вы можете оказать мне громадную услугу.

- Говорите, - ответил я настороженно, - но я ничего не обещаю.

- Вам не придется стрелять, - сказал он торопливо. - Вам вообще ничего не придется брать в руки. Речь идет о неких переговорах... но даже подписывать ничего не понадобится!

Я кивнул.

- Слушаю. Но предупреждаю еще раз, ничего не обещаю.

Он поерзал, глаза то вскидывал на меня, то ронял взгляд так резко, что я почти слышал резкий раскатистый стук по столешнице.

- Словом... прибудет один человек...

Снова замолчал, на щеках выступили злые пятна.

- О чем переговоры?

- О поставках оружия, - ответил он негромко. - И... передаче некоторой информации.

- Ого, - сказал я. - Это... немосковские?

- Да, - ответил он. - Немосковские. Даже совсем не московские. Но проблем с языком не будет.

Я зябко повел плечами.

- Ого, - повторил я еще раз. - Так, значит, даже не из России?

- Да, - ответил он резко. - Очень даже не из России! Но там РНЕ победило. Там оно уже у власти!... Свое РНЕ, ихнее. Собственное.

Я подумал, перебирал другие страны. Ни Украина, ни Белоруссия под это определение не подходят. У них Национальные Союзы совсем чахленькие, а вечная грызня разваливает их всякий раз в самом начале создания. Конечно, это США умело устраивает грызню, но вины с белорусов или хохлов это не снимает. Страны Запада тоже не в счет, там дерьмократы выражают чаяния простых слесарей, в Азии теперь то же самое...

- РНЕ?

- ИНЕ, - ответил он зло.

- Израиль! - вырвалось у меня. - Это единственная страна, где...

Он поморщился, кивнул.

- Увы, оттуда.

Я смотрел неверяще, качал головой.

- Но у вас же смертельная вражда...

- Да, но сейчас они чувствуют, что надвигается слон, а мы, Россия и Израиль - две моськи. Одна моська может помочь другой, а за косточку подеремся, когда отгоним слона. Словом, их представитель приезжает сегодня вечером... Увы, уже через три часа. Надо встретить...

Я в сомнении пожал плечами.

- Но не странно ли будет, что вдруг... я? Там же знают...

Я осекся. Внезапно понял, что Лютовой занимает в РНЕ гораздо более важную ступеньку, чем я предполагал. Сперва я считал его просто сочувствующим, фрондирующим, а после того случая с пистолетом - чем-то вроде связника. Но на переговоры связников не посылают.

Он скривился, кивнул.

- Знают. Вы просто скажете, что в эти три часа... руководитель группы попросил вас заменить его. Ничего не объясняйте, там все поймут.

- Вот так и поймут? Он посмотрел на часы.

- С паролем поймут. Сейчас самолет уже приземлился. От Шереметьева ехать почти час... Полчаса на обустройство в отеле. Потом обычный стандартный выход туриста, осмотр достопримечательностей. Стандартное туристическое меню: Кремль, Красная площадь, Собор, Манеж... У вас до встречи три часа. Правда, вам тоже добираться отсюда часа полтора...

Я тоже посмотрел на часы, молча чертыхнулся. Час пик, сейчас из учреждений вываливаются лавины служащих, разбегаются по машинам, все спешат оказаться в первой волне, а я попаду в самую середину, когда пробка на пробке...

- Как мы узнаем друг друга?

Он отвел взор, голос чуть изменился:

- Там ждут... нет, не ждут, а... вернее, ожидают увидеть меня, потому это вам нужно подойти, представиться, тут же объяснить, почему именно вы...

- А почему именно я? - спросил я.

- Да потому, - сказал он свирепо, - что я лично вас попросил! Соседа по квартире, которому я доверяю. Только и всего.

- И меня поймут?

Он кивнул с хмурым видом.

- Да.

Но в голосе не было уверенности. Я поежился. Израильские спецслужбы отличаются жестокостью, что и понятно: кадры ковались в советском КГБ, в ГРУ, в различных сверхсекретных диверсионных отрядах теперь бывшего СССР, где... умели достигать цели.

- Ладно, - сказал я. - Надеюсь, меня не застрелят сразу. Как провокатора... Только, Алексей Викторович, давайте договоримся...

Он сказал быстро:

- Согласен заранее!

Я посмотрел в его напряженное лицо.

- На что?

- На то, что вы хотите.

- А что я хочу?

- Чтобы это поручение было последним. Угадал?

- В точности, - ответил я с облегчением. - Тютелька в тютельку, как у лилипутов.

- Я же сказал, что согласен. Обещаю!

Я развел руками.

- Ну что ж... Давайте приметы.

ГЛАВА 4

На брусчатке Красной площади ветерок лениво передвигал желтые и багряные листья. Даже не знаю, откуда принес, но листья сочные, мясистые, толстые, как оладьи. Туристы бродят тесными стайками, на лицах сладкий ужас, ведь снова в России убивают иностранцев, да и своих тоже за связи с иностранцами... как говорят.

Я издали заметил туристку, что с разных позиций фотографировала памятник Минину и Пожарскому. Фотоаппарат дорогой, цифровик, с хорошим зумом и пикселями по высшему классу. К ней было подкатился один из местных, но она лишь брезгливо повела плечом, и тот отвалился.

Я приблизился, сказал негромко:

- Привет, Инга. Меня зовут Бравлин. Я от Лютового. Он не придет...

Она смотрела на меня молча, но в глазах что-то изменилось. Я не понял, облегчение в них отразилось или досада, но главное - я не промахнулся, это в самом деле та самая Инга, приметы которой описал Лютовой.

- И на что вы уполномочены?