стука и сказал с порога:
ну дать травки, чтобы не так болели зубы. Но когда придет та с косомахой, что
сделает даже самый могучий волхв или самый умелый жрец?
ответом. А сами, я уже выведал у слуг, собираются ночью удрать из города. А то
из твоего тцарства вовсе.
тцара, покрытые черными волосами. Хоть изнежен, хоть сам в корыто с водой не
переступит без поддержки, но боги дали ему могучее тело, облик воина и могучий
голос, который обычно звучит тихо и умоляюще, словно он не тцар, а приглашенный
звездочет.
Чтобы тот назначил ей жертву богам и очистил ее от их имени.
волхвам Барбуса. И вообще волхвам Барбуссии. Все-таки она дочь тцара Славии,
привыкла к своим храмам, своим богам. И хотя здесь жила по нашей правде, но
перед смертью жаждет открыть душу и очиститься только перед волхвами Славии.
Змеев - раз плюнуть. Только где я отыщу там волхвов? К тцару Славии не
обратиться, у нас почти война. Если бы там был прежний тцар Панас, а так там
Рулад, тот ради родной дочери пальцем не шелохнет. Правда, можно послать верных
людей тайком, чтобы выкрали пару волхвов... А что? Если надо, приведу и в
цепях. Не в тцарице дело, а никто не смеет противиться моей воле...
раскаты грома. Постельничий втягивал голову в плечи, горбился, а когда раскаты
стали чуть тише, пролепетал робко:
на троне, как снеговой сугроб под лучами весеннего солнца. Лицо внезапно
постарело, и постельничий ощутил, что могучий тцар в растерянности.
покоев раздался мощный рык:
посреди палаты. Страж опустился на колено, тцар сказал непривычно звучным
голосом:
Пусть в чем есть, не медля, садится на коня и скачет с тобой. Приведи его в мои
покои. Только быстро! Одна нога здесь, другая - там!
растерянности и торопливости.
вскоре ворота распахнулись. Он выметнулся, как вольный ветер, копыта стучали,
конь радостно встряхивал гривой и несся как стрела, сам отдавшись бегу.
Ветерок донес запах браги и хмельного меда. Кленок набросил повод на крюк
коновязи, здесь все добротно, весело, ноги сами внесли на высокое крыльцо.
веселились крепкие могучие воины. За двумя столами старались перекричать один
другого в песнях, за третьим смеялись и со стуком сдвигали кружки, расплескивая
остатками мяса.
вроде бы не выделялся среди воинов - ни одежкой, ни стулом с резной спинкой,
разве что ростом и шириной плеч, но Кленок безошибочно направился к нему.
Воеводой Рагнар стал не за белые зубы, а за отвагу и умелость в битвах, а
Белозубым прозвали за привычку скалить зубы и шутить даже в самых кровавых
схватках.
тцар.
велел тебе прибыть немедленно.
гуляк, те разговаривали, смеялись, хвастались, бранились и тут же обнимались,
клялись в вечной дружбе, никто не слышит, и он спросил осторожно:
воинов и до последних простолюдинов. За дальним столом как раз поднялся
немолодой воин, поднял чару:
орали, чокались краями серебряных кружек, шепнул:
подгорелым мясом, душистыми травами. Перегретый воздух колыхается так, что,
проведи здесь двугорбого коня, и тогда не заметят в пьяном угаре.
поверх рубашки кольчугу тонкой работы. Русые кудри убрал под шлем, край
надвинул на самые брови, глаза тревожные, видно даже в ночи. Слабый свет
полумесяца блестел серебром на широко разнесенных плечах.
Тяжелые створки загрохотали навстречу ночи, раздвинулись, как крылья ночной
бабочки. Дорога загрохотала под крепкими копытами быстро и предостерегающе.
Мальчишка раздирался от сочувствия: обычно тихий, как будто пришибленный тцар
сейчас грозен, лют и явно несправедлив в гневе, но воеводе бояться нечего, он у
тцара самый лучший, тцар его ценит, не зря же в трудный час позвал именно
его...
мертвяка, а вместо глаз зияли темные впадины. Голос прозвучал глухо:
любимого воеводы, добавил торопливо, - там все по-прежнему, только тцарица
вроде бы-совсем плоха.
только стук копыт и свист встречного ветра, голос воеводы прозвучал совсем
печально:
задрожали, а голос сорвался:
останавливались, пока не ворвались в Тцарский двор, привязали коней, и только
на крыльце Рагнар остановил молодого воина:
внезапного приступа гнева, что может случиться с тцаром от сильного горя.
Сердце переполнилось горячей благодарностью, а в глазах защипало. Он смотрел в
удаляющуюся спину с пламенной любовью, молча давая себе клятву отдать жизнь за
этого благороднейшего из людей, когда тому потребуется.
выказывая суетливой торопливости. Тцар, уже одетый, возился с замком одной из
скрынь, что стояли у него в личных покоях. Обернулся, как ужаленный:
половицы визжали, будто с них сдирали шкуру. - Что изволишь, пресветлый тцар?
опустился на колени: