Чтение 16–й страницы книги ~Передышка в Барбусе~

стука и сказал с порога:

- Светлый тцар... Тцарица совсем плоха.

- А что волхвы? - спросил тцар беспомощно.

- Волхвы... - Регунд развел руками. - Что они могут... Ну пошептать,
ну дать травки, чтобы не так болели зубы. Но когда придет та с косомахой, что
сделает даже самый могучий волхв или самый умелый жрец?

Тцар опустил голову:

- Но что они говорят?

Постельничий снова смиренно развел руками:

- Что волхвы скажут? Твоего гнева страшатся. Потому и тянут с правдивым
ответом. А сами, я уже выведал у слуг, собираются ночью удрать из города. А то
из твоего тцарства вовсе.

Тцар в бессилии стиснул кулаки. Постельничий тупо смотрел на могучие руки
тцара, покрытые черными волосами. Хоть изнежен, хоть сам в корыто с водой не
переступит без поддержки, но боги дали ему могучее тело, облик воина и могучий
голос, который обычно звучит тихо и умоляюще, словно он не тцар, а приглашенный
звездочет.

- Что советуешь? Постельничий сказал робко:

- Послушаться тцарицу... Она просит не так уж и много.

- Что она хочет?

- На этот раз всего лишь покаяться в своих проступках Верховному волхву.
Чтобы тот назначил ей жертву богам и очистил ее от их имени.

Тцар вскочил.

- Что?

Постельничий рухнул на колени:

- Прости... но она просит не так уж и много. Тцар развел руками:

- Ну, если это все...

- Увы, - добавил постельничий, - тут маленький пустячок. Она не доверяет
волхвам Барбуса. И вообще волхвам Барбуссии. Все-таки она дочь тцара Славии,
привыкла к своим храмам, своим богам. И хотя здесь жила по нашей правде, но
перед смертью жаждет открыть душу и очиститься только перед волхвами Славии.

Тцар потряс огромными ручищами.

- Ты понимаешь, что речешь? До Славии полтыщи верст, но и то для наших
Змеев - раз плюнуть. Только где я отыщу там волхвов? К тцару Славии не
обратиться, у нас почти война. Если бы там был прежний тцар Панас, а так там
Рулад, тот ради родной дочери пальцем не шелохнет. Правда, можно послать верных
людей тайком, чтобы выкрали пару волхвов... А что? Если надо, приведу и в
цепях. Не в тцарице дело, а никто не смеет противиться моей воле...

Всегда тихий, он разволновался так, что сейчас голос его гремел, как
раскаты грома. Постельничий втягивал голову в плечи, горбился, а когда раскаты
стали чуть тише, пролепетал робко:

- Ты мудрый, ты придумаешь. Но помни, что она может не дождаться утра.

- Что-о?

- Я подслушал разговор твоих лекарей. Потому и хотят бежать сегодня ночью.

Он сжался, ожидая яростной вспышки, но тцар, к его удивлению, обмяк, осел
на троне, как снеговой сугроб под лучами весеннего солнца. Лицо внезапно
постарело, и постельничий ощутил, что могучий тцар в растерянности.

Стражи с той стороны двери вздрогнули и выронили оружие, когда из тцарских
покоев раздался мощный рык:

- Кленок, ко мне!

Когда молодой воин по имени Кленок вбежал в покои, тцар стоял полуодетый
посреди палаты. Страж опустился на колено, тцар сказал непривычно звучным
голосом:

- Встань и слушай. Бери лучшего коня, скачи к воеводе Рагнару Белозубому.
Пусть в чем есть, не медля, садится на коня и скачет с тобой. Приведи его в мои
покои. Только быстро! Одна нога здесь, другая - там!

Кленок, пятясь, выскочил из палаты. Никогда не видел тцара в такой
растерянности и торопливости.

Конюх не стал задавать вопросы, позволил выбрать лучшего в скачке коня, и
вскоре ворота распахнулись. Он выметнулся, как вольный ветер, копыта стучали,
конь радостно встряхивал гривой и несся как стрела, сам отдавшись бегу.

В тереме Рагнара горел свет, из окон доносились удалые крики, песни.
Ветерок донес запах браги и хмельного меда. Кленок набросил повод на крюк
коновязи, здесь все добротно, весело, ноги сами внесли на высокое крыльцо.

В главной палате было шумно, за тремя длинными накрытыми столами
веселились крепкие могучие воины. За двумя столами старались перекричать один
другого в песнях, за третьим смеялись и со стуком сдвигали кружки, расплескивая

красные капли. Псы шныряли под столами, грызлись из-за костей с обильными
остатками мяса.

Воевода Рагнар по прозвищу Белозубый восседал за третьим столом. Он ничем
вроде бы не выделялся среди воинов - ни одежкой, ни стулом с резной спинкой,
разве что ростом и шириной плеч, но Кленок безошибочно направился к нему.
Воеводой Рагнар стал не за белые зубы, а за отвагу и умелость в битвах, а
Белозубым прозвали за привычку скалить зубы и шутить даже в самых кровавых
схватках.

- Воевода, - сказал Кленок торопливо, - тебя изволит видеть наш светлый
тцар.

Рагнар удивился.

- С чего бы?

- Он в гневе, - сказал Кленок. - Что-то случилось. Тцарица умирает! Тцар
велел тебе прибыть немедленно.

На веселом лице воеводы промелькнула тревога. Он покосился на хмельных
гуляк, те разговаривали, смеялись, хвастались, бранились и тут же обнимались,
клялись в вечной дружбе, никто не слышит, и он спросил осторожно:

- Он что-то сказал еще?

- Нет. Только ехать в том, в чем застану.

Кленок смотрел на него с обожанием, Рагнара Белозубого любили все, от
воинов и до последних простолюдинов. За дальним столом как раз поднялся
немолодой воин, поднял чару:

- За нашего храбрейшего из воевод - Рагнара Белозубого!

- Слава! - закричали за столами.

- Слава!

- Будем!

Рагнар поднялся, поклонился, залпом осушил кубок, а пока воины радостно
орали, чокались краями серебряных кружек, шепнул:

- Тцарская воля - закон. Быстро оседлай моего коня, я сейчас выйду.

Кленок выскользнул, на него внимания не обращали, в палате чадно, пахнет
подгорелым мясом, душистыми травами. Перегретый воздух колыхается так, что,
проведи здесь двугорбого коня, и тогда не заметят в пьяном угаре.

Воевода вышел на крыльцо, как и обещал, в той же одежде, только набросил
поверх рубашки кольчугу тонкой работы. Русые кудри убрал под шлем, край
надвинул на самые брови, глаза тревожные, видно даже в ночи. Слабый свет
полумесяца блестел серебром на широко разнесенных плечах.

- Конь готов?.. Молодец. Ну, боги все видят...

Кленок сбегал к темным воротам, стражей не было, пируют вместе со всеми.
Тяжелые створки загрохотали навстречу ночи, раздвинулись, как крылья ночной
бабочки. Дорога загрохотала под крепкими копытами быстро и предостерегающе.

Рагнар скакал насупленный, в лице тревога проступала все отчетливее.
Мальчишка раздирался от сочувствия: обычно тихий, как будто пришибленный тцар
сейчас грозен, лют и явно несправедлив в гневе, но воеводе бояться нечего, он у
тцара самый лучший, тцар его ценит, не зря же в трудный час позвал именно
его...

Конь воеводы поравнялся с ним, лицо воеводы в ночи казалось бледным, как у
мертвяка, а вместо глаз зияли темные впадины. Голос прозвучал глухо:

- Ты хоть слышал... из-за чего я тцару мог понадобиться так срочно?

- Не знаю, - ответил Кленок, но, увидев, как еще больше омрачилось лицо
любимого воеводы, добавил торопливо, - там все по-прежнему, только тцарица
вроде бы-совсем плоха.

Ему показалось, что воевода вздрогнул. После паузы, когда слышен был
только стук копыт и свист встречного ветра, голос воеводы прозвучал совсем
печально:

- Да, тцарица сильно смягчала нрав нашего светлого...

Кленок ощутил, как недобрый холод внезапно начал пробирать до костей. Губы
задрожали, а голос сорвался:

- И что теперь? Неужели нрав Его Величества изменится?

- Узнаем, - ответил воевода несчастливо.

Дальше скакали в молчании, так же и пронеслись в раскрытые ворота. Не
останавливались, пока не ворвались в Тцарский двор, привязали коней, и только
на крыльце Рагнар остановил молодого воина:

- Дальше я один.

- Но он велел...

- Останься, - сказал Рагнар мягче. - Кто знает, что на уме этого...

Он не договорил, но Кленок понял, что герой просто хочет уберечь его от
внезапного приступа гнева, что может случиться с тцаром от сильного горя.
Сердце переполнилось горячей благодарностью, а в глазах защипало. Он смотрел в
удаляющуюся спину с пламенной любовью, молча давая себе клятву отдать жизнь за
этого благороднейшего из людей, когда тому потребуется.

А Рагнар вошел в покои быстрым шагом воина, который умеет быть быстрым, не
выказывая суетливой торопливости. Тцар, уже одетый, возился с замком одной из
скрынь, что стояли у него в личных покоях. Обернулся, как ужаленный:

- Ты?.. Что подкрадываешься?

- Торопился, - пробормотал Рагнар, на самом же деле топал как конь, еще и
половицы визжали, будто с них сдирали шкуру. - Что изволишь, пресветлый тцар?

Тцар смотрел на него глазами, полными слез. Рагнар, чувствуя неладное,
опустился на колени:

- Если в чем провинился, прости! Только боги не делают ошибок.

- Вставай, - бросил тцар измученным голосом. Рагнар покачал головой:

- Я знаю, ты никого не зовешь ночью просто так.

Я вижу, какое у тебя лицо. Что случилось? Я догадываюсь, что у меня один