зовется город, где мы ненадолго остановимся, - Горхла ткнул крепким
пальцем в засаленную карту.
роптал - он давно оставил позади тот возраст, когда начальствование над
кем-либо приятно щекочет нервы, веселит душу и пестует гордыню. Ему было
все равно.
опаснее, чем дневать. А спать во время опасности гораздо хуже, чем
бодрствовать.
ждет корабль.
плиту, а паруса - в зеленые сопли", - подумал, но благоразумно смолчал
Герфегест. Он знал, что в таком изменчивом месте, как Пояс Усопших,
рассчитывать на что-либо постоянное значит совершать большую ошибку.
отхлебнул из фляги, висевшей у него на поясе.
У него не было сомнений в том, что двое его попутчиков состоят в любовной
связи. Безусловно, именно этим объяснялась подчеркнутая холодность,
которую все время демонстрировал по отношению к Герфегесту Двалара. Ему
было явно не по вкусу радушие Киммерин, не желавшей видеть в Герфегесте ни
недоброжелателя, ни конвоируемого.
кровь", - предупредил Горхла Гер-фегеста еще перед Вратами Хуммера. В свое
время, четырнадцать лет назад, Герфегест прошел через Пояс с удивительной
легкостью. Естественно, он удивленно вздернул брови и осведомился у
Горхлы, что, собственно, успело измениться за эти годы. "Хуммер дышит", -
ответил Горхла, и Герфегест почел за лучшее отказаться от расспросов.
бредовое бормотание хаоса, вплетавшегося в ткань реальности в Поясе
Усопших, делало их сны беспокойными и сумбурными. Ну а бодрствование было
похоже на коллективное сумасшествие.
к счастью, исчезали при приближении. Голосаусопших родственников говорили
с ними из ниоткуда. Голоса врагов нагоняли жуть своими непрошеными и
одинаково зловещими предсказаниями. Разлагающиеся руки женщин ласкали их
волосы. Призрачные стрелы зависали в воздухе, не долетев до лица двух
ладоней. Запах тления преследовал неотвязно, и не было никого, кто мог бы
положить этому конец.
Некоторые оставались - застывшие и неколебимые - утверждая свою власть над
реальностью, делая ее зыбкой и не обещающей ровным счетом ничего хорошего.
застывшая смола. Ни ряби, ни волнения у кромки воды. Тишина.
встретиться в виду Денницы Мертвых, - с многоопытным видом изрек Горхла,
когда Двалара, Киммерин и Герфегест замерли на берегу, удивленные
стойкостью видения.
голову над черной поверхностью озера.
волосы торчали дыбом, словно ячменная стерня. Его зрачки были величиной с
горчичные зерна, а в глазах не было ничего, кроме ужаса. Он сжал узкие
сухие губы в потешную свистульку. Ничего смешного не было. Герфегест давно
заметил за ним этот жест, означавший только одно: Горхла озадачен и
напуган. Горхла думает о том, чтобы не ло-терять лицо и сохранить
спокойствие.
шепотом, как будто вокруг были люди, от которых следовало таиться.
Герфегест. Ему хотелось ободрить Киммерин, на лице которой застыло
отрешенное выражение, столь свойственное напуганным девочкам.
это озеро. Оно не даст нам идти дальше, потому что никто из нас, насколько
я знаю, не обучен ходить по воде.
проверять правдивость моих слов, - отрезал Горхла.
ровнехонько до ножен с метательными кинжалами.
мастерство и знаю, чтоТы сведущ в магиях обеих ступеней. Что нужно делать,
чтобы покончить с этой напастью?
наконец заговорит.
сделал.
иссиня-черной воды. Кимме-рин, Герфегест и Двалара присели на корточки и
наклонились над зеркалом вод в точности так же, как это несколькими
минутами раньше сделал Горхла.
Но зеркало вод блуждающего озера если и было зеркалом, то лишь на одну
треть. Ни Герфегест, ни Двалара не увидели своих лиц. Узреть свое
отражение посчастливилось лишь Кимме-рин. Да и то - посчастливилось ли?
всему было видно, что те выводы, к которым приходил мало-помалу карлик,
нельзя назвать утешительными.
Киммерин.
пажи Ее Величества Императрицы Сеннин, - скептически процедил Герфегест,
но никто не улыбнулся.
все можем считать себя покойниками.
медленно проступать крохотные острова в форме отпечатка маленькой ступни.
Женской ступни, милостивые гиазиры. Эти следы-острова образовывали
цепочку, своего рода архипелаг, который заканчивался у большего по размеру
острова, на котором можно было и стоять, и сидеть. Прямо на глазах
картина, едва только наметившаяся, обрела почти законченный вид и
изменения завершились.
он не сразу сообразил, что имеет в виду Горхла. Озеро. Жертва. Киммерин.
Киммерин должна быть принесена в жертву для того, чтобы экспедиция могла
быть продолжена. Так? Но не успел Герфегест открыть рот и возразить
Горхле, как заговорила сама Киммерин.
обсыхал под фиолетовым солнцем Пояса Усопших первый из островков.
тоном придворного кривляки изрек Горхла.
второе. Тот, кто обладает обоими, да изопьет из чаши преданности учителю",
- эти слова были начертаны на пергаментном свитке, бывшем единственным
украшением зала для гимнастических упражнений, расположенном под самой
крышей Белой Башни. Зикра Конгетлар никогда неакцентировал внимания своих
питомцев на этом изречении, и, может быть, именно поэтому каждый
Кон-гетлар сызмальства знал его наизусть. И Герфегест знал его.
бросить свое "верное сердце" на алтарь преданности учителю, то есть
Ганфале. Ее душа была послушна смерти, и она была готова умереть в любую
минуту. Опять же, испив из чаши преданности учителю.
Конгетларов, но в том-то и беда, что понятия о правильном и неправильном,
о приличествующем воину и не нужном для него были приблизительно одинаковы
во всех Благородных Домах Алустрала. И воинов всех Домов воспитывали
сходным образом. Беспрекословная преданность, самопожертвование, "верное
сердце", рассеченное на тысячу частей по первому слову императора,
учителя, старшего.
естественным, но и единственно возможным. Если старший в отряде говорит
тебе, что ты должен быть принесен в жертву Блуждающему Озеру, разлившему
свои черные воды по землям мертвых, значит, иной судьбы у тебя нет и быть
не может. Но тогда, пятнадцать лет назад, Герфегест был человеком
Алустрала. Странствия по Сармонтазаре многое изменили в его душе. В
частности, взгляд на "верность сердца".
тверд и неколебим - к его собственному приятному удивлению.
островкам к центральному клочку суши, на котором с ней произойдет неведомо
что.
бурные протесты Горхлы.
жертву. Она не хотела умирать. Она бросила на Герфегеста взгляд, полный