Чтение 16–й страницы книги ~Сезон оружия~

Кажется, она должна быть в заднем кармане джинсов. В одном из четырех. Сложенная вчетверо. Вот почему до него не сразу дошло, что "отдыхающий" в шортах цвета хаки назвал его по имени!

- Как вы сказали? - Августин сощурился и недоуменно воззрился на чужака. - Или мне послышалось? - Нет, Августин, тебе не послышалось. - Человек с восточным разрезом глаз и черными как смоль волосами улыбнулся.

- Разве мы знакомы? - неуверенно сказал Августин. - Вы, по-моему, были в той корейской группе Сетевых полицейских на вечере контактов в Измайловском центре? Вы, кажется, иностранец? - Начнем с конца. Я иностранец. Я из Якутии. Я не полицейский. Меня зовут Хотой. Мы знакомы, хотя друг другу и не представлены.

- А-га, - тупо протянул Августин. Нужно было сказать что-то умное, что-то проницательное или сострить наконец... Но голова отказывалась соображать. Хотелось спать. Хотелось есть.

- Мы знакомы, если можно так выразиться, односторонне. Я знаю тебя. Амулет на твоей шее - мой подарок тебе.

- Хорошо. Спасибо, - тупо сказал Августин и уселся на корточки рядом с назвавшимся Хотоем. - Он мне очень помог, кажется...

- Кажется, да. По крайней мере, ты здесь, а значит, мои старания не пропали даром. Ты все-таки очень сообразительный сукин сын, Томас. - С этими словами Хотой потрепал пса за холку.

Августин посмотрел на собеседника округлившимися от удивления глазами. Больше всего это походило на сцену из комедии абсурда, когда первый попавшийся на дороге велосипедист стреляет в тебя из пистолета лимонной карамелью, а после называется твоим отцом, который еще во Вторую мировую полком командовал, а потом, в подтверждение своих слов, демонстрирует фотокарточку, где твоя беременная тобой мать целуется с мужиком, который на велосипеде...

- И Голос Неба в Утгарде сегодня тоже принадлежал мне.

- Не понимаю, - вслух заключил Августин и вперил взгляд в голубые дали. Яхты, катамараны, чайки. Снится, что ли?

Дом на сваях был прост, но красив. Особой, естественной красотой, которую уже давно утратили (если когда-то вообще имели) городские строения.

"Если бы у меня была куча денег, я тоже завел бы себе такой, - невпопад взгрустнул Августин. - Ну его к едрене фене, это стрельбище на восьмидесятом этаже!"

"Центр рекурсионной терапии "Байкал" - было начертано над притолокой, сработанной из грубой, необструганной и уж подавно нелакированной древесины.

Внутри центра было необычайно тихо - десять-двенадцать человек, мужчин и женщин, сидели на циновках и рисовали - каждый свое. Кто красками, кто углем, кто маркером.

Августин просто не мог представить себе ситуацию, когда в одной комнате находятся хотя бы трое человек и не говорят ничего. Не спорят. Не выпивают. Не шумят. Не обсуждают свои и чужие подвиги в ВР. Не рассуждают о сравнительных достоинствах морфа "Дракон" и морфа "Геркулес Взбешенный".

"Как-то это не по-русски", - подумал Августин.

Хотой распахнул перед Августином дверь в плохо освещенную комнату. На низеньком столике, простом и грубом, как и вся обстановка оздоровительного центра "Байкал", стояла керосиновая лампа. Вот уж чего-чего, а такой игрушки Августину не доводилось видеть ни разу в жизни.

А вот с запахом керосина он был знаком - в ВР так пахли черные тюльпаны.

- Слушай меня внимательно, - начал Хотой, когда Августин уселся на циновку с мандалой посередине и сделал попытку расслабиться. - У нас не так много времени на болтовню. Сидя там, где ты сейчас, я говорил с тобой Голосом Неба. Я был в ВР и видел тебя в Замке. Я видел все, что происходило там, и всех, кто был там. Я слышал все. Кроме того - и это было несколько сложнее, - со вчерашнего дня я знал, что произойдет в твоей квартире, в то время как ты будешь балдеть в своей капсуле входа. Я знал, когда люди с "мистралями" появятся у дверей твоей квартиры. Чтобы вытащить тебя из Утгарда, я симулировал для Координационного Центра твой инфаркт и спровоцировал медицинское отключение.

- А еще ты мне папа, мама и Дух Святой, - не удержался Августин. Якут явно не знал меры в своей лжи.

Хотой промолчал. Хотой скрестил руки на груди. Он медленно подошел к двери, открывшейся в молчаливый зал, - самодеятельные художники даже не обернулись в его сторону. Тихо скреб по шершавому листу карандаш. Пахло гуашью.

Притихший Томас, а с ним и Августин следили за действиями Хотоя словно зачарованные.

- Если ты не веришь мне, уходи, - сказал Хотой, и в его голосе не было ничего, кроме несгибаемой воли. Сам Хотой в этот момент был скорее сгустком психической энергии, чем человеком из плоти и крови.

Августин опустил взгляд на циновку. Он сидит в центре Великой Мандалы. Он жив. Он избег массы опасностей, и ни одна случайность не помешала ему осуществить хитроумный план спасения, которого у него не было и в помине.

Экстренное медицинское отключение.

Для инфаркта миокарда он как-то подозрительно молод.

Человек, называющий себя Хотоем, знает все о том, что произошло с ним в последние часы.

И даже про Утгард.

Он утверждает, что помог ему. Но если не он, то кто же помог ему?

Никто? Вот в это Августин никогда бы не поверил.

- Извини, Хотой. У меня отсутствует внутренняя дисциплина. Мой ум суетлив. Я не умею держать язык за зубами. ВР высосала у меня все мозги. Эта проклятая сетевая служба делает из человека дебила, - произнес Августин и сам себе подивился.

Если бы сутки назад ему кто-нибудь сказал, что он в трезвом виде способен на подобные монологи, он запустил бы в дерзкого лгуна первым, что подвернулось бы ему под руку.

- Все в порядке, Августин, - сказал Хотой и плавно закрыл дверь.

Саама была матово-черной, словно оливковый плод.

Саама слегка блестела в антикварном свете керосиновой лампы. Саама лежала на ладони Хотоя флаером в иные измерения.

Августин смотрел на крохотный смолистый комочек, словно на крупицу звездной пыли, невесть как попавшую на нечуткую к звездному свету землю.

- У нас с тобой общие враги, - начал Хотой очень тихим, ровным голосом. - Они хотят твоей смерти, но они ее не получат. Они хотят моей смерти тоже, но еще не знают об этом. Но уж ее-то они и подавно не получат.

- Пусть будет так, - тихо сказал Августин, хотя все еще не понимал, о ком идет речь. Кто это - "враги"?

- Они едва не погубили тебя в Веселом Квартале. Они гоняли тебя, словно гончие зайца, от Утгарда до сих мест. Сейчас они ищут тебя по всей округе, и тебе предстоит еще не раз встретиться с ними. Встретиться, чтобы сразиться.

- Я помню, - отозвался Августин, и зернышко саамы перекочевало с ладони Хотоя в его ладонь.

- Но они охотятся за тобой, не зная, что ниточки их жизней в твоих руках, Августин. Я был свидетелем того, как Пантера - несчастное существо, разлученное со своим физическим телом, - говорила с тобой. Ей удалось оставить с носом тех, кто наложил на ее уста Печать Молчания, и сказать тебе то, что она тщетно пытается сообщить всему миру несколько лет.

- Но она не сказала мне ничего такого! - вздохнул Августин, и в его мозгу пронеслись эпатирующие картины последнего свидания с Пантерой.

- Такого она, быть может, и не сказала. Но то, что нужно, ты, обаятельный белый барс, уже слышал. "Я тень, я свиристель, убитый влет. Поддельной синью вбитый в переплет..."

- Да, я слышал. Это любил мой отец, - сказал Августин.

- В этом стихе есть все. Все, что нужно, чтобы уничтожить наших общих врагов и остановить наступление кошмарного рая "Виртуальной Инициативы".

Августин не понимал, чем таким не потрафила Хотою "Виртуальная Инициатива", но замечание насчет "уничтожения общих врагов" пришлось ему по душе.

"Ты положишь зернышко саамы под язык и закроешь глаза", - грохотал в ушах Августина голос Хотоя.

Перед его внутренним взором расплывались шустрые круги и кружочки, сверкали крохотные звезды. Космос? Хаос? Ничто?

"Саама заставит твой мозг заиграть. Ты станешь первой скрипкой в оркестре Мироздания. Совершенная Пустота в обличье Господа Бога будет указывать тебе путь своей дирижерской палочкой", - нараспев говорил Хотой.

Тело Августина становилось невесомым и прозрачным. Казалось, свет пронизывает его насквозь, не зная преград.

"Ты доверишься всему, что будет происходить вокруг тебя. Ты не будешь сопротивляться. Ты будешь принимать все, что увидишь. И ты запомнишь все". - Хотой убаюкивал Августина, чье распластанное на тростниковой циновке тело уже, казалось, не принадлежало ему. Оно лежало само по себе. Неодушевленный кусок мяса. Никому не нужный, чужой. Сидящий у изголовья Августина Хотой был ему хранителем.

"Ты попадешь туда, где сохраняется все, произошедшее во Вселенной". - Вкрадчивый голос Хотоя звучал, как казалось Августину, в каждой клетке его мозга. Он был растворен в пространстве. Он был его единственным проводником в бестелесном мире саамы.

"Сейчас ты сделаешь мысленное усилие и пустишься на поиски. Тебе нельзя задерживаться. То место, где ты сейчас находишься, не должно стать для тебя музеем, иначе тебе не найти выхода назад. Ты должен сказать всем, зачем ты пришел, иначе они не отпустят тебя назад. Скажи им, зачем ты пришел. Скажи им, что тебе нужен свиристель, убитый влет. Скажи им, что ты хочешь знать, что это значит", - шептал Хотой на якутском, но, как ни странно, Августин прекрасно понимал его. Керосиновая лампа освещала линогравюры с неведомыми пейзажами и невидимыми ландшафтами.

"Теперь смотри во все глаза и слушай во все уши. Саама поможет тебе понять смысл. Я не оставлю тебя. Я просто не буду мешать тебе..." - сказал Хотой и надолго замолчал, положив свою большую ладонь на лоб Августина.

Обгоревшие стволы сосен упирались в темнеющее небо. По ним еще перебегали язычки пламени, а внизу уже давно все было кончено. Все, что могло гореть, сгорело. Все, что могло расплавиться, расплавилось.

От обломков вертолета "Ка-106" остался только закопченный каркас, бронированное днище и титановые пилотские кресла. Двигатели, вырванные взрывом еще в воздухе, валялись где-то очень далеко. В пилотских креслах покоились останки двух человек.

Первый сгорел почти полностью. От него остались разве что несколько костей и развалившийся череп. Второй оказался крепче.

В абсолютной пустоте вспыхивали и гасли далекие молнии. Не было ни мыслей, ни симулированных эмоций, ничего. Был только безучастный внутренний голос. И этот голос вел медленный отсчет.

"Семьдесят восемь процентов".

Спустя минуту: "Семьдесят девять процентов".

Из ядра регенерации, находившегося в наиболее защищенной зоне несущего каркаса - в центре груди, - глубоко под землю уходили несколько тонких щупалец. Как корни ненасытного хищного растения, но только в сотни раз быстрее, они высасывали из почвы питательные вещества, не брезговали дождевыми червями и с жадностью набросились на задремавшего крота. В дело шло все, что могло быть использовано как строительный материал для новых тканей.

"Восемьдесят пять процентов".

На месте оторванной правой кисти неспешно вырастала новая. От сгоревшего лица с треском отвалилась черная корка. На ее месте показалась свежая кожа, два комочка слизи сгустились в белки глаз, появились зрачки. Ровная поверхность свежей матовой кожи треснула, трещина углубилась и разошлась в стороны. Так зарождался новый рот.

"Девяносто пять процентов".

На лысом черепе заколосились волосы, вокруг ушных отверстий выросли привычные улитки ушей. Без них было нельзя. Без них сильно ухудшалось качество системы обработки акустической информации.

"Сто процентов. Аварийная регенерация завершена. Все основные системы функционируют нормально".

Щупальца ядра регенерации втянулись обратно. После этого появились мысли. Пьеро - теперь он снова знал свое имя - встал и пошевелил конечностями. Все в норме.

Конечно, это был не тот красавчик, который ворвался сегодня днем в квартиру Августина. Восстанавливать весь макияж было некогда.

Лицо Пьеро напоминало диковатую маску. На ней были только глаза (чтобы видеть в оптическом диапазоне), рот (чтобы говорить со своим шефом) и два отверстия химических анализаторов, которые некогда было приводить в соответствие с модельным римским носом. Одежды на Пьеро не было.

К шоссе Москва-Тула вышел человек, производящий впечатление обглоданного собаками трупа. У него были ступни и часть ножной мускулатуры, голый скелет грудной клетки, ладони и обнаженные сухожилия на руках. Лицом он походил на Франкенштейна.

Августин оказался в реальном земном мире. Все было вполне обыкновенным и вполне подмосковным. Если не считать того, что своего тела Августин не видел. Но это не смутило его. Загадочный пароль Пантеры - вот единственное, что интересовало его по-настоящему.

Какой-то человек с коротко подстриженной каштановой бородой и старомодными бакенбардами прохаживается возле автофургона. Вот он наклоняется и вынимает из радиаторной решетки машины насекомое. Это оса. Он аккуратно прячет осу в коробок и возвращается к себе в кабинет. Августин следует за ним, но человек с бакенбардами, похоже, не замечает его присутствия.

Вот пойманная оса лежит на ложе молекулярного анализатора. Тот, что с бакенбардами, споро управляется с клавиатурой хитрого прибора. Делает какие-то анализы. "Отлично", - говорит он сам себе. Затем он извлекает из-под крышки часов крохотный инфокристалл - заманчиво поблескивающий, притягивающий взгляд. Августин наблюдает за ним, паря под потолком.

Человек с бакенбардами знает все о жизни ос. Почетное место в его кабинете занимают "Общественные насекомые" Анри Фабра.

Но Августину недосуг. Он наблюдает за тем, как человек подцепляет на тончайшую иглу крохотную каплю полупрозрачной жидкости. Человек оборачивает кристалл в тончайшую полипропиленовую пленку, мажет пленку иглой и приклеивает сверток к брюшку осы.

Августин следует за ученым на улицу. Тот выпускает Осу. Насекомое ринет на волю.

Августин, повинуясь скорее некоему внутреннему чувству, чем доводам рассудка (который, напротив, советовал ему остаться подле человека с бакенбардами), следует за осой. Ему не сложно поспевать за ней. Препятствий не существует. Он почти всемогущ.

Оса все дальше и дальше удаляется от огромного розового здания, где живет человек с бакенбардами. Вот она минует некую невидимую черту. "Это защитный купол", - неведомо откуда появляется объяснение в голове Августина. "Птицы разбиваются об него насмерть. Им не пролететь внутрь него", - подсказывает Августину кто-то. Хотой?

И точно. Там, где оканчивается купол, Августин видит мертвую птицу. Это свиристель. Но он не может позволить себе разглядывать свиристеля. Он следует за осой.

Оса прилетает к своему гнезду. Крошечный сверток по-прежнему у нее на брюшке, но она, похоже, не тяготится своей ношей. Это гнездо можно видеть из комнаты человека с бакенбардами. Одни сестры осы трудятся в гнезде, которое висит среди ветвей векового дуба. Другие - с изумлением обнаруживает Августин - тащат маленькое птичье крыло.

"Это свиристель. Он разбился о невидимый защитный купол. Осы съедят его. Они любят падаль", - понимает Августин.

Оса забирается в гнездо. Но Августин все еще видит ее. Гнездо стало прозрачным. Зрение Августина не подводит его - он видит все, что ему нужно. Оса залазит в свою ячейку.

Там тепло. Но главное - там крайне специфический химический состав воздуха. Тот самый, на который настроен клей. Вещество, из которого сделан клей, разлагается на несколько нейтральных компонентов, теряет свои прежние свойства, и крохотный сверток с инфо-кристаллом остается в одной из ячеек гнезда.

"Ты должен найти этот кристалл", - говорит ему человек с бакенбардами. Он машет рукой Августину из окна розового здания.

Августин смотрит на него не отрываясь. Что-то знакомое в этих чертах. Если бы не борода. Отец никогда не носил бороды. Отец? Августина прошибает холодный пот.

"Августин, пора возвращаться, - снова просыпается в его ушах голос Хотоя. - Сейчас ты должен сказать себе "стоп". Твое время истекло. Ты уже узнал все, что нужно", - настаивает Хотой. Массивные буквы на крыше розового здания "ВИН" - последнее, что видит Августин.

Ветер из Леты уносит его в иные миры, в иные времена. В другой, материальный мир, в другое время. Куда-то, где уже ждет его Хотой.

Хотой сидел там, где и раньше, когда зернышко саамы растворилось под языком Августина. Свет керосиновой лампы. Гравюры. Тишина, которую нарушает лишь тихий плеск воды.

"Мы в центре водохранилища", - напоминает себе Августин.

- Сколько времени прошло? - спрашивает Августин, жмурясь от света. Ему кажется, что прошла целая вечность. Или половина вечности.

- Тебя не было тридцать восемь минут, - говорит Хотой, всматриваясь в его лицо.

Августин не видит часов. Их нет и на руке у Хотоя. Их нет на стенах. Откуда же Хотой знает, сколько времени прошло? Августин не спрашивает. Он абсолютно уверен в том, что прошло тридцать восемь минут.

- Ты выяснил все, что тебе нужно, Августин. А теперь ты должен идти. Локи ждет тебя.

- Ты слышал, как Локи назначал мне встречу? - спросил Августин.

- Не я один. - Хотой улыбнулся и помог Августину подняться с циновки. - Тебя ищут. Августин кивнул. Мол, это понятно.

- Тебя уже почти нашли.

Августин бросил на Хотоя затравленный взгляд. Он не привык быть дичью. Гончим псом быть куда лучше.

- Ты и есть гончий пес. Ты просто еще не понял этого, - поймал его невысказанные мысли Хотой и снял со спящего Томаса блестящий ошейник, на котором поблескивала пластина со скан-кодом.

Затем Хотой подошел к занавешенному плетенной из тростника шторой окну, из которого открывался вид на погружающееся в сумерки водохранилище. Выглянул наружу. Закрыл окно.

- Этот ошейник тебе придется оставить мне на память, - сказал Хотой.

Аватары Августина Деппа и его пса достигли центра рекурсионной терапии "Байкал", и вот уже больше часа бортовой компьютер "Змея" изображал сидящего на абстрактной табуретке Августина, рядом с которым лежал на абстрактном полу Томас.

Четверо операторов, как ангелы-хранители, прогуливались вокруг них и травили анекдоты. Делать было совершенно нечего.

Зато перуновцы, удрученные гибелью своего боевого товарища, анекдотов не травили и пребывали в крайнем сосредоточении. Каждый думал приблизительно об одном и том же - о кровавой бане, в которой можно будет смыть раскалывающее мозг напряжение.

Полковник Хованский разрешил им применять при задержании любые средства вооруженной борьбы, и правильно сделал. Если бы он не разрешил открывать огонь, пришлось бы стрелять в нарушение устава.

Сорок профессиональных убийц сидели в десантном отделении и сосредоточенно чистили, перебирали, заряжали и перезаряжали оружие. Кровавый пес Августин Депп должен получить свое.

Наконец ласковый женский голос под потолком произнес долгожданное: "Двухминутная готовность!"

Операция получила от полковника Хованского приоритет "ноль", поэтому к ней было привлечено девяносто процентов боевого состава перуновской полуроты.

Три десантно-транспортных "Ми-40", прорезая мертвенно-белым светом галогеновых прожекторов вечерний сумрак, приводнились на поверхности водохранилища вокруг хотоевского свайного дома.

Поднявшимся от их винтов ветром опрокинуло несколько серфов, подхватило и понесло на коряги зазевавшийся катамаран. Четвертый "Ми-40" завис прямо над крышей дома, готовый в любой момент открыть огонь по улепетывающему Августину.

В Виртуальной Реальности операторов "Змея" с появлением вертолетов возникло всеобщее оживление. Пожаловал сам господин полковник Хованский. Ожидалось что-то интересное.

С зависшего над "Байкалом" вертолета упали два троса и по ним соскользнуло вниз восемь теней. Они рассыпались по крыше, двое спрыгнули на крыльцо, двое стали под окнами.

Аватар полковника Хованского подошел к дверям. Когда спецназ вломится внутрь, телекамеры, закрепленные на их касках, передадут на "Змей" всю необходимую информацию, и тогда полковник Хованский встретится лицом к лицу с сетевым лейтенантом Августином Деппом в виртуальной реальности, которая полностью подчиняется его, Хованского, воле. Вот смеху-то будет!

На счет "три" перуновцы высадили дверь (она была не заперта и радушно распахнулась перед ними) и оказались в большой комнате с циновками на полу.

Дополнительная информация пошла, модельные аватары Августина и его пса мигнули, но Хованскому было не до смеха.

В комнате сидел капитан Сергей Гаспаров, а рядом с ним на полу топтался упитанный барсук в ошейнике Томаса.

Глава 11

147-Й КИЛОМЕТР

Шоссе Москва-Тула выглянуло из-за перелеска в 21.05.