Чтение 16–й страницы книги ~Светлое время ночи~

Сегодня Зверда была без лампы. Она бесшумно прикрыла за собой дверь и скользнула внутрь.

- Не разбудила?

- Не разбудили.

- Я снова шла мимо и снова у вас оказалось не заперто.

- Наверное, снова забыл закрыть.

Эгин совершенно отчетливо помнил: перед тем, как лечь, он запер дверь на засов. Засов прошуршал заржавленным боком внутри своего ложа что-то о своей надежности. Но какое это теперь имело значение?

- Я, собственно, зашла поболтать с вами напоследок.

- Вы уезжаете? - Эгин почувствовал одновременно и облегчение, и грусть. Облегчение - ведь отъезд Зверды означал крушение плана, против которого восставало все его существо. Грусть - ведь против одной из частей этого плана его существо уже не восставало.

- Нет. То есть да, мне действительно нужно съездить к горе Вермаут, но это, наверное, послезавтра.

- А в чем же тогда дело? Почему "напоследок"? Присаживайтесь, госпожа, почему вы стоите?

- Благодарю, - Зверда облюбовала край подоконника. - Просто завтра приезжает Шоша.

- Ну и что?

- Завтра я уже не смогу прийти к вам ночью под предлогом того, что хочу поболтать с вами напоследок, - Зверда по-свойски подмигнула Эгину, словно бы желая сказать, что она прекрасно отдает себе отчет в том, насколько дерзко себя держит.

- Но я не вижу в таких беседах ничего предосудительного, - соврал Эгин. - Разве это идет вразрез с моралью?

- При чем тут мораль? Завтра вечером Шоша потребует от меня исполнения супружеского долга. Мне будет не до бесед с посторонними мужчинами!

Эгин отвел глаза. Не-варанская прямота Зверды его смутила.

- Вы же говорили, что любите Шошу! - нашелся Эгин.

- Люблю. Но не до такой же степени! - хохотнула Зверда.

Эгин тоже не удержался от улыбки. Он все никак не мог понять, чего хочет от него баронесса. Судя по всему, не могла этого понять и баронесса.

Она спрыгнула с подоконника и медленно, словно сомнамбула, стала обходить комнату. Узкий шлейф ее платья живописно полз по полу, словно раскормленная ручная ящерица.

Точно так же, как и в прошлый визит, внимание Зверды сфокусировалось на злосчастном пузырьке с духами, который она, невзирая на темень, тут же разыскала в неживописном обществе несвежей атласной рубашки и залитого чернилами пакета с писчими принадлежностями. Но на этот раз Эгин не бросился отнимать флакон у Зверды. Странное безразличие овладело им. Теперь даже если бы Зверда разбила подарок Итской Девы и растерла в пыль осколки каблуком своих высоких сапожек, Эгин и бровью не повел бы.

- Скажите, Эгин, кто вам подарил эту вещь?

- Одна строптивая девочка-подросток, которой мне посчастливилось оказать услугу.

- Уж не в плане ли "почитания небесного пола"? - прищурилась Зверда.

Эгин непроизвольно прикоснулся кончиками пальцев к своей невидимой голубой звезде, поселившейся на его челе после страстного вечера у Ели, дочери харренского сотинальма.

- Нет. Это разные вещи. Духи здесь не при чем.

- Вам претит соитие с девочками?

- Признаться, да.

- Гм... А у нас тут в обычаях отдавать замуж по достижении невестой возраста одиннадцати лет. Двадцатилетняя незамужняя девица зовется у нас векшей. А я по местным меркам так и вообще - древняя старушенция. Хорошо хоть - замужняя.

- Я читал об этом только что. В "Толковнике". Для старушенции вы прекрасно выглядите, баронесса. Вы выглядите так, будто весна дала обет не отходить от вас ни на шаг.

- Весна - моя вечная должница. Правда, некогда мне пришлось оказать на нее некоторое давление, - заявила Зверда с легкомысленной улыбкой. Эгин успел заметить, что к комплиментам хозяйка Маш-Магарта почти равнодушна. - Но только вы так и не сказали, кто подарил вам духи.

- Дались вам эти духи! Никогда бы не подумал, что запах ключевой воды способен возжигать в девушках такую любознательность!

- Вы же знаете, что это за запах! Давайте не будем играть в недоговорки.

Эгин промолчал. Неужели осведомленность Зверды простирается в дальние итские дали?!

- Так знаете, или нет? - настаивала Зверда.

- Конечно, знаю. Это запах времени.

- Вот именно. И кто же был дарителем?

- Итская Дева.

Зверда громко, по-мужски, присвистнула. Эгин посмотрел на нее, как на говорящую бабочку - он впервые в жизни слышал, чтобы благородная дама копировала повадки кравчих.

- Да... вот так да... А выдаете себя за простачка, которого батюшка никак наследством не подарит. Впрочем, это даже к лучшему. Мне не нравятся прозрачные, однообразные мужчины. На Шошу это, правда, не распространяется.

- Хотите, я подарю вам эти духи? - Эгин поспешил замять скользкую тему, он ругал себя за откровенность. Эдак и до Лагхи можно дооткровенничаться. А ведь Лагха предупреждал его. Этой баронессе палец в рот не клади!

Колебания Зверды заняли одно короткое мгновение.

- Хочу. Дарите, - властно сказала она.

- Можете считать, с этого мгновения духи ваши.

- У нас про таких, как вы, говорят - не богат, но тороват.

- Рад был сделать вам приятное.

- Вы даже не знаете, что сделали для меня! Не знаете, с чем расстались. Может, вы будете жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Отдать такую драгоценность за улыбку замужней женщины!

- Едва ли. Жалеть не в моих правилах.

- Пожалуй, Эгин, если бы вы не подарили мне этот флакон, пришлось бы его украсть. Да только тогда в той жидкости, что налита в эту жемчужину, было бы не больше пользы, чем в обычных духах.

- Шутите?

- Конечно, нет. Но вам, наверное, лучше думать, что я шучу.

- Я буду думать так, как вам угодно, - сказал Эгин. Уже несколько минут он не мог отвести от Зверды глаз.

Ее лицо возбуждало в его душе какую-то неутолимую жажду смотреть на него часами, неделями, вечно. Он почти не слушал того, что говорила Зверда, он отвечал почти механически. Сейчас ему хотелось одного: прикоснуться хотя бы мизинцем к краю ее длинного хвостатого платья, отороченного собольим мехом.

- Вы еще скажите, что вы в меня влюблены, - в голосе Зверды звучала колючая ирония, которая немного отрезвила Эгина.

- Я этого не скажу.

- Правильно. О таких вещах лучше не говорить. А теперь подойдите ко мне. Да не бойтесь вы, я не стану посягать на вашу честь!

На ватных, негнущихся ногах Эгин подошел к Зверде, которая стояла посередине комнаты. Как раз на том месте, где на каменном полу была вырезана семиконечная звезда. Эгин помнил, что такая же точно звезда есть на гербе баронов Фальмских. В руках баронессы был вербный прутик. Губы Эгина горели, словно в лихорадке. Его тело изнывало от плотского желания. Но у Зверды были, кажется, совсем другие планы. Посягать на честь Эгина она явно не собиралась.

- Станьте лицом к окну. Постарайтесь, чтобы ваши ноги не выходили за контуры звезды. И закройте глаза. Да не будьте же таким деревянным! Ничего ужасного я с вами делать не собираюсь - что бы вам там в Гинсавере не рассказывали обо мне. Да закроете вы когда-нибудь глаза или нет? Вот так. Вы умница, Эгин. У вас доброе сердце и грустные глаза. Вы очень нравитесь мне, Эгин. Только что вы подарили мне вещь, которая не имеет цены. Я хочу отблагодарить вас. Я догадываюсь, что могла бы отблагодарить вас своим поцелуем. Но это было бы некрасиво. Вроде как вы заплатили за мою нежность своим царским подарком.

- Но, госпожа Зверда, я бы никогда... - начал было возражать Эгин, как вдруг почувствовал, что на его губы опустился прутик и губы его как по приказу онемели.

- Вместо этого, - продолжала Зверда, - я покажу вам море.

Голос Зверды теперь доносился откуда-то сзади. Но Эгин не мог повернуть головы, как не мог открыть глаза или сказать слово. Его тело больше ему не повиновалось. Он почувствовал, как Зверда прислонилась грудью к его спине. Ее проворные ладони прошли под его руками, безвольно висящими вдоль тела, вынырнули у него подмышками и, извернувшись, легли ему на плечи.

Зверда положила свою голову на плечо Эгина. Теперь ее губы находились прямо возле его щеки. Эти губы пахли земляникой. Эгин ощутил, как по его телу от пяток до макушки прокатилась жаркая волна. Только сейчас он осознал, что баронесса Зверда одного с ним роста.

Зверда шептала что-то взволнованное на языке, который называла языком гэвенгов.

Кто-то глухо отвечал ей из темноты за окном, десятки голосов спорили и бормотали что-то заинтересованно и безразлично.

Эгин не чувствовал ни страха, ни раскаяния. Все его чувства, казалось, замерзли. Звуки чужого языка, резкого, но наделенного особой, звериной певучестью, тихо оседали на него, как хлопья снега. Снега становилось все больше, где уж было Эгину различать контуры отдельных снежинок! Поэтому когда Зверда приказала Эгину открыть глаза, он не сразу услышал ее. Баронессе пришлось повторить второй, третий и, наконец, четвертый раз.

Эгин с трудом разлепил тяжелые веки. В первый момент ему показалось, что он просто заснул, а теперь, когда утро в самом разгаре и солнце немилосердно слепит со своей вышины, проснулся.

Но когда он понял, что стоит, а не лежит на кровати, и что Зверда по-прежнему держит его за плечи, стоя за его спиной, он с неудовольствием осознал, что ничего в происходящем не понимает и, более того, находится на грани обморока. Утратив равновесие, Эгин качнулся вперед, но Зверда помогла ему удержать равновесие, рванув его на себя. Эгин с ужасом обнаружил, что Зверда по-мужски сильна.

- Эгин, что с вами? - голос Зверды был встревоженным, теперь в нем слышалась ранее не замеченная Эгином за баронессой хрипотца, словно бы предыдущие сутки она только и делала, что отдавала приказания.

- Со мной ничего. То есть со мной все хорошо, - поспешил заверить ее Эгин, хотя и ощущал, что с трудом сохраняет равновесие, а его глаза почти ничего не видят, только свет и облака - океан густых, мучнистых облаков оранжевого, желтого, светло-зеленого, розового цветов. Эти облака напомнили Эгину те, что увидел он над Ягом в день, когда покинул судно Цервеля.

- Вы помните, кто я?

- Конечно... моя... госпожа.

- Вы можете пошевелить большим пальцем левой ноги?

Эгин предпринял попытку установить истину. Попытка увенчалась успехом.

- Хвала Шилолу! - судорожно вздохнула баронесса. - Существовала опасность, что вы не перенесете этого путешествия. Но вы оправдали мои ожидания. Вы сильный и чистый человек.

- Пу-те-ше-ствия?

- Ну да. Очень скоро мы выйдем из облаков и вы увидите, что вы путешествуете. Вы слышите наконец шум моря?

Только сейчас Эгин наконец осознал, что тот шелестящий звук, то растущий, то как бы удаляющийся, который сопровождал его все это время, есть не что иное, как шорох волн. Ласковых, невысоких волн, возгоняемых теплым ночным бризом.

"Но ведь этого не может быть!" - не желал соглашаться с очевидным Эгин. Он готов был поверить во что угодно: в Говорящих Хоц-Дзанга, в магический компас, в звучащих улиток. Но в то, что прямо рядом с заключенным в объятия гор Маш-Магартом шелестят волны, он верить не желал!

- Где мы? - спросил Эгин.

- Мы... на прогулке.

- Но я хочу знать, где мы прогуливаемся.

- Зачем вам это знать? Вы ведь все равно не поверите, если я скажу вам правду. Лучше смотрите в оба и наслаждайтесь мгновениями. Долго вы здесь все равно не выдержите.

Эгин попробовал было что-то возразить, но быстро скис. На этой "прогулке" его способность к убеждению как будто отказалась ему служить. Да и убеждать ему уже не хотелось, потому что впереди он увидел нечто совершенно чудесное...

Облака расступились и прямо под собой Эгин увидел море. Море было не аквамариновым, не синим, не голубым. Море было оливково-зеленым, а барашки, которые кучерявились на невысоких волнах, имели цвет первых нарциссов. Море было жидким, хотя, как проницательно заметил Эгин, состояло отнюдь не из воды.

Эгин был готов поклясться: та жидкая субстанция, что составляла это самое "море", консистенцией больше напоминала конопляное масло. Кое-где цвет был густым, кое-где бледнел, размывался до светло-коричневого.

Волны шли медленно, словно наезжая друг на друга, и Эгин вдруг вспомнил, что однажды уже видел похожую жидкость. "Да ведь это Измененная вода! Та же, что была в колодце, там, в подземелье Храма Кальта Лозоходца!"

Эгин хотел присмотреться к морю Измененных вод, как вдруг с неудовольствием обнаружил, что не может зафиксировать взгляд! Как только он начинал всматриваться, картина расплывалась перед глазами и превращалась в нагромождение тонов и фактур. Когда глаза его начали слезиться от напряжения, Эгин прекратил свои попытки и поднял взгляд. Там, вдали, море оканчивалось. И начинался город, который, казалось, рос прямо из воды.

Да, это был город. Некоторые дома в нем были похожи на недоплетенные корзинки, с торчащими вверх ультрамариновыми лозами. Некоторые здания напоминали очертаниями исполинские шампиньоны, изменившие цвет с грязно-белого на бирюзово-голубой.

В центре можно было различить пологий купол снежно-белого цвета и кружево арок, отделанных желтым хризолитом, как и украшения Зверды. Над куполом вились существа, напоминавшие гигантских стрекоз.

Город утопал в цветах, похожих на гигантские ворсистые колокольчики сон-травы. А на подступах к городу из воды прямо на глазах выстреливали гигантские лотосы с мощными, налитыми сладким соком стеблями - розовые, фиолетовые, медово-желтые. Лотосы скоро разворачивали свои бутоны, расправляли листья и источали странное благоухание, чем-то напоминавшее запах черемухи. Лотосы покачивались в такт движению волн, было в их колыхании что-то убаюкивающее.

- Мы в Святой Земле Грем? - сонно предположил Эгин, не в силах оторвать взгляда от одного особенно красивого нежно-оранжевого цветка. Капли Измененной воды блестели на его лепестках и от этого блеска в душе рождалось ощущение счастья, исполненности, успокоения.

- Когда мне было пятнадцать, я знала жизнь в основном по книгам из нашей библиотеки. В пятнадцать я тоже думала, что это Святая Земля Грем.

- Где же это место?

- На другом занебесном этаже. Такой ответ вас устроит?

- Да, - полушепотом произнес Эгин, его переполняло счастье. В этот момент он вдруг понял, что лотос живой и, более того, пытается сказать ему что-то важное, дружественное.

- Слушайте, вы что это? - в голосе Зверды снова появились нотки тревоги. - Эгин. Э-э-эгин!

- ...что? - не сразу ответил тот, ему не хотелось отвлекаться от своих сказочных ощущений.

- О Шилол! - взревела Зверда. - Я совсем забыла вам сказать - ни в коем случае не смотрите на лотосы! Слышите, отвернитесь! Немедленно отвернитесь!

- Но почему, баронесса, это ведь так... так красиво!

- Красиво здесь не при чем! Это стражи! Они могут убить вас, слышите?

Зверда что было сил трухнула Эгина за плечи. Взгляд Эгина с трудом отклеился от цветка. В его сознании сверкнула крохотная шипучая молния. Молния причинила ему боль. Он был уверен - цветок обижен на него за проявленное невнимание. Эгин попробовал снова поймать "свой" лотос взглядом, но вместо этого почувствовал, что падает, что та невидимая сила, которая удерживала его над волнами, более не желает оказывать ему помощь, и теперь он падает, а Зверда - Зверда падает вместе с ним. Эгину стало страшно. Пожалуй, такого необычного, окрыляющего, уносящего душу страха он не испытывал никогда ранее.

Падение, наполненное слепой темнотой и ветром, казалось, продолжалось целую ночь, длинную зимнюю ночь. Каким-то чудом они прошли сквозь толщу Измененной воды и остались целы, прошили своими телами дно, которое, казалось, состояло сплошь из абрикосового суфле, прорезали воздух, наполненный густо-синим дымом, пронеслись через плотный слой голосов и бормотаний.

Когда голоса стихли, Эгин перестал чувствовать свое тело и Зверды больше не было с ним. А когда Эгин открыл глаза, он увидел себя лежащим на кровати. Он был раздет донага и обернут в льняную простынь, влажную и неприятную. Сверху простынь была накрыта увесистой пуховой периной в полосатом пододеяльнике. За окном ярко светило полуденное солнце.

Где-то вдалеке, в деревне близ Маш-Магарта, трубил пастуший рожок.

- ...а разбойники на него как бросились с совнами да топорами! Он ну отбиваться, а тут один и говорит: "А штаны-то у тебя, браток, рваные". Тот, дурак дураком, вниз только глянул, на штаны свои, а разбойник его топором хрясь по голове! Тут ему корочун и пришел.

Шоша, а это был он, закатил глаза и вывалил язык, изображая "корочун".

Трапезная огласилась колоритным мужским гоготом, который не стихал добрых два коротких колокола. Пирующие пребывали в веселом возбуждении - попробуй не посмейся, когда его баронское достоинство шутят!

Теперь знакомый зал трапезной было не узнать. В воздухе пахло потом и свежим хлебом. Все лавки до единой были заняты, столы заставлены блюдами и кувшинами - то пировали ветераны-дружинники и телохранители барона Шоши.

Воевода Лид помалкивал по левую руку от барона, вежливо улыбаясь над тарелкой. Зверда - по правую или, как говорили в Маш-Магарте, одесную. Рядом со Звердой Эгин приметил свободное место.

Наверное, если бы не выкручивающее внутренности чувство голода, Эгин проигнорировал бы этот обед. Сослался бы на болезнь. Но есть хотелось так сильно, что Эгин решил спуститься.

Перед этим он долго брызгал на лицо ключевой водой и растирал щеки вывернутой наизнанку рукавицей на собачьем меху. Затем он тщательно оделся, пристегнул "облачный" клинок и обреченно вздохнул. "Не хватало еще, чтобы Шоша оскорбился моим отшельничеством!" - уговаривал он себя, спускаясь по лестнице.

Голова Эгина была напитана холодным чугуном, лицо осунулось и побледнело. Да и Зверда выглядела так себе. Ее наливные губы высохли, вид у нее был сонный и привядший. Если бы не это, Эгин, возможно, подумал бы, что все события прошедшей ночи - сон, и никакой Зверды в его комнате не было.

- А вот и гость наш дорогой! Гиазир Эгин! - приветственно взревел Шоша, протягивая к Эгину из-за стола свои лапищи. - Просим к столу. Отобедайте с нами себе на здоровье!

- Просим!

- Откушайте!

- Хватай пока дают!

Сорок глоток поддержали барона каждая на свой лад.

- Садитесь здесь, Эгин, - тихо сказала Зверда, хлопнув по лавке рядом с собой длинной узкой ладошкой.

Пока произносили здравицы и травили байки, Эгин уплетал за обе щеки. На Зверду он старался не смотреть, чтобы случаем не выдать своего волнения. Он знал: баронские ратники хоть и пьяные, а внимательные. Ни одна реплика не укроется от глаз недоброжелателей.

К счастью, Шоша временно охладел к его персоне - видимо, худощавый варанец с короткими светло-русыми волосами не казался ему достойным собеседником. Эгин тихо уплетал за обе щеки.

Только к концу обеда, когда мясные блюда сменились блюдами рыбными, а севрюги и белорыбицы - засахаренными фруктами и орехами, Шоша снизошел до Эгина.

- Вот вы говорите, гиазир Эгин, что человек невоенный. А меч у вас - что надо! - крякнул Шоша.

- "Облачный" клинок староордосской ковки, - отозвался Эгин через голову Зверды, которая совсем ничего не ела, только пила подслащенную медом воду.

- Ого. Так он небось казеннокоштный! - предположил Шоша.

- Как вы сказали? - переспросил Эгин. Он, к стыду своему, не понял чудного харренского слова, хотя и числился некогда толмачом в Иноземном Доме.

- Барон предполагает, что меч вам положен по службе, - пояснила Зверда.

- О нет, это не так. Я не служу.

- Значит, самокоштный, - заключил Шоша.

- Погодите, гиазир Эгин... Разве "облачные" клинки продаются? - подал голос грамотный воевода Лид, который, как оказалось, внимательно следил за ходом разговора.

- Они не продаются. Когда-то я служил в Своде Равновесия, мне такой был положен. А потом я его выкупил, - соврал Эгин.

- Что же это получается, вас выгнали из Свода Равновесия? - оскалился барон. Чувствовалось, что разговор его увлек.

- Получается, что так, - Эгин уткнулся в свою тарелку, изображая легкое смущение.

- Что, изворовались? Или сунули в харю какому-нибудь пар-саванну?

- Рах-саванну. Или пар-арценцу, - поправила мужа Зверда.

- Ну да... арценцу... етить!

- Меня уволили за пристрастие к вину и непотребный образ мыслей, - брякнул Эгин первое, что пришло на ум.

- А-а, значит, за пьянство, - удовлетворенно ухмыльнулся Шоша. - То-то я смотрю, у вас такая ряшка мятая! Хвала Шилолу! А я уж думал, вы тут за мое супружницей приударяете...

Шоша подмигнул Эгину и от этой фамильярности Эгину стало не по себе. "Ну и нравы!" - только и смог сказать он про себя.

Лид вежливо отвернулся и сделал вид, что ничего не слышал. Зверда больно ткнула Шошу в бок локтем. Вместо раскаяния Шоша обстоятельно отрыгнул.

- Что вы, барон, - Эгин понял, что пора спасать положение. - Как можно! Я женат, а у нас в Варане, знаете, с этим строго.

- Знаю. Да только то ж в Варане, - поскучнел Шоша. - А как жену звать?