Чтение 16–й страницы книги ~Среда обитания~

Присмотревшись к этой конструкции, он неуверенно произнес:

- Конюшня, Эри? Те шестигранные призмы - конюшня биотов?

- Разве ты не помнишь?

- Конюшня в моих воспоминаниях - нечто совсем иное, детка, - заметил он. - Когда мы были здесь в первый раз, мне показалось, что это украшения. У тебя есть биот?

Эри покачала головой.

- Содержать биота слишком дорого - нужен особый криоблок и шлюз или большой патмент с балконом. Для меня это роскошь.

- А для Дакара?

- Он мог бы завести осу или шмеля, но ему больше нравились одалиски. Кажется, он не любил биотов и не любил летать.

- Тут я с ним солидарен. Но если ты хочешь, я подарю тебе биота и патмент с балконом.

Девушка рассмеялсь.

- Лучше подари одежду. Маски, фантики, гребни, пояса... Старое мне не идет - я ведь изменила цвет волос и глаз.

- Одежда - это мелочь, - сказал он. - На том этапе отношений, какой у нас с тобой, женщинам дарят автомобили и квартиры. Во всяком случае, так было в мое время. Еще цветы... Но в вашем мире нет цветов.

Внезапно ему показалось, что с галереи над ними доносятся смех и детские голоса. Он поднял голову, всматриваясь в гигантское здание. Стены, будто отлитые из хрусталя, сверкающие поверхности, повисшие над бездной переходы, ажурные мостики, блеск огней - и тишина... Но он определенно слышал смех!

- Что здесь, Эри?

- Секторальный инкубатор Службы Медконтроля. Я родилась и выросла в таком же, но в Зеленом секторе. И ты, и Крит, и Мадейра, и все остальные, кроме потомства королей и грандов.

- Ну, разумеется... король и в Африке король... - Он хмуро усмехнулся. - Когда покидают эту птицефабрику? В каком возрасте?

- После тестирования, когда Медконтроль решит, что человек готов к самостоятельной жизни, и выдаст ему обруч. Я ушла в пятнадцать лет, но многие задерживаются дольше, гораздо дольше...

- А затем?

- Затем молодых обучают. Потомственных подданных - в их компаниях, Свободные учатся, где и как придется. - Она повела плечами. - Если учатся вообще... Можно всю жизнь прожить капсулем.

- Кто учил тебя?

- Фиджи. Мой отец.

Опять смех - звонкий, заливистый. Кажется, с самой нижней галереи. До нее было метров сто, и кроме блеска и сияния хрустальных стен он ничего не видел.

- Сюда пускают взрослых?

- Только родителей - тех, которые хотят.

- Твои к тебе ходили?

- Да. И отец, и мать, но это редкость. - Эри потянула его ко входу в Тоннель. - Почему ты спрашиваешь об этом, Дакар?

- Хочу больше знать о тебе. И еще... Я никогда не отдал бы своего ребенка в это заведение. Никогда!

Дорожка понесла их к эскалатору, затем - вниз, вниз, вниз...

- И что бы ты с ним делал? - спросила Эри. - Ты не король, ты не настолько богат, чтобы нанять учителей и воспитателей и вырастить потомство в защищенной зоне. А мир взрослых ребенку не подходит. Детям нужно свое убежище.

- Лучшее убежище для них - любовь родителей, - возразил он.

- Ты называешь любовью родительский инстинкт. Но у одних он есть, у других отсутствует, третьи просто не любят детей, а для иных они игрушка. Не всякий взрослый может контактировать с ребенком... - Эри наморщила лоб. - Я помню... нам объясняли в инкубаторе...

Он промолчал. Кажется, понятия о воспитании сильно изменились, а родственная связь ослабла. Женщины больше не вынашивали детей и не рожали их в муках, дети были оторваны от родителей, семья распалась, и ячейкой общества стал самодостаточный индивидуум. Человечество успешно прогрессировало в социальном плане и изживало древние инстинкты - такие, как родительская любовь.

Может, любви вообще не осталось? Он заглянул в темные глаза Эри и решил, что с этим грустным выводом не нужно торопиться.

В Тоннеле царили полумрак, тишина и безлюдье. Ни ярких огней, ни залитых светом витрин, ни смеха, ни воплей, ни гомона; не толпится народ у кабачка Факаофо, допинг "У блохи" пустой, антикварные лавки и шопы закрыты, огнемет над агенством "Восемь с половиной" не испускает голографического пламени, а из "Подвала танкиста" не слышно ни звука. "Вторая четверть, - подумал он, - рабочее время для подданных, а если нет людей с монетой, то некого и обобрать - значит, капсулей тоже нет".

Эри остановилась у входа в тупичок блюбразеров.

- Я подожду тебя в шалмане у Африки.

- У Африки... - повторил он задумчиво. - Знаешь, милая, этот Африка - первый старик, которого я здесь увидел. Сколько ему лет?

- Не знаю, Дакар. Сто или сто двадцать... Об эвтаназии еще не помышляет.

- И всем дарована такая жизнь?

- Какая? - Она удивленно взмахнула ресницами.

- Такая долгая...

- Почему долгая? Обычная. В Ствол Эвтаназии уходят те, кому сто пятьдесят.

Он кивнул, погладил ее по щеке и направился по темноватому коридору к двери из армстекла. "Еще один подарок, - билась мысль в голове, - еще одна конфетка, преподнесенная грядущим... Спор о долголетии хомо сапиенс был наконец разрешен, биологические пределы жизни достигнуты - в этой подземной оранжерее, где не было ни холода, ни зноя, ни ядов в воде и воздухе, где человек не знал о болезнях, катастрофах и каких-либо опасностях, кроме исходивших от других людей..."

Размышляя об этом, он прикоснулся к двери, подождал, когда ее откроют, и поздоровался с Мадейрой. Ему показалось, что блюбразер возбужден - шрам на его щеке подергивался, руки беспокойно шевелились. В первом - видимо, рабочем - помещении на этот раз не оказалось никого, столы пустовали, терминал был выключен, и только зеленый мираж, куст сирени в правом углу, напоминал о предыдущем визите. Мадейра, однако, не торопился в свой кабинет.

- Вы встретитесь с одним... с одним из наших покровителей. Он ждет вас, Дакар... там. - Взгляд блюбразера скользнул к цветущему кусту. - Он занимает важный пост в Мобурге, но главное - он человек больших достоинств и ума. Вы можете быть с ним откровенны... так же откровенны, как были со мной.

- Ваш шеф? - спросил он. Глаза Мадейры округлились.

- Простите?

- Ваш лидер? Глава организации? Идейный вдохновитель?

- Нет, Дакар, нет. Он только оказывает нам помощь, поддержку и покровительство. Еще распоряжается нашим счетом в городском пьютере.

- Вашими финансами?

- Да. Он регулярно пополняет их - здесь, в Мобурге, и в других куполах. Мы очень ему обязаны.

- Понимаю.

"Местный Сорос, миллионер-благотворитель", - подумал он, вступая вслед за Мадейрой в кабинет. Из прежней жизни он вынес убеждение, что Соросы отнюдь не бескорыстны; есть у них свои резоны и таинственные цели, скрытые от взгляда публики, и каждый Сорос знает, как получить доход от самого невинного благодеяния. В этот постулат он верил так же твердо, как в три начала термодинамики, и потому насторожился.

Человек, поднявшийся ему навстречу, был высок, носил свободные одежды серо-стального оттенка и прятал лицо под серебристой маской. Она позволяла разглядеть лишь рот и подбородок: губы незнакомца были властными, челюсть - тяжелой, улыбка - сухой и угасшей едва ли не в миг своего появления. Но голос был хорош - звучный, сочный, сильный, то взлетавший вверх, то опускавшийся до доверительного шепота.

- Дем Дакар из Лиги Развлечений? Старший партнер и, если мне не изменяет память, один из самых талантливых инверторов? - Дождавшись кивка, незнакомец усмехнулся и тихо произнес: - Но это ведь не ваше имя и не ваше занятие, не так ли? Я хотел бы услышать, как вас зовут... как звали в вашу родную эпоху. Еще - о вашем возрасте и статусе.

- Павел Сергеевич Лонгин, - ответил он. - Мне пятьдесят семь лет, а это немало в мои времена. Порог старости, если оставаться оптимистом... Что касается моих занятий, то были они такими же, как здесь. Иными по технике исполнения, но теми же по сути. Я - сочинитель.

- Павел Сергеевич Лонгин... такое длинное и неуклюжее имя... - сказал человек в сером. - Дакар привычнее.

- Дакар вполне меня устроит. Как мне обращаться к вам?

Незнакомец и Мадейра переглянулись, потом блюбразер кашлянул и покачал головой.

"Возможно, вопрос был нетактичен?.. - подумалось ему. - Бывает, что благодетелям-спонсорам мила анонимность - ни имени, ни должности, ни звания. Особенно хмырям в масках и с этакой челюстью..."

Но этот хмырь ответил.

- Зовите меня магистром, - промолвил он и показал глазами на диван.

Шестое. Имущественное и социальное неравенство должно сохраниться - как стимул для индивидуальной конкуренции и достижения успеха. Тем не менее его следует ослабить, чтобы исключить возможность революций, крупномасштабных мятежей и социальных взрывов. Практически это означает, что деклассированным элементам общества должен быть обеспечен некий минимум жизненных благ.

"Меморандум" Поля Брессона, Доктрина Шестая, Пункт Шестой

Глава 16

КРИТ

Проводив Дакара, я взял в ближайшей конюшне шмеля и полетел к себе в Алый сектор. Под куполом было спокойно, но там и тут я видел результаты отгремевших битв - застывшие дорожки, трещины с оплавленными краями в зданиях, прорехи в сети безопасности, разбитые рекламные проекторы и трупы биотов. Человеческих тел уже не было, их Ремонтная Служба вывозит сразу, чтобы не травмировать оставшихся в живых. У каждой дыры и трещины уже копошились ремонтники, сгружали с автокаров тетрашлак и баки с жидким триплексом, секции транспортных дорожек, рулоны сетки и прочий инвентарь. За пятидневку все будет восстановлено, и победитель, как полагается, оплатит городу ущерб, а побежденный залижет раны и начнет прикидывать, не убраться ли из Мобурга вообще. Вполне вероятно, что уберется - стекольщиков погромили здорово и без нарушения правил. Купол нигде не задет, коммуникации целы, стволы на месте, воздух свеж - значит, обошлись без газов и прочей вредной химии.

Прав достойный Бургас, прав - Союз аккуратно сработал, не придерешься! Видимо, знали, что обры в три глаза будут следить и, ежели что, поддержат стекольщиков.

Я опустился на ярусе биотов, сунул шмеля в криоблок и влез в кабину лифта. В нее ввалились еще четверо, по виду - подданные, крепкие рослые парни, все незнакомые мне и все без значков и в широких хламидах. Подходящие обертки, чтобы припрятать броню и оружие... Жаль, сообразил я поздновато - лифт уже ехал наверх.

Драться с четырьмя в кабинке дело непростое. Огнемет не используешь - стену можно прожечь, дротик не метнешь - тесно, гранату с газом не раздавишь - сам на компост отправишься. Однако нож, "Ванкувер" и протез вполне годятся для контактов на близком расстоянии. Я уже начал прикидывать, кого проткну клинком, кого достану пулей, но вдруг заметил, что мои попутчики сгрудились у двери. Явный признак мирных намерений - они не пытались меня окружить, стояли так, что я с успехом срезал бы всю шайку единой очередью. Вдобавок не глядели на меня, даже затылками повернулись, и в каждый я мог всадить по пуле. Мог, но воздержался ввиду неясных обстоятельств.

Может быть, охранники магистра Ганга из Службы Эвтаназии или Сенегала из ГенКона?..

Никак нет - доехали со мной до четырехсотого яруса. Один застрял в двери, трое выскочили в коридор, где тут же раздалось шипение разрядников. Кто-то пронзительно вскрикнул, но вопль сразу оборвался, затем я унюхал запах горелого, услышал топот, шум падающих тел и резкие слова команды: "Осмотреть коридор! Ямайка - налево, Юкатан - направо! Чисто? Кабины лифта проверили? Тоже никого? Комес, можно выходить!"

Торчавший в дверях отодвинулся и встал по стойке смирно.

- Прошу, легат! - Заметив, что я не двигаюсь, он добавил: - Комес Нил из ОБР, группа обеспечения безопасности. Согласно приказу почтенного гранда...

- Вот что, парень, - оборвал я его, - иди в коридор и прибери там трупы. Потом грузитесь в лифт и выметайтесь с яруса. Почтенному гранду будет доложено, что вы великолепно потрудились.

Кажется, он понял, что я не хочу поворачиваться к нему спиной, ухмыльнулся и исчез. Я подождал, прислушиваясь к звукам, доносившимся из коридора. Тех, кто сидел в засаде, было трое - это я мог легко установить по характерному шороху, с каким волокут безжизненные тела. Ждали не в коридоре, а в одной из лифтовых кабин, хотели навалиться сзади, когда я сунусь в патмент, и продырявить там, где нет брони, шею или голову. А зря! Во-первых, я не снимал капюшон, а во-вторых, слух у меня отличный. Кроме того, я помню, что мне посоветовал Конго - почаще оглядываться.

Но советом он не ограничился, а прислал охрану - небывалая щедрость с его стороны! Мной, кстати, незаслуженная. Пока что я ничего не нашел, а только прогулялся в Штреки да в Керуленову Яму и напугал до судорог Бургаса.

Все стихло. Покинув лифт, я метнулся к двери, сдвинул ее и очутился в своем жилище.

Двери в патментах надежные. Конечно, их удалось бы взломать вместе со стеной, или пробить разрядником, или расплавить огнеметом, но тайно не откроешь - распознающий блок не впустит чужака.

В принципе можно его отключить, если добраться до пьютера в Ратуше, но это попахивало фантастикой - пьютер охраняется надежнее всего, что есть в Мобурге. В общем, мой патмент - моя крепость и безопасное убежище! Но только до того момента, пока не выломают дверь.

Ткнув пальцем в обруч, я вызвал Хингана. К счастью, они с Дамаском уже вернулись, и по хмурому их виду было ясно, что ничего не нашли. Сидели у стола, заставленного банками, ели-пили, но оттопыровки не нюхали. Я бы тоже не отказался закусить - после пищевых пилюль вдруг понимаешь, что жизнь не так плоха, раз есть в ней место ножкам саранчи, улиткам, мидиям и джему из бананов. Кажется,, именно этим и пробавлялись мои партнеры.

- Ну? - спросил Хинган, энергично жуя.

- Ничего. У вас?

- Крысу убили. - Он показал пару окровавленных клыков. - Самец. Здоровый! А так тоже ничего. По всем основным коридорам прошли, Дамаск слушал, я сторожил. В одном месте гремело и жужжало.

-Что?

- Диггеры из Службы отстойник чистят.

- Чисс-тя, - подтвердил Дамаск.

- Что делать будем, Крит?

- Теперь за Ледяные Ключи пойдем, - сказал я. - Есть там несколько новых тоннелей, и мы не везде прогулялись. Червя встретили. Не червь, а электрическая батарея!

- Слышал я о таких, - вымолвил Хинган. - Воду они любят. Водомет с собой возьмем, отравой зарядим, чем-нибудь поосновательней. Сдохнет, если в пасть угодить.

Вспомнив жуткую пасть червяка, я ухмыльнулся.

- Это мы тебе поручим. Чья идея, того и работа. - Без проблем, - отозвался Хинган. - Однако идея не моя - так старые Охотники учили моего деда. Этих червей в Отвалах пропасть была, лет шестьсот назад. Потом ушли, а почему - загадка!

Хингану можно верить - он в отличие от меня Охотник в седьмом поколении. Чего Хинган не знает про Щели, Штреки и Отвалы, того и вовсе нет.

- Как твой партнер? - полюбопытствовал он. - Этот, с башкой на боку? Сильно мешал, корм крысиный?

- Не очень, - ответил я. - Кое в чем был даже полезен.

Секунду я соображал, не рассказать ли о машине-бурильщике, потом решил, что времени на разговоры нет. Машина - не червяк, током не бьет, и ядом поливать ее не нужно. А что с ней делать - и делать ли что-то вообще, - обсудим, когда доберусь до Хингана. Очень мне хотелось очутиться у него, и поскорее.

- Жди, - промолвил я. - Отправляюсь к тебе. Хинган удивленно моргнул.

- Не будешь отдыхать?

- У тебя отдохну. А как отдохну, так и отправимся.

- Псс-затра, - произнес Дамаск, пересчитывая банки на столе.

- Не послезавтра, а завтра, в последнюю четверть, - возразил я и отключился.

Затем, не снимая брони, проверил снаряжение, набил припасов в сумку, сменил баллон у огнемета и решил, что запасной не стану брать - тяжелые эти баллоны, громоздкие, а лишней спины у меня нет. Если на грудь повесишь, то ни присесть, ни повернуться, да и стрелять мешает. Оружия должно быть столько, чтоб сохранялся разумный баланс между подвижностью, реакцией на противника и средством, каким снесешь ему башку. Не выдержал баланса, башку снесут тебе.

Спускаться вниз, в конюшню, и демонстрировать, что я куда-то собираюсь, было бы абсолютной глупостью. Этого ждали и те, кто меня охранял, и те, кто за мной охотился; тем и другим известно, что я остался без шмеля, а крылышек еще не отрастил. Значит, должен сидеть в патменте или спуститься в лифте - к выходу или на ярус биотов. Без них, понятное дело, не полетаешь!

Но мне охрана не нужна. Ни охрана, ни свидание с ублюдками, которые меня выслеживают. Лучшая охрана - анонимность: был Охотник Крит, и нет его! Ищите Крита по всему Мобургу! А Мобург велик, и затеряться в нем проще, чем съесть улитку под грибным соусом. Можно, конечно, найти по браслету, но тут уж не обойдешься без самых высоких чинов ОБР. Не легатов, как рыжий Сеул, а минимум - магистров.

Я нацепил присоски и растворил диафрагму шлюза. Сверху, с купола, струился яркий свет и тянуло свежим воздухом от воздуховода, внизу, в безмерной глубине, мерцала сеть, отсвечивали алым дорожки и мельтешили толпы мурашей. Высота меня не пугает, но в этот раз я был навьючен, точно шайка пачкунов: огнемет с баллоном, пояс, перевязь, разрядник, дротики, ножи, гранаты и обоймы, сумка с припасами и, разумеется, броня. Лезть, впрочем, пришлось недалеко: я миновал покои Ганга из Службы Эвтаназии и приземлился на балконе Сенегала. Это заняло минуту, и, надо полагать, никто меня не видел - биоты близко не летали, а снизу я казался темной точкой на километровом каркасе ствола.

Балкон - точнее, галерея - был широким и простирался по всей окружности колонны. Я насчитал четыре шлюза и выбрал тот, который, по моим соображениям, должен вести в конюшню. Шлюз не дверь, взломать его полегче, но все же я выжигал замок минуты три, пока диафрагма не раскрылась. Затем надвинул капюшон, спрятал лицо под маской и под тревожные вопли распознающего блока пробрался в комнату.

Это была не конюшня, а зал увеселений, выше и много просторней моего патмента. Вдоль стен - диваны и проекторы, посередине - фонтан с настоящей водой, шкафы забиты оттопыровкой, клипами и гипномасками, на потолке - фигурки обнаженных одалисок в интересных позах. Забавная роспись! В другое время я бы ее изучил во всех подробностях.

Рядом с этой комнатой нашелся зал поменьше, с круглым ложем и криоблоками, но в них дремали не биоты, а одалиски. Похоже, в местном филиале ГенКона магистр Сенегал заведовал их производством и то ли по должности, то ли по склонности душевной лично проверял товар. Нелегкая работа! Само собой, не столь опасная, как ловля крыс, но надорваться можно быстрее.

Распознающий блок продолжал верещать над моей головой, но я не торопился. Сигналы тревоги ушли, однако от городского Центра, где расположен ГенКон, лететь не меньше тридцати Минут, а кроме того, один Сенегал не отправится - бойцы нужны, раз влезли в его патмент. Ну, а пока соберешь бойцов... В общем, паниковать не стоило. Запись, разумеется, велась, но доказать, что человек с огнеметом, в маске и броне именно Охотник Крит, было бы нелегкой задачей. Прямо скажем, неразрешимой.

Я прошелся по анфиладе комнат, разглядывая богатое убранство, мебель, точеную из хитина, перламутровые мозаики, диваны и кресла, обтянутые драгоценным шелком, светящиеся кристаллитовые столы и фигурки из дерева и самородных цветных ; камней, изображавшие все тех же одалисок. Все было в тон, где желтое, где голубое, где зеленое с темно-коричневым - видно, хороший диззи потрудился. Не так роскошно, как у Бургаса, но для магистра берлога подходящая. Сомневаюсь, чтобы у Конго, будь он трижды грандом, завелись такие светильники из серебра, ковры и деревянные статуэтки. Ну, ГенКон не ОБР - гордости меньше, монеты больше.

Наконец я нашел помещение с биотами, седлами, сбруей, кормом и шлюзом. Биотов у Сенегала три, шмель и две осы, и, как мне помнилось, он на шмеле не летает, а держит для престижа. Шмель и в самом деле был на месте. Я скормил ему банку нектара, затем оседлал и выжег замки на шлюзе. Еще минута, и мы покинули гостеприимное жилище Сенегала.

Я тут же забыл про него. Я думал сейчас не о делах практических, не о контракте и дальнейших поисках и не о том, какое снаряжение придется взять с собой, кого нанять в отряд шестым и как прикончить электрических червей. Цели моего расследования: загадка фирмы "икс", тайны Поверхности, пришельцы со звезд или из прошлого - все это было таким далеким от меня, таким туманным, не вызывающим ни капли интереса. Мчась под куполом, огибая стволы, стараясь держаться подальше от других биотов, я размышлял об иной проблеме, более насущной, чем все упомянутое выше.

Меня хотели убить.

Новость, конечно, не очень свежая. За сорок с лишним лет, как я покинул инкубатор, меня старались прикончить разнообразными хитрыми способами, но, если не считать потерянной руки, удача мне не изменяла. Я дрался в Тридцать Второй ВПК и заварушках помельче, ходил в Отвалы с диггерами и делил добычу киркой, ножом и кулаком, был обром-комесом, ловил нарушивших Догматы, бился с крысами и манки в Старых Штреках и все-таки остался жив. Я стрелял, в меня стреляли или бросались ко мне с разинутой пастью, но эти сражения, стычки и схватки никак не походили на события последних дней. За мной, Охотником, охотились! Пытались убить из-за угла с таким упорством, будто я не наемный боец, а важная личность, король или, по крайней мере, гранд! Конечно, в Мобурге я лучший, но об этом известно уже десять лет, и никому не приходило в голову, что Крита надо пристрелить. Или, положим, поджарить, когда он явится в свой патмент после экспедиции в Отвалы.

В какую историю я влип? С чем связано подобное внимание к моей персоне? С фирмой "икс"? С Поверхностью? С сырьем, которое таскают Пак ведает откуда?

Я чувствовал себя игрушкой в руках противоборствующих сил; одна пыталась меня защитить, другая - уничтожить. С первой, то есть с Йорком и Конго, все было ясно, а вот со второй... Кто под куполами мог тягаться с ОБР и ВТЭК? Никто, абсолютно никто! Ни один промышленный союз или тем более компания. В конце концов, Йорк и Конго могли решить проблему без меня и долгих поисков - просто урезать квоты Оружейному Союзу и остальным подозрительным фирмам или как-нибудь подставить их. Как именно, я представлял вполне: внедрить своих людей, чтобы в каком-нибудь конфликте те выпалили в купол или продырявили водопровод. Потом подвесить пару грандов-оружейников над крысами...

Однако наняли меня! Не потому ли, что проблема заключалась не в соперничестве фирм, не в тайньгх жалобах стекольщиков и не в убытках, подсчитанных экспертом Касселем? Собственно, кормчий об этом сказал: найдите ходы на Поверхность и раздобудьте образцы... А все остальное, надо думать, корм крысиный!.

В этом было рациональное зерно. Подняться на Поверхность! Не знаю, кто отважится на этот шаг, кто годится на такие авантюры, кроме Охотника Крита. Опыт, резвость, репутация и масса подвигов: гранд Лион, которого скормили крысюкам, гранд Чогори, останки коего извлечены из Ямы, славное побоище в Лоане, битва в Сабире, семнадцать отловленных крыс, сожженных манки - без счета, а уж людей... Им, как говорилось выше, счет тоже давно потерян. Герой! Что ему стоит выбраться наверх и добыть образцы? Проще, чем вломиться в патмент к Сенегалу!

Видно, шансы такие у Крита-Охотника были - недаром кормчий Йорк поставил на него! И это кому-то очень не нравилось. Кому? Вопрос все тот же: кто может потягаться с ОБР и ВТЭК? Ответ: никто, за исключением ВТЭК и ОБР. Я никогда не слышал о внутренних конфликтах в этих ведомствах, но комесам о них не сообщают. Даже легатам, а уж тем более Охотникам.

Печальный вывод! Короли дерутся, у подданных кости трещат... А мне мои кости дороги, и все остальное-прочее, что наросло на них за годы жизни. Пожалуй, безопаснее отсидеться в Отвалах да в Керуленовой Яме, где я сам - король! И чем быстрей я туда попаду, тем лучше. А пока...

Пока я летел к Хингану, и это было правильным решением. Во-первых, потому, что всякий опытный Охотник - проблема для убийц, а три Охотника - это уже три проблемы. А во-вторых, Хинган живет в подлеске, у дальнего входа в Тоннель, куда без оравы бойцов не сунешься. Кто сунется, того на части разберут, как гранда Чогори, - в этом смысле манки далеко до капсулей.

Хинган, однако, им не по зубам. Хинган умен, жесток и опытен - когда вселялся, всех приятелей собрал, и прошлись они по местным бандам, точно диггеры по грязному коллектору. Кого не сожгли, того пристрелили или дротиком проткнули, а самых выдающихся персон не поленились до Керуленовой Ямы дотащить и там скормили крысам. Давно это было, я в те годы в Лоане служил, а может, в Норке или Босте. Давно, но память жива! С тех пор Хинган отстреливает пару капсулей раз в двадцать-тридцать пятидневок, чтоб не забыли, кто тут всех главней. Занятие, конечно, неприятное, зато жилище у него большое, а налогов, как и положено в подлеске, ровно ноль.

Я приземлился прямо у его ствола. Жилые колонны тут низкие, в триста уровней, а ближе к кольцевой дороге - в двести сорок, но отличие от леса не только в этом. Здесь ни конюшен нет, ни инкубаторов, меньше дорожек, раздаточные автоматы - словно крепости в броне, двери в шопах узкие, чтобы толпой не завалились, и в каждом заведении - сопла и баллоны с сонным газом. Заведения - сплошь оттопыры, ни одного приличного допинга или тем более шалмана. Народ угрюмый; капсули - из-за отсутствия монеты, а остальные потому, что опасаются капсулей.

Только я слез со шмеля, как меня окружили. Сперва их было восемь, потом пятнадцать, но из-за цоколей ближайших зданий тянулись и тянулись новые ублюдки, большей частью голышом, в одних передниках или размалеванные в дикие цвета. Стоят и смотрят... Соображения не больше, чем у манки, - видят же, что человек в броне и с целым арсеналом. Я мог их превратить в компост примерно за минуту.

Зубы скалят... Переговариваться начали:

- Здоровый таракан... без бляхи... не подданный, Свободный...

- Вроде как Охотник...

- И чего? Охотник не Охотник, а тут мы в своем праве!

- Много на нем понавешано... до мясца не добраться...

- Не пехтурь, штемп рогатый! Доберемся!

- Щель законопатим!

- К Паку его щель! Пусть потрясет обручем!

Я снял сумку с седла. Они придвинулись ближе. Их набежало уже десятков пять. Один, раскрашенный под манки, произнес:

- Ты с емовом, пехтура? С братьями Свободными поделишься?

Емово - монета на их жаргоне, а пехтура - враль или трепло. Никакого почтения к гостю, к брату Свободному! Ну, нет почтения, будет поучение.

Я ткнул раскрашенного протезом в брюхо и двумя пинками свалил на землю пару наглецов в передниках с изображением крыс. Сомневаюсь, что они их видели в натуре - проход на Арену недешев. Потом двинулся на толпу - кому по ребрам пришлось, кому в колено или в челюсть. Бил я, конечно, не в полный замах, чтобы костей не расшибить. Гниль подлесная, а тоже люди! И без монеты, так что ремонт в ГенКоне не для них.

Шмеля я оставил им. До сих пор не знаю, что они с ним сделали, может, покатались, а может, сожрали. Хотя биоты несъедобны.

Десяток за мной увязался, к лифтам, на цокольный уровень. В кабину полезли, крысиный корм! Восьмерых я вышвырнул, а двух девиц не тронул. Само собой, не одалиски, но ничего. Одна тощая, другая в теле и похожа на мою грудастую блондинку - ту, которую я сплавил пачкунам.

Поехали наверх. Хинган, как все разумные люди, живет под куполом, хотя в подлеске в этом смысла нет - ни фирм тут, ни подданных, ни войны. Мирное место, ежели не считать капсулей.

Едем. Девицы задницами вертят и улыбаются сладко. Потом грудастая молвит:

- Хочешь, таракан? - А тощая уже под передником шарит, ножик ищет или шило.

- Сколько? - спрашиваю.

- По банке "отпада". Мне и ей. - И подружке подмигивает - будь, мол, наготове.

- Одну на двоих, - говорю. - Пойдет?

- Пойдет. Не снять ли тебе обертки, таракан? А то свой инструмент не отыщешь.

- Сниму. Приедем к брату Хингану, и сниму. Хинган, он...

Договаривать не пришлось - они переглянулись, лобледнели, грудастая остановила лифт, и только я их и видел. Поехал дальше в грустном одиночестве.

Зато на ярусе Хингана меня не ждали. Никаких засад, ни треска разрядников, ни воплей, ни запаха горелой плоти. Тишина, покой! "Все-таки жизнь в подлеске имеет свои преимущества", - думал я, шагая к его патменту.