Чтение 16–й страницы книги ~Лабиринт Менина~

Поначалу я удивлялся: как вообще мог уцелеть мир, в котором существует столь опасный предмет?! Немного поразмыслив, понял: все дело в подписи. Подпись должна быть поставлена добровольно, в здравом уме и твердой памяти, в противном случае волшебство не подействует. Поэтому владелец печати может, по большей части, лишь желать всяческих земных и неземных благ себе, любимому, а от таких пожеланий мир, как правило, не переворачивается.

Конечно, если бы Йонохская печать в свое время попала в руки моего старого приятеля Лойсо Пондохвы или одного из его коллег, Миру пришлось бы несладко. Но мудрая судьба позаботилась, чтобы все эти годы печать пребывала в забвении, о ней даже легенд не рассказывали. Было несколько записей в Королевских архивах, но не все древние записи принято принимать на веру. А сама волшебная вещица хранилась в одном из сундуков, которые были зарыты на заднем дворе безымянных развалин на окраине Левобережья.

Она бы покоилась под землей еще Магистры знают сколько столетий, если бы Его Величеству Гуригу в начале этого года не пришла блажь привести в порядок столичные окраины. Живописные руины, которые простые любители" пеших прогулок с любимыми девушками вроде меня считают чрезвычайно романтичными декорациями для задушевных бесед и первых поцелуев, были сочтены чуть ли не национальным позором и ликвидированы в фантастически сжатые сроки (подозреваю, что без Черной магии тут не обошлось). В начале лета на месте загубленных исторических достопримечательностей уже начали спешно разбивать парки, что, признаться, почти примирило меня с этой варварской акцией. Я считаю, что в идеальном городе парков должно быть больше, чем жилых кварталов, и если так пойдет дальше, Ехо скоро будет отвечать этому требованию.

Садовники, собственно говоря, и нашли сокровища. Люди простые, разумные и практичные, они рассудили, что клад надо тихонько, без лишнего шума, отнести домой и посмотреть, что он собой представляет. Если в сундуках ценные вещи, их следует разделить поровну, а если полусгнившие древние книги - торжественно отдать властям и потребовать награду.

Содержимое сундуков показалось мудрым садовникам более ценным, чем награда, которую можно получить за такую находку, поэтому они не стали обременять нас пустыми хлопотами, а тихонько поделили его между собой. Невелико преступление: в глубине души я тоже убежден, что клад принадлежит тому, кто его нашел, и никому более.

Но среди драгоценной бижутерии были и другие "безделушки", при изготовлении которых использовалась уже изрядно подзабытая магия древности.

Когда дело о Йонохской печати было закрыто, а уцелевшие исторические ценности - изъяты у их счастливых обладателей, сэр Кофа, единственный в своем роде специалист по "простым волшебным вещам", озабоченно кряхтел над инвентарным списком сокровищ и ежесекундно хватался за голову если бы все эти амулеты были пущены в ход одновременно, в Мире наступил бы хаос, однозначно! К счастью, садовники и не подозревали, что попало им в руки: волшебные вещицы по большей части украшали их прихожие, на зависть соседям, молочникам и почтальонам.

С Йонохской печатью дело, однако, вышло иначе.

У одного из садовников был взрослый сын. То есть у остальных, вероятно, тоже имеются взрослые дети, но они не имеют никакого отношения к дальнейшим событиям. Сын садовника, маленький невзрачный господин по имени Тетла Брикас, служил личным помощником престарелого университетского профессора, а на досуге коллекционировал сведения о волшебных талисманах древности. Хобби похвальное: увлекательное, познавательное и небескорыстное - никогда не знаешь, какой из описанных в древних рукописях магических предметов попадется на твоем пути.

Тетла Брикас был умен и образован, он обладал хорошей памятью, богатым воображением, свободным доступом к тайным университетским архивам и почти неограниченным запасом свободного времени: его шеф считался глубоким стариком еще до войны за Кодекс и слишком любил покой и размеренный ритм жизни (всего две лекции в неделю), чтобы перегружать своего помощника текущей работой.

Одним словом, Тетла Брикас принадлежал к тем немногим счастливчикам, которые имеют возможность полностью посвятить себя любимому делу и преуспеть в оном без риска потерять "верный кусок хлеба" и прочие житейские ценности из разряда непреходящих. Если бы он демонстрировал свои знания в нужное время, в нужных местах, ему, несомненно, уже давно предложили бы профессорскую должность. Однако он предпочел ловить удачу за другой хвост.

Все так удачно совпало: Йонохская печать оказалась в доме, куда изредка захаживал компетентный специалист, способный с первого взгляда понять, что за вещь перед ним. Заполучить в подарок волшебную вещь, которую его практичный отец собирался приспособить для колки орехов (чтобы без дела не стояла), было проще простого.

Следующие несколько суток Тетла Брикас провел без сна, в разъездах между своей холостяцкой квартиркой, где хранилась обширная коллекция копий древних рукописей, и университетским Архивом. Приятель, служивший в Замке Рулх, по дружбе провел неугомонного исследователя в Королевский Архив, да еще и полночи караулил под дверью, чтобы Тетла мог спокойно снять интересующие его копии. Он считал Тетлу безобидным чудаком, помешанным на старье, но любил в нем веселого товарища давно минувшего детства; к тому же коллекционирование копий никогда не считалось в Соединенном Королевстве большим грехом: закон есть закон, конечно, но во имя государственного благополучия следует потакать безобидным человеческим слабостям.

Ага, "безобидным", как же...

Незадолго до конца лета миру было явлено первое чудо Йонохской печати.

Скромный помощник университетского профессора подал прошение об отставке и в тот же день переехал в роскошный дворец, невесть откуда появившийся на берегу Хурона. Никто не удивился внезапному появлению нового памятника архитектуры в самом центре столицы, поскольку (это мы узнали уже позже) первая бумага была составлена очень грамотно: "Тетла Брикас становится владельцем роскошного замка на берегу Хурона и несметных богатств, это никого не удивляет". Благодаря столь удачному речевому обороту даже педантичный сэр Шурф Лонли-Локли не придал значения внезапному появлению в Ехо нового дворца - а ведь он ежедневно дважды проезжал мимо нового жилища хитроумного коллекционера, добираясь из дома к месту службы и возвращаясь обратно.

При всех своих достоинствах счастливый обладатель Йонохской печати был начисто лишен воображения. И хвала Магистрам! Он владел печатью несколько дюжин дней кряду, но не нанес никакого ущерба равновесию Мира. Как старуха из "Сказки о рыбаке и рыбке", он чуть ли не ежедневно менял хорошее на лучшее: его замок становился выше и периодически перемещался с места на место, когда жильцу начинало казаться, что вид из окна спальни недостаточно хорош. Число сундуков с драгоценностями росло, наряды день ото дня становились все роскошнее, а число его личных амобилеров постепенно перевалило за дюжину. Внешний вид Тетлы Брикаса тоже претерпел изменения: он стал высоким мускулистым рыжеволосым красавцем, так что легкомысленные горожанки порой бросали все свои дела и брели за ним, чтобы узнать, где живет этот невероятный красавец, и нет ли - ах! - возможности познакомиться с ним поближе.

Вскоре его именовали не иначе как "сэр Брикас", на стене гостиной появился фамильный герб, а в комоде - бумаги, свидетельствующие о древности и знатности графского рода Брикасов. Старик отец переехал в собственный замок на Левом Берегу; там новоиспеченный "граф" продолжил копаться в саду. В отличие от богатых садоводов-любителей, живущих по соседству, он делал это профессионально, но без особого удовольствия - так, по привычке. Друг детства, пустивший счастливчика в Королевский Архив, получил в подарок двухэтажный дом в Новом Городе, лакированный амобилер и открыл личный счет в Управлении Больших Денег: Тетла был не из тех, кто забывает добрые услуги. Поговаривали о скором браке Тетлы Брикаса (не то с лохрийской принцессой, не то с кузиной Шиншийского Халифа), что никого не удивляло - как и прочие внезапные перемены в жизни простого университетского ассистента...

Этот счастливчик мог бы до сих пор распоряжаться Йонохской печатью в свое удовольствие, но ему надоело оставаться в тени. В глубине души скромный коллекционер древностей жаждал не столько всеобщей любви (которая у него в последнее время имелась в избытке), сколько аплодисментов. А вот аплодисментов-то и не было. И тогда "граф" Брикас совершил, можно сказать, роковой поступок: на очередной бумаге, которая должна была улучшить его и без того замечательную жизнь, он написал: "Граф Тетла Брикас удостаивается Высшей Королевской награды, все вокруг удивляются". Расписался, приложил Йонохскую печать и замер в ожидании триумфа.

Это стало началом конца. Не только бывшие соученики, соседи и просто приятели Тетлы Брикаса изумленно заахали над первыми полосами столичных газет.

В тот же день наш сэр Кофа возвратился, из вечернего похода по городским трактирам в состоянии почти мечтательном - верный признак того, что Мастер Слышащий начал разматывать очередной запутанный клубок чужих секретов.

"Весь город только и говорит о Королевской награде, которую получил некий граф Брикас, - сообщил он мне. И задумчиво добавил:

- Удивительное дело:

Королевские награды не раздаются просто так, безо всякого повода, "за заслуги перед Соединенным Королевством", как написано в Высочайшем Указе. Да и никаких таких заслуг, кроме брачного предложения Шиншийскому правящему дому, за этим графом Брикасом не водится, я уже навел справки. Более того: кажется, он и не граф вовсе. По крайней мере, еще недавно его папаша был садовником, а сам сэр Брикас служил в Королевском Университете. Занятный авантюрист... Надо будет заняться этим делом, благо все равно скука смертная".

Самый страшный зверь - это заскучавший Кофа. Два дня спустя Тетла Брикас, печальный и растерянный, сидел в моем кабинете и сбивчиво рассказывал историю своего внезапного возвышения. Йонохская печать лежала на столе, сэр Кофа взирал на нее с опасливым благоговением: оказывается, легенду про эту печать он слышал еще в детстве, но даже тогда не верил в ее существование: слишком уж не правдоподобно все это звучало.

"Это - самая опасная волшебная вещь за всю историю существования Мира, - сурово резюмировал Кофа. - Пожалуй, вы действительно заслужили Высшую Королевскую награду, господин Брикас: будь вы хоть немного более азартным или просто любопытным человеком, Мир мог бы рухнуть. Какое счастье, что вы оказались бездарным занудой!"

С беднягой Брикасом мы поступили гуманно: он сохранил свои дворцы, драгоценности, амобилеры и графское звание; даже Высшая Королевская награда осталась при нем - в обмен на клятву о неразглашении тайны Йонохской печати.

Поскольку дело касалось государственных секретов и даже в какой-то мере репутации самого Короля, клятва была особенная: нарушивший ее обрекал себя на медленную мучительную смерть. Хвала Магистрам, Тетла Брикас оказался весьма впечатлительным человеком: когда я в красках расписывал ему, как выглядит тело клятвопреступника примерно за неделю до похорон, он потерял сознание. Мы могли не сомневаться: он будет молчать.

Некоторое время сэр Кофа потратил на то, чтобы собрать остальные волшебные вещицы. Садовников сначала припугнули перспективой провести пару лет в Холоми за хранение волшебных талисманов в домашних условиях, а потом отпустили восвояси и даже выплатили компенсацию: когда занимаешься делом, в ходе которого никто не пострадал, надо постараться, чтобы и наказанных не было. В Ехо принято считать, что судьба не любит несправедливости и может отомстить излишне строгому служителю закона.

Теперь Йонохская печать хранилась в нашем сейфе, как и прочие магические предметы, конфискованные у кладоискателей. По этому поводу мы с коллегами держали совет, в результате которого набрались наглости и объявили, что волшебные вещи являются, можно сказать, орудиями нашего труда, поэтому логично оставить их в арсенале Тайного Сыска, а не передавать на хранение в какой-нибудь музей, откуда их, кстати сказать, рано или поздно сопрут предприимчивые охотники за чудесами. Король как человек рассудительный и, что еще более важно, достаточно равнодушный к чужим делам тут же с нами согласился.

Разумеется, при жизни Великого Магистра Нуфлина Мони Маха сей стратегический финт ушами нам вряд ли удался бы. Покойный глава Ордена Семилистника с величайшим удовольствием наложил бы лапу на все сокровища Мира: волшебные они там или нет - это уже дело десятое. Но эпоха Нуфлина миновала безвозвратно; согласно его завещанию новым Магистром Ордена мог стать только тот, кто придет к Явным Воротам Иафаха на закате с непокрытой головой и произнесет некие заветные слова, звучание которых заставит все окна резиденции распахнуться и снова захлопнуться, а бумажка с нужным заклинанием до сих пор хранилась у меня и возводить кого-либо в сан Великого Магистра Ордена Семилистника я пока не намеревался. В отсутствие начальства всеми делами в Ордене негласно заправляли женщины Семилистника, а их предводительница леди Сотофа Ханемер лишь нетерпеливо отмахнулась от меня, когда я вежливо осведомился, не претендует ли она на обладание вышеупомянутыми магическими талисманами. Леди Сотофа - слишком могущественное существо, чтобы всерьез интересоваться волшебными побрякушками, к тому же, насколько я могу догадываться, Сотофу, как и ее старинного дружка Джуффина, интересуют такие области тайных знаний, где магические вещицы, даже самые могущественные, совершенно бесполезны.

***

Итак, Йонохская печать лежала в сейфе, ключи от которого сейчас хранились у меня; через три дня я передам их Мелифаро, поскольку придет его очередь усаживаться в кресло начальника.

Эта грешная печать стала самым притягательным искушением в моей жизни.

Разумеется, я не нуждался ни в улучшении жилищных условий, ни в увеличении своего банковского счета, ни в титулах, ни в невестах из королевских семей.

Даже внешность менять было ни к чему: Меламори моя рожа вполне устраивает, да и многие другие леди поглядывают на меня с нескрываемым интересом: такой тип внешности, как у меня, считается в Угуланде чуть ли не эталоном мужской красоты, хотя, пока я жил дома, форма моего носа и разрез глаз приводили в экстаз разве что старушку соседку, да и то лишь потому, что я был похож на кого-то из героев ее юношеских романов...

Одним словом, я не нуждался в услугах Йонохской печати для повышения качества жизни: что-что, а жизнь у меня и без того удалась - дальше некуда, хоть мордой в салат падай! Не стал бы я просить и могущества: этого добра у меня было куда больше, чем требовалось, честно говоря. Не было у меня и планов радикального изменения мироустройства: этот прекрасный Мир вполне устраивал меня таким, каков он есть, поскольку лучше все равно невозможно: хвала Магистрам, мне было с чем сравнивать... Честно говоря, Йонохская печать требовалась мне только для того, чтобы найти Джуффина и помочь ему вернуться домой. Эта идея занимала в моем сознании почетную должность навязчивой.

Дело, конечно, было не только в том, что я тосковал без Джуффина - потерпел бы, не проблема. Да и без его отеческой опеки обходиться уже давно привык. И, разумеется, я отдавал себе отчет в том, что шеф вряд ли предпочел бы необходимость по традиции ежедневно приезжать в Дом у Моста открывшейся перед ним возможности странствовать в неизвестности. Мне было отлично известно, что охота на тайны составляла единственный смысл его существования, так что если рассуждать теоретически, сэр Джуффин должен быть сейчас счастлив как никогда прежде...

Но это теоретически. А на практике меня уже давно одолевали какие-то смутные предчувствия - иначе как "нехорошими" их не назовешь. Порой я почти физически ощущал себя загнанным в ловушку - при этом внешние обстоятельства никоим образом не могли способствовать такому состоянию души. Иногда я был готов поклясться, что это странное тоскливое томление испытываю не я сам, а кто-то другой - я лишь отражал размытые очертания чужой тоски, как тусклое зеркало в темной комнате. Хуже всего, что я был почти уверен: мои скверные переживания каким-то образом связаны с Джуффином.

Признаться, мне было довольно сложно вообразить ситуацию, в которой мой шеф мог бы нуждаться в посторонней помощи... но, впрочем, что я знал о тайнах, которые поманили его за собой? Правильно, ничего.

Нельзя сказать, будто я сидел сложа руки. Трижды я просил совета у могущественных колдунов, которые, как мне казалось, чуть ли не обязаны прийти мне на помощь в таком деле: у леди Сотофы, у Мабы Калоха и даже у кеттарийского шерифа Махи Аинти, благо он редко оставляет без ответа мой зов. Все трое были единодушны: "не лезь в дела Джуффина, мальчик, они тебе пока не по зубам". Как будто я сам этого не понимал... Рассказать мне о том, где сейчас Джуффин и что с ним происходит, они мне тоже решительно отказались. Дескать, они и сами в жизнь Джуффина не вмешиваются, а посему понятия не имеют... Ага, так я им и поверил!

Оставленный наедине с тягостными предчувствиями и мрачными мыслями, я понемногу сходил с ума. По идее, мне следовало бы молить судьбу о неприятностях: когда в Ехо случалось что-нибудь из ряда вон выходящее, вроде истории с буйными воинами Дрохмора Модиллаха, у меня не оставалось ни времени, ни сил на собственные навязчивые идеи. Когда же наступала счастливая пора блаженного безделья, я вынужденно приступал к очередному этапу душевной борьбы.

Рано или поздно я должен был дойти до предела. Судьбе было угодно, что это случилось именно в тот день, когда в моем кармане бренчали ключи от сейфа, в котором хранилась Йонохская печать.

Самые чудовищные глупости в своей жизни я всегда совершал, отлично сознавая, что делаю не что-нибудь, а именно чудовищную глупость. Сознавать-то сознаю, но не останавливаюсь, а лишь завороженно наблюдаю за собственными действиями как бы со стороны, словно не мне предстоит потом расхлебывать последствия. Кролик и удав в одном лице, провокатор и жертва провокации, сам себе наказание!

Вот и сейчас я медленно, словно растягивая удовольствие, взял заранее, вчера еще, приготовленный лист бумаги (самопишущие таблички тут не годились) и аккуратно, стараясь придать своему неразборчивому почерку более-менее пристойный вид, написал: "Сэр Джуффин Халли возвращается из своих странствий живой и невредимый". Написал и сразу порвал, поскольку сообразил, что такая формулировка требует личной подписи самого Джуффина - а где я ее, интересно, возьму?!

Пришлось писать заново: "Сэр Макс отправляется на помощь сэру Джуффину Халли и помогает ему вернуться домой". Поставил точку, размашисто расписался.

Неторопливо, словно в глубине души надеясь, что мне помешают, я извлек из кармана связку ключей, открыл сейф, достал печать. Запер сейф, спрятал ключи.

Печать лежала на столе, как неопровержимая улика моего грехопадения, вот только желающих стать свидетелями почему-то не обнаруживалось. Я взял печать в руки.

Вырезанная из невзрачного зеленовато-серого камня, инкрустированная дешевыми блестящими кристаллами, Йонохская печать совершенно не производила впечатления могущественного талисмана. Возможно, именно по этой причине я не стал класть ее на место, а поднес к губам и несколько раз энергично выдохнул теплый воздух. Аккуратно приложил печать к бумаге. Потом запер кабинет на ключ (сейчас свидетели мне уже не требовались, поскольку останавливать меня было поздно) и поспешно вернул печать обратно в сейф. Бумагу же сжег - не потому, что этого требовал обряд, а потому, что за мной водится скверная привычка разбрасывать важные документы в самых неподходящих для этого местах. Теперь, когда глупость уже была совершена, я искусно заметал следы - словно это могло помочь мне избежать последствий.

Только несколько минут спустя, когда пепел был тщательно развеян по ветру, стол протерт, а кабинет проветрен, я испугался. Мне пришло в голову, что было бы разумнее написать: "они оба возвращаются домой", потому что судьба умеет мстить тем, кто слишком небрежно с ней обращается... Но дело уже было сделано.

Теперь оставалось только ждать, чем все закончится.

Я стиснул зубы, приказал себе улыбаться и отправился на ужин с сэром Рогро. Весь вечер я старательно разыгрывал веселье и беззаботность, да так успешно, что когда к нашему обществу присоединилась Меламори, ей в голову не пришло, что со мной что-то не так. Я мог принимать поздравления: провести Меламори практически невозможно.

Впрочем, позже, когда мы уединились в Мохнатом Доме, я сам ей все рассказал. В самом оптимистическом тоне, разумеется. Дескать, успех мероприятия гарантирован, мне ничего не грозит и вообще жизнь прекрасна. Меламори выслушала меня внимательно и спокойно, а когда я умолк, попросила:

- Покажи мне, пожалуйста, эту бумагу, Макс.

- Я бы с радостью, но ее уже нет, - растерянно протянул я. - Сжег, чтобы никому на глаза не попалась.

- Собственно, меня интересует только одно, - все тем же подозрительно спокойным тоном сказала она. - Я хочу точно знать, что ты там написал: "Джуффин возвращается домой" или "Джуффин и Макс возвращаются"?

- Не так и не так, - неохотно ответил я. - Просто: "Макс помогает Джуффину вернуться домой". По-моему, очень хорошая формулировка.

- Да, неплохая, - согласилась Меламори. - У твоей формулировки есть только один недостаток. Несущественный, разумеется... Она не дает никаких гарантий, что ты тоже вернешься домой.

- Но почему я не должен вернуться домой? - почти жалобно спросил я.

- Так... Не знаю. Не у одного тебя бывают скверные предчувствия, - сухо сказала она. Отвернулась от меня и вышла из комнаты. Я нашел ее внизу: моя гордая леди изо всех сил старалась смыть с лица следы недавних слез. Я сделал вид, что ничего не заметил.

- Не сердись, - робко попросил я.

- А я и не сержусь, - мягко сказал она. - Просто стараюсь привыкнуть к мысли, что моя жизнь очень скоро может закончиться. Потому что если ты не вернешься...

- Если я вдруг не вернусь, ты найдешь меня, - ободряюще улыбнулся я. - Найдешь и снова вытащишь из болота, как это уже было однажды.

- Да, это мысль, - деловито согласилась она. - Ладно, договорились. Найду.

Больше к этой теме мы не возвращались: все было сказано, и мы оба знали, что обещание Меламори было не отговоркой и тем более не сентиментальным лепетом, а планом действий, который будет приведен в исполнение, если понадобится. Мне, честно говоря, сразу стало спокойнее: легко верить человеку, который уже однажды спас тебе жизнь.

В эту ночь произошло еще много хорошего, но ничего из ряда вон выходящего.

Признаться, я был даже немного разочарован: если верить словам бывшего владельца Йонохской печати, исполнение желаний наступало если не немедленно, то очень и очень скоро. Поначалу я предполагал, что чудеса будут поджидать меня во сне, как это уже не раз случалось. Однако нет - я дрых как бревно бесчувственное, дивные сновидения меня не посетили; как следствие я проснулся в собственной постели, и нельзя сказать, что меня это сильно огорчало. Сейчас вчерашняя безумная выходка казалась мне делом столь давних дней, что ее следовало навеки похоронить на задворках памяти - чтобы не мешала наслаждаться жизнью.

В таком легкомысленном настроении я отправился завтракать. Мне удалось развеселить Меламори, которая поначалу была хмурой и сосредоточенной, словно уже начала заблаговременно составлять план моих поисков.

Утро удалось на славу: удивительно теплое для зимнего дня, оно было чертовски похоже на весеннее, даже ветер пах так, как бывает только весной: сыростью, медом и дымом. Я послал зов сэру Кофе и с удовольствием выяснил, что в Дом у Моста можно не слишком спешить: все равно там ничего не происходит. На приоткрытое окно уселась лесная птица и доверчиво защебетала что-то на своем птичьем языке, кокетливо поблескивая темными бусинами глаз. Камра была чудо как хороша, особенно в сочетании с солнечными зайчиками, которые то и дело ныряли в кувшин; крошечные хрустящие булочки из "Ленивой Тарелки" вполне могли считаться пищей небожителей. Утренняя газета оказалась достаточно забавной, чтобы читать ее вместе, по очереди отпуская ехидные замечания в адрес авторов и героев статей.

Около полудня я с сожалением начал одеваться: Меламори вполне могла продолжать валять дурака в ожидании вызова на службу, но мне, как временному начальнику, все же полагалось присутствовать в Доме у Моста. Меламори, впрочем, собиралась пойти со мной, но потом вдруг передумала: вспомнила, что у нас имеется обделенная вниманием собака, и отправилась гулять с Друппи, не дожидаясь, пока я приведу себя в божеский вид. Ее отсутствие сказалось на моих сборах весьма благотворно: у меня больше не было причин оттягивать момент выхода из дома. Я в последний раз посмотрел на себя в зеркало: Мантия Смерти, шикарные сапоги с драконьими мордами на носках, тюрбан на голове, черная шелковая полумаска на лице - неизбежная дань моде, практической надобности в ней при таком костюме не было. Убедившись, что мой внешний вид не нанесет ущерба репутации Тайного Сыска, я распахнул дверь и вышел на улицу, пытаясь угадать, в какой из переулков помчался Друппи, увлекая за собой мою подружку: очень уж хотелось как бы "случайно" встретить их по дороге. Запутавшись в своих предположениях, я, кажется, попросту забыл, что, прежде чем открыть дверь, мне следует сосредоточиться, чтобы ненароком не угодить в какой-нибудь другой Мир.

Впрочем, именно такого рода приступ рассеянности и требовался для исполнения моего давешнего "тайного указа", скрепленного Йонохской печатью.

Болван, я даже не сразу заметил, что оказался совсем в другом городе, ничуть не похожем на Ехо. А когда понял и обернулся назад, никакого Мохнатого Дома, разумеется, уже не было. Только одинаковые двухэтажные силуэты зданий в пасмурном полумраке внезапно сгустившихся сумерек. Я запоздало понял, что мое давешнее желание начало сбываться, и решительно отогнал тревожные мысли. Все должно развиваться согласно моему собственному сценарию: сейчас я найду сэра Джуффина и помогу ему вернуться домой... И разумеется, мы вернемся вместе, иначе быть не может!

Руководствуясь скорее практическими соображениями, чем нетерпением, я тут же попробовал послать зов Джуффину, рассудив, что проще спросить, где он находится, чем искать его наугад, блуждая по незнакомому городу. Однако у меня ничего не получилось. Проблема не в том, что Джуффин не откликнулся, как не откликаются на зов мертвецы и обитатели иных Миров, дело обстояло еще хуже: я больше не мог воспользоваться Безмолвной речью, словно меня никогда этому не учили, словно я не применял сей полезный навык на практике не далее как полчаса назад, чтобы поболтать с сэром Кофой. Даже не так - словно возможности воспользоваться Безмолвной речью вообще не существовало в природе...

Вообще-то я склонен поддаваться панике; слонов, собственноручно изготовленных мною из мух, хватило бы на заселение зоопарков всех обитаемых Миров. Но тогда ничего похожего на панику я не ощутил, только тоненькая струйка ледяного пота поползла по спине. Настоящий ужас пренебрегает внешними эффектами: я не побледнел, не зашатался, не схватился за грудь, не принялся изрыгать ругательства, мои глаза не наполнились слезами отчаяния. Я лишь на мгновение остановился и тихо сказал себе: "Ну вот, допрыгался". Потом я пошел дальше. Голова была совершенно пуста, никаких эмоций я не испытывал, и это было благо, причитающееся мне по праву, как наркоз любому пациенту перед операцией.

Я понятия не имел, каким образом теперь можно найти Джуффина. Никаких идей на сей счет у меня не было; впрочем, я и не обдумывал эту проблему. Все должно было случиться как-нибудь само собой, в противном случае нечего было и затевать эту сомнительную канитель с Йонохской печатью. Полагаю, я мог не бродить по незнакомому городу, а оставаться на месте и ждать, пока Джуффин сам ко мне придет, но бездействие свело бы меня с ума. Неудивительно, что я предпочел задать работу своим ногам.

Город, по которому я ходил, мне скорее понравился, чем нет, - тихий, безлюдный, очень зеленый городок с невысокими домами, редкими, но яркими разноцветными фонариками, теплым светом в окнах маленьких кафе. Пахло хвоей, жасмином и свежей выпечкой; лиловые сумерки никак не могли сгуститься до состояния настоящей ночи, но и не рассеивались, - позже я узнал, что город застыл в сумерках, как мошка в янтарной капле. Откуда-то издалека доносилась танцевальная музыка, но я так и не набрел на ее источник: в каком бы направлении я ни сворачивал, музыка не становилась ни громче, ни тише - словно звучала у меня в ушах, а не где-то на соседней улице.

В конце концов я немного устал бродить, к тому же меня раздражало смутное подозрение, что я хожу по кругу, как заплутавший в лесу грибник. Стеклянная дверь одного из кафе, украшенная вывеской "Салон", показалась мне достаточно привлекательной; мягкий желтый свет и сладкий ванильный запах, льющиеся из открытого окна, окончательно решили дело. Я снял полумаску, вывернул наизнанку Мантию Смерти - так, чтобы она стала похожа на обычный черный плащ. Немного подумав, снял и тюрбан: слишком уж экзотический головной убор! Поколебавшись, сунул тюрбан и полумаску в кусты: авось не сопрет никто, а сопрет - и черт с ними! Закончив нехитрую процедуру превращения своей внешности в более-менее обыденную, я решительно толкнул дверь и вошел в маленькое теплое помещение.

Здесь почти никого не было, только два старика за столиком в углу играли, судя по форме доски и перестуку костей, в нарды. Невысокая белокурая женщина за стойкой рассеянно протирала и без того чистые стаканы. Я пересек помещение, взобрался на высокий деревянный табурет и заговорил с хозяйкой "Салона" - сам не знаю с какой стати. Скорее всего, я просто чертовски устал молчать - настолько, что даже не задумался о возможности лингвистических проблем; впрочем, путешествия между Мирами тем и хороши, что знание иностранных языков тут редко требуется: всегда почему-то оказывается, что словари и переводчики тебе без надобности. Ну или почти всегда...

- В юности я мечтал держать именно такое кафе, как у вас. И твердо решил, что мое кафе будет работать всю ночь, до рассвета... Кстати, ваш "Салон" открыт до рассвета?

- Почему именно до рассвета? - спросила она. Вполне доброжелательно спросила, но, как мне показалось, равнодушно. Однако я был рад уже тому, что меня не послали к чертям собачьим. Меня понесло:

- Потому что на самом дне долгой зимней ночи открытое кафе, окна которого гостеприимно источают леденцовый желтый свет, а из-за неплотно прикрытой двери доносится аромат свежего кофе - это гораздо больше, чем просто кафе, это спасательная станция, контора по мелкому ремонту разбитых сердец, пункт раздачи таблеток от одиночества...

- Забавно, что вы так говорите, - мягко перебила она. - Вы не поэт, часом?

- Был когда-то, - неохотно признался я.

- Если вы были поэтом - значит, когда-нибудь снова им станете, - вздохнула хозяйка. - Это неизлечимо. По себе сужу. И не только по себе...

- Извините, я сам не знаю, с чего это меня так развезло... - смущенно пробормотал я.

- Не нужно извиняться, - улыбнулась она. - Вы очень хорошо говорили.

Просто здесь нет ни ночей, ни рассветов, к этому вам придется привыкнуть. Вы ведь совсем недавно в городе?

- Недавно, - кивнул я. И решительно прибавил:

- И ненадолго.

- Ненадолго? - недоверчиво повторила она. Сочувственно покачала головой и неожиданно ласково спросила:

- Вам чего хотелось бы? Кофе? Чаю? Горячего шоколада? Или покрепче чего-нибудь? Не стесняйтесь, заказывайте.

- А такие деньги вы принимаете? - с сомнением спросил я, извлекая из кармана корону.

- Я принимаю любые деньги, если клиент непременно желает заплатить, - отмахнулась она. - И не требую денег, если клиент платить не хочет. Здесь деньги не нужны, хотя некоторые любят набить ими карманы перед тем, как выйти из дома, - так дети берут на прогулку любимые игрушки... Знаете, как я расплачиваюсь со своими поставщиками?

- Как? - Я слегка смутился: мне вдруг показалась, что сейчас эта милая женщина заявит, что ей приходится оказывать поставщикам интимные услуги.

- Я говорю им "спасибо", - невозмутимо объяснила она. - Доброе слово - единственная валюта, которая здесь высоко котируется. - И лукаво прищурившись, спросила:

- А вы что подумали?

- То, что на моем месте подумал бы любой дурак, - улыбнулся я. - Сделайте мне горячего шоколаду. Это он пахнет ванилью?

- Ванилью, скорее всего, пахну я сама, - усмехнулась она. - И еще булочки, которые я пекла перед вашим приходом. Хотите попробовать?

Я собрался было кивнуть, но тут дверь кафе распахнулась и на пороге появился сэр Джуффин Халли собственной персоной. Он уставился на меня, как смотрел бы школьник на живого Сайта-Клауса, не в силах поверить, что он действительно существует. Никогда прежде я не видел шефа удивленным; теперь приходилось признать, что это выражение не слишком удачно сочетается с хищными чертами его лица. Из нас двоих я опомнился первым.

- Уже не надо ни шоколада, ни булочек, - смущенно сказал я хозяйке. - Мне необходимо переговорить с этим господином.

- А, так вы знакомы с Чиффой? - обрадовалась она. - Ну надо же! Ничего, напробуетесь еще моих булочек, я их часто пеку.

Я не стал говорить ей, что не собираюсь задерживаться здесь до следующей партии булочек: зачем огорчать хорошего человека? Благодарно улыбнулся, кивнул, слез с табурета и поспешил к Джуффину. Тот, кажется, только-только пришел в себя. Радости на его лице, однако, не было. Шеф смотрел на меня с неподдельным сочувствием, как на тяжелобольного, который еще не ознакомился с заключением врачебного консилиума.

- Как ты сюда попал, Макс? - наконец спросил он. - Ума не приложу: как ты мог здесь оказаться... Это Мёнин?..

- Нет, - гордо ответствовал я. - Это Йонохская печать. Знаете, что это такое?

- Не припоминаю, - нахмурился шеф. - Расскажи-ка... Впрочем, нет, не здесь. Пойдем лучше ко мне. Я живу неподалеку.

- А может быть, сразу домой, в Ехо? - неуверенно предложил я. - Вы ведь хотите вернуться, я правильно понимаю? Мне почему-то все время казалось, что вы хотите вернуться, но не можете. Или все это вздор, и я, дурак, зря действую вам на нервы?

- Нет, Макс, ты не дурак. Ты все очень правильно понимаешь. Я хочу вернуться в Ехо, - мягко сказал Джуффин. - Другое дело, что это не так уж просто. Ты еще не понял, куда попал? Это же Тихий Город.

- И что с того? - небрежно спросил я. - "Тихий"... Да, действительно вполне тихий городок. Но с какой стати... - Тут я осекся, потому что вспомнил.

Когда-то давно Джуффин рассказывал мне про Тихий Город.

Из его слов следовало, что Тихий Город - это "самое жадное место во Вселенной", он "обожает заманивать в свои стены усталых странников, скользящих через Хумгат", и все такое...

- Попасть сюда легче легкого - как правило, это происходит помимо нашей воли и как бы само собой, - вздохнул шеф. - А вот покинуть Тихий Город почти невозможно.

- Слово "почти" мне нравится. - Я пытался быть оптимистом.

- Мне тоже. Только имей в виду: нашему с тобой приятелю Мёнину понадобилось Магистры знают сколько тысячелетий, чтобы найти дорогу домой.

- Выкрутимся как-нибудь, - упрямо сказал я. Моя вера в силу Йонохской печати была непоколебима. - А что, магия тут совсем не действует, да? Я пытался послать вам зов...

- Здесь не может быть никакой магии, кроме магии самого Тихого Города, - подтвердил Джуффин. - Счастье еще, что это место скорее "доброе", чем "злое", - если забыть о том, что оно удерживает в плену всех своих обитателей. Но по крайней мере не мучает. Скорее наоборот: старается порадовать. Твои соотечественники вполне могли бы счесть Тихий Город раем - те из них, кто в состоянии представить себе рай без ангелов, конечно... А вот и мой дом.

Дом, на который он указывал, ничем не отличался от других двухэтажных домов квартала. Деревянный забор был выкрашен в зеленый цвет и увит плющом; вдоль тропинки, ведущей к дому, толпились пушистые вечнозеленые кустики. В ветвях деревьев щебетали птицы. Что ж, для тюрьмы очень даже неплохо! Но я все еще был настроен оптимистически и задерживаться в этом душистом раю не собирался. Обойдутся!

Обстановка в доме Джуффина не соответствовала моим представлениям о его вкусах. Слишком скромно, я бы сказал - аскетично.

- Этот Тихий Город считает, что лучшего вы не заслуживаете? - возмущенно спросил я.

- Все не так просто - улыбнулся Джуффин. - Тихий Город невозможно обмануть. Обстановка в доме каждого пленника такая, какая требуется именно этому человеку для того, чтобы ему было покойно и уютно. Когда я сам обустраивал свое жилище на Левом Берегу, я руководствовался не столько собственными потребностями, сколько традициями, модой, размерами своего кошелька в конце концов. А на деле оказалось, что не так уж много мне нужно.

Кстати, о Мёнине местные старожилы рассказывают, что его дом был обставлен не лучше скворечника. И, представь себе, ему это нравилось... Впрочем, все это пустяки. Расскажи-ка мне лучше про Йонохскую печать, которая помогла тебе меня найти. Очень любопытно.

Пока я рассказывал, шеф смотрел в окно. Выражение его лица постепенно менялось: равнодушие уступало место изумлению - вот уж не думал, что мне когда-нибудь придется наблюдать такое оригинальное оформление лица сэра Джуффина Халли, да еще и два раза за один день!

- Значит, судьба, - тихо сказал он, когда я умолк. - Не поспоришь...

- Что вы имеете в виду? С кем "не поспоришь"? - почти сердито спросил я. - По-моему, все идет неплохо. Вас я уже нашел, не сомневаюсь, что скоро случится еще какое-нибудь чудо и мы окажемся дома. Страшная штука эта Йонохская печать!..

- "Чудо", к твоему сведению, уже случилось, - сухо сказал шеф. - Но, кажется, оно случилось только для меня. Посмотри в окно, Макс. Что ты там видишь?

- Как - "что"? - растерялся я. - Тропинку, кусты, забор, зеленый фонарь в конце улицы и еще один, красный, совсем далеко... А что?

- Так я и думал, - печально кивнул Джуффин. - А вот я уже вижу за окном совсем другой пейзаж: Сумеречный рынок, старый амобилер на углу, двух толстух в цветастых лоохи. Насколько я припоминаю расположение зданий на площади, когда я выйду отсюда, выяснится, что я сидел в доме старого Нони Хелуфеца, который его внуки в начале весны выставили на продажу... Понимаешь, что это значит?

- Что это значит? - тупо переспросил я. Способность соображать великодушно меня покинула.

- Это значит, что здесь, в этой комнате, пролегла граница между Тихим Городом и обитаемой Вселенной. Мы с тобой пока сидим рядом, но мы уже в разных Мирах. Если ты выйдешь за дверь, ты окажешься в моем саду. Если выйду я - попаду в Ехо. Чтобы сразу поставить точки над "i", заранее говорю тебе: именно так я вскоре и сделаю, потому что надо быть безумцем, чтобы не воспользоваться таким шансом. Тем более что, отдав в твои руки Йонохскую печать, судьба ясно указала мне, где чье место.

- Вы меня пугаете, - хрипло сказал я. - Хотите сказать, что я освободил вас, а сам застрял? Права была Меламори: надо было написать: "они оба возвращаются в Ехо"... Я - клинический идиот.

- Не такой уж ты идиот. Просто твоей рукой в то мгновение управляли силы, противостоять которым невозможно, - вздохнул Джуффин. - Я понимаю, что ты сейчас испытываешь, Макс. Думаю, тебе лучше знать всю правду. Твое место - здесь, в Тихом Городе. С самого начала. Для этого, собственно, ты и появился на свет...

- "Для этого"?! Для чего - "этого"? - Я уже ничего не понимал. Мелькнула спасительная мысль: я сплю, это просто сон. Тягостный сон, чем дальше, тем хуже, но это не имеет значения, потому что когда-нибудь я проснусь...

Впрочем, обмануть себя было трудно: в глубине души я прекрасно знал, что никакой это не сон, а самая что ни на есть явь. Возможно, куда большая "явь", чем все предыдущие события моей жизни.

- Постарайся успокоиться и выслушать меня внимательно, - мягко сказал Джуффин. - Я много раз говорил тебе, что лучше знать правду, чем не знать ее.

Невежество, конечно, дарит нам возможность нежиться в теплом океане иллюзий, зато знание развязывает руки - как бы ужасно оно ни было.

- В теории это так, - пробормотал я. - Однако на практике... Впрочем, фиг с ними, с иллюзиями. Давайте вашу правду. Все равно вы скоро уйдете - что ж, мне еще и любопытством терзаться, в довершение ко всем прочим бедам?

- Я намерен рассказать тебе все, даже если ты заткнешь уши или начнешь кидаться на меня с ножом, - заверил меня шеф. - Имей в виду: оба варианта в твоем случае вполне простительны, но я бы не рекомендовал тебе тратить силы на такую ерунду.

- Не тяните из меня душу, - попросил я. - Выкладывайте. Я не буду затыкать уши, а оружие могу сдать, если хотите. Впрочем, не думаю, что оно для вас опасно.

- Я тоже так не думаю, поэтому можешь оставить его при себе, - спокойно согласился Джуффин. - А теперь слушай... Впрочем, для начала ответь мне на простой вопрос: нравится ли тебе Мир, куда я в свое время помог тебе перебраться?

- Вы имеете в виду Ехо? - опешил я.

- И Ехо, и Соединенное Королевство, и весь Мир в целом, включая материки Уандук, Черухту и Арварох.

- Разумеется, нравится... Хотя "нравится" - слишком слабо сказано. Могли бы и не спрашивать.

- Мог бы, конечно. Однако мне было важно, чтобы ты вспомнил о своей любви к Миру; пусть это чувство станет своего рода фоном для дальнейшей беседы. А теперь постарайся представить себе, что этот прекрасный Мир давным-давно рухнул. Его нет. Не осталось ничего и никого, кроме нескольких сумасшедших магов, достаточно сообразительных и могущественных, чтобы вовремя унести ноги из рушащегося Мира...

- Вы не раз говорили, что Мир может рухнуть, - осторожно поправил его я. - И поначалу я очень пугался, а потом привык к разговорам о конце Мира и стал воспринимать их как нормальную рабочую ситуацию: мы, тайные сыщики, должны следить за тем, чтобы в Сердце Мира не очень много колдовали, потому что от этого Мир может рухнуть. Несколько раз я даже совершал какие-то безумства, будучи уверен, что никто, кроме меня, не может спасти Мир. Позже мне начало казаться, что все эти разговоры о близком конце были, мягко говоря, преувеличением. Разве не так?

- Можно сказать, что так... Но попробуй представить себе, что разговоры о близком конце были не "преувеличением", а, скажем так, - "преуменьшением". Что конец Мира - дело прошлого, а не гипотетического будущего.

- Представляю, - флегматично согласился я. - Это очень скверно. Так скверно, что слов нет. - По правде говоря, мне не хватало отнюдь не слов, а желания приводить в действующее состояние свое буйное воображение: так и рехнуться недолго.

- Врешь, ни хрена ты не представил, - неожиданно рассмеялся Джуффин. - Ладно, Магистры с тобой. Поехали дальше. Теперь тебе придется понять вот что: истинное положение вещей находится посередине между твоими воспоминаниями о Мире и моим рассказом. И то и другое - правда, но обе эти правды ущербны и несовершенны.

- Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, - кивнул я. Странное дело: я знал, что Джуффин сейчас говорит мне чистую правду, и его слова не вызывали у меня никакого протеста. Более того, теперь мне казалось, что я всегда каким-то образом знал, как обстоят дела, и наша беседа - всего лишь внешний толчок, побудивший меня вспомнить об этом знании. Я посмотрел в холодные светлые глаза Джуффина и произнес вслух то, что прочитал на их дне:

- С какого-то момента история Мира развивалась в двух направлениях одновременно. Одна последовательность событий привела Мир к гибели, другая - к тому положению дел, с которым я знаком по опыту жизни в Ехо. И теперь обе реальности снова сходятся в одной точке. Возможно, эта точка - наш с вами разговор на границе Миров? Впрочем, не важно. Совсем не важно, правда? Важно только одно: какая из двух историй поглотит другую. Я правильно вас понял?