Чтение 16–й страницы книги ~Донос мертвеца~

Я стыдливо лицо закрывала,

А он нежно меня целовал!

Но чем дальше, тем чаще сильный голос певицы начал срываться, проглатывать слова и целые фразы - потому, что тела ее снова коснулись зовущие мужские руки, снова стали обжигать огнем желания открытые бедра и плечи, потому что страстные губы начали целовать ее спину.

- Ты даже не представляешь, какое ты чудо, Инга, - прошептал ей священник. - Ты вобрала в себя величайший голос, прекраснейшее тело и самое огромное наслаждение, какое только способна дать женщина. Такой, как ты, нет нигде во Вселенной, такой не рождалось никогда в истории, и не может родиться, потому что ты неповторима...

- Возьми меня, - сглотнула она в ответ. - Возьми меня, пожалуйста. Возьми... Я хочу быть твоей... твоей...

Спустя полчаса Инга снова потеряла сознание - но на этот раз блаженный обморок перешел в спокойный, глубокий сон. Демон прикрыл распластанное тело полами плаща, на ноги накинул свой дублет. Потом опять отошел к камину, добавил несколько поленьев на начавшие было угасать угли. Пламя снова выросло, заплясало радостными огоньками, словно звало поиграть. Хозяин замка вспомнил, что именно огонь символизирует для смертных ужас загробной жизни, и усмехнулся: наивные! Знали бы они, что их ждет на самом деле...

Пламя согревало тело спереди, но по спине пополз неприятный холодок: на Дерпт опустилась ночь. Епископ отошел к столу, подобрал с пола свои штаны, рубашку, оделся. Дублета трогать не стал: будет обидно, если певица застудится и потеряет голос. Причем на те самые полгода, что телом владеет он.

Это воплощение оказалось на редкость удачным. От него не требовалось ни вытаскивать вызвавшего его мага из нищих в правители, не нужно спасать новое тело от неизлечимых недугов или убийц, он не прозябал в каком-нибудь тайном суровом убежище. В его распоряжении слуги, власть, удовольствия. Первый же день принес вкусную еду, прекрасную музыку, сладостную женщину. Жаль только, постоянно приходится бороться с обрушившимся на эти земли холодом - но впереди еще шесть месяцев, а зима не вечна.

Инга застонала во сне, повернулась на бок, закручиваясь в плащ. Хозяин оглянулся на нее, покачал головой: да, процесс оплодотворения женщины - это величайшее и прекраснейшее изобретение Создателя. Это сладостное умопомрачение, которое не приедается ни за что и никогда, к которому стремишься снова и снова. Интересно, в этом мире все девушки так приятны в близости, или есть какие-то различия? Может быть, кто-то из них способен доставить еще большее наслаждение?

Увы, проверить свою гипотезу епископ не мог, поскольку женщин в замке не держал. Несколько сервок трудились на кухне, да на стирке белья - но эти обрюгзшие, потные и вечно засаленные существа никакого интереса ни у кого не вызывали. Если уж проверять кого на чувственность, то нужно найти такую же чистую, молодую и воспитанную даму, как русская певица.

Взгляд владельца замка скользнул к двери рядом с камином, и епископ шумно втянул воздух: ну да, конечно же! В мыслях глупого алхимика, помнится, крутилось именно то, что ему нужно. Он сдвинулся со своего места, остановился, вернулся к столу, взял с него блюдо с перепелами, и вместе с ним направился в подвал.

В пыточной камере царила полная темнота. Отправленный утром на кухню слуга назад больше явно не возвращался, факелы погасли, жаровни тоже. Помещение наполнилось промозглой сыростью, явно не улучшавшей здоровья единственного обитателя этого места. Дерптский епископ дошел в темноте до девы, небрежно постучал по крышке:

- Ты еще жив?

В ответ послышался жалобный хрип.

- Что же, я очень рад. Ты еще не вспомнил, каким образом я могу найти планету Мардук? - епископ довольно рассмеялся. - А хочешь, я расскажу тебе про нее, неуч? Ведь это очень хорошая планета.

Просто уникальная. Когда Создатель созидал ваш мир, планет было много. Слишком много. Но одна разрушилась, другая замерзла, третья перегрелась, и осталось только две: Земля и Мардук. И населили эти земли во множестве разные твари, жили они, плодились и размножались. Однако не все вняли завету подчиняться слабым земным копиям Создателя. Иные твари оказались слишком злобны, иные слишком глупы, иные слишком умны, иные слишком живучи. И тогда всех их собрал Создатель на планете Мардук, и отмел далеко в небо. Разве ты не знаешь про это, алхимик?

Дерптский епископ прислушался к слабому хрипу, удовлетворенно кивнул:

- Конечно, не знаешь. Про это не знает никто из смертных. Вы не знаете про то, как улетали эти твари во мрак бесконечности, как остывала их планета, а вместе с ней замерзали и они, пока не перестали дышать, двигаться и мыслить. Однако ваша маленькая жадная звезда не отпустила эту планету навсегда, и спустя четыре с половиной тысячи лет от сотворения мира случилось то, о чем ты уже не можешь не знать, ученый. Об этом написано во всех вавилонских, египетских, индийских, арабских, китайских хрониках. Мардук вернулся. Правда, вавилонские мудрецы называли его "отливающей красным планетой Нибйру", китайцы - Белым Драконом, индийцы - Наротта-мой, но это уже не имело никакого значения. Потому что твари согрелись в теплых лучах и начали просыпаться. И устремились в потерянный рай.

- Кто ты? - прошептал алхимик.

- Тогда на этой планете случилось очень много страшного, - не отвечая, продолжил священник. - В иных землях спустившиеся с небес нефелимы стали правителями, в иных спустившиеся демоны истребили все живое, в иных кипели такие битвы, что испуганные реки поворачивали вспять, а солнце боялось подняться на небеса. Но спустя всего пять лет Мардук стал удаляться обратно, твари начали замерзать, и прилетали все реже, и только нефелимы, самые мудрые и предусмотрительные, правили здесь еще несколько веков. Ты выбрал очень хорошую планету для покровительства своей трансмутации, алхимик. Про нее слышал каждый образованный человек, но никто не знает, где ее найти, и не может проверить твоих расчетов. Но тебе будет очень трудно рассказать дерптскому епископу, как найти ее на небе. Она появится на нем снова только через два с половиной тысячелетия. И это станет сигналом к Апокалипсису.

- Кто ты? - уже громче спросил пленник.

- Сейчас увидишь, - пообещал священник. - Я принесу факел.

Хозяин замка нащупал один из сложенных внизу факелов, сходил наверх, зажег его в камине и спустился вниз.

- Господин епископ? - изумленно прохрипел узник нюренбергской девы.

- Неужели? - священник выкинул из держателя сгоревший по самую рукоять факел, вставил свежий. Затем зажег от него два других, отошел и закрепил над стоящим несколько в стороне от пыточных станков широким столом. - О, я вижу, чернильница и бумага здесь есть. Так что вы скажете мне в ответ... Как вы себя называли? Анри дю Тозон? Вы показались мне очень толковым человеком.

- Вы... вы... вы не епископ! Епископ ничего не знал о планете египетских правителей!

- Вот видишь, мой дорогой мальчик, как просто иногда открываются самые сокровенные тайны, - покачал головой священник. - Но ты не беспокойся, господин епископ скоро вернется.

- Спасите меня отсюда! Спасите! Я сделаю все, все, что только пожелаете!

- Делать это нужно было раньше, - назидательным тоном сообщил епископ. - В те дни, пока "Книга Магли" находилась в твоих руках. Ты мог сам произвести обряд моего вызова... Но ты предпочитал обманывать глупых купцов лживыми трансмутациями и копить себе золото.

- Ты демон...

- Сейчас нет, - покачал головой хозяин замка. - Сейчас я человек. Увы, не навсегда. Но я обязательно отошлю "книгу Магли" в одну из столичных библиотек. Рано или поздно, но кто-нибудь обязательно попытается исполнить обряд, и я навещу этот мир снова.

Он взял с подноса одного из перепелов, подошел к окошку железной девы, схрустел поджаристую шкурку и стал неторопливо отламывать и обсасывать ребрышки.

- Но разговор не обо мне, о мудрейший из алхимиков. Речь о тебе. Надеюсь, ты не голоден? Насколько я помню, полгода назад тебя было велено кормить каждый день в полдень гусиной печенкой с тертым миндалем. Очень полезное лакомство. Для епископа... - священник рассмеялся.

- Чего ты хочешь, демон?

- Я знаю не только о планете Мардук, смертный, - посерьезнел епископ. - Я знаю и об одной молодой, симпатичной, хорошо воспитанной даме, которая ждет сигнала, чтобы отправиться на встречу с богатым будущим. Если ты вызовешь ее сюда, алхимик, то получишь всех перепелов со стоящего на столе подноса.

- Зачем она тебе, демон?

- Ты не знаешь, зачем нужны женщины, алхимик? - удивился священник.

- Ты хочешь превратить ее...

- Да, - откровенно кивнул его мучитель. - Именно это. Здесь нет ни одной достойной дамы, а я доверяю твоему вкусу. Она будет хороша. Она наверняка будет очень хороша.

- Я не стану этого делать!

- Я вижу, муки не сломили твоего духа, смертный, - дерптский епископ обсосал очередную косточку и щелчком отправил ее в окошко нюренбергской девы. - Что же, пусть будет так. Скажу больше. Когда завтра придет Эрнст, в наказание за то, что он оставил тебя без света и тепла, я посажу его на кресло святого Иллариона.

Хозяин замка похлопал по спинке высокого кресла, сиденье, спинка и подлокотники которого были утыканы гвоздями.

- Я знаю, сейчас ты уже не считаешь это столь болезненным наказанием, но он наверняка подумает иначе.

- Правильно, - впервые за все время разговора в голосе пленника прозвучала радость.

- А потом, - продолжил священник, - потребую до вечера узнать от тебя, где проходит линия Ориона, которую так любит пересекать планета Мардук.

- Но я не знаю! - разорвал тишину вопль отчаяния.

- Ну и что? Мне интересно, как перескажет завтра историю Мардука мой слуга. Это наверняка окажется забавным, - хозяин запустил в окошечко очередную косточку и пошел к лестнице.

- Не нужно! Не нужно! Господин епископ, постойте! Демон, я согласен...

- Давно бы так, - вернулся священник к деве.- Как вызвать женщину?

- Я вызову ее... Если ты выпустишь меня отсюда, демон.

- Нет, - холодно ответил хозяин. - Завтра ты подвергнешься допросу, а я поищу иную женщину более простым путем.

- Такой, как она, тебе не найти, демон, - лихорадочно заговорил пленник. - Она чиста, невинна, красива. Хорошо образована. Я искал такую всю свою жизнь. Отпусти меня, и она станет твоей.

- Ты успел услышать то, чего не должен, - покачал головой епископ. - Теперь ты никогда не выйдешь отсюда.

- Но почему? За что? - из-за дверцы послышались всхлипывания.

- Ты плачешь? - удивился священник. - Ты ищешь виновных? А разве ваши пророки не учили вас: "Не укради", "Не прелюбодействуй"? Ты думал, путь мимо заповеди ведет к легкому богатству? Он ведет в Ад, смертный. И женщина, которая не захочет изменить своему мужу, тоже никогда не станет гулящей. Считай, что это Бог посылает ей испытание. Она вполне может его пройти. Как ее позвать?

- Я хочу жить!

- Ты можешь получить такую возможность. Дожить до возвращения епископа и еще очень долго жить при нем. Зато я обещаю тебе смерть. Вызови сюда свою женщину, и ты действительно избавишься от мук.

- Я уйду тихо, и никогда в жизни не скажу никому ни слова про этот замок...

- Но ты можешь найти книгу и отомстить ей вместо меня. Нет, смертный. Тебе придется выбирать между пыткой и вечным покоем. И мне начинает надоедать этот долгий разговор.

- Я хочу жить.

- Ты получишь взамен перепелку, - хмыкнул священник. - Целый поднос перепелов сейчас, и самый роскошный обед, какой только сможешь представить, когда она приедет сюда. И смерть до возвращения прежнего хозяина.

- Я хочу жить...

- Пахнущая легким дымком копченая рыба, белая, мягкая, плоть которой сама отделяется от костей и тает во рту; целиком запеченный молочный поросеночек с полупрозрачной кожицей, темными глазками и торчащими вверх ушами; четыре высоких кувшина со сладким, терпким и кислым красным вином, целый поднос яблок, груш, персиков, отливающих бархатистым бочком. Порезанная тонкими, тонкими ломтиками розовая ветчина; горячие, с коричневой хрустящей корочкой перепела. Целая груда. И гусь, на большом подносе, политый жиром и далеко растопыривший лапы с выступающими наружу косточками. Выстроившиеся в ряд белые куриные яйца, нутро которых вместо желтка наполнено нежным паштетом из мяса весенних соловьев; мелко подрагивающий пудинг, осыпанный марципанами... Или маленькие железные тиски?

- Мы договаривались, что получив золото, я просто пошлю понятную ей весть о том, как меня найти, - прохрипел пленник.

- Как? - хозяин отошел к столу, придвинул к себе лист бумаги.

- Можно... Можно послать письмо ее мужу. Поблагодарить за помощь и гостеприимство, пообещать еще раз вернуться. Отписать, что вскорости уеду из замка дерптского епископа дальше. Только про замок, и что уезжаю, нужно сообщить при ней. Пусть гонец скажет, что привез письмо для Курста Болева, из Гапсаля, женатого на Регине. Они ее позовут, чтобы гонец увидел. Он на словах скажет, что я отсюда уезжаю. Она поймет.

- Они не знакомы с твоим почерком?

- Нет, я оставил лист. С цифрами и датами.

- Тогда я напишу письмо сам... - священник ненадолго задумался, потом начал быстро строчить ровным, каллиграфическим почерком.

- Вы дадите мне жареной перепелки, господин епископ? - с надеждой попросил пленник.

- Дам, - кивнул из-за стола хозяин. - Я всегда выполняю свои клятвы. Хотя это вряд ли приведет меня в Рай.

Свернув лист в трубочку, он поднялся, подошел к нюренбергской деве, откинул запорный крючок и распахнул дверь. Раздался душераздирающий вопль, и на пол бесформенным кулем вывалилось тело.

- Н-да, об этом следовало подумать, - покачал головой епископ. - За полгода ножи вросли в твое тело, и извлечь их стало нелегко. Но ведь ты жив? Хотя теперь это неважно...

- Что случилось? - показалась на лестнице встревоженная Инга, завернутая в плащ.

- Мне было так хорошо с тобой... - поднял голову к девушке хозяин замка. - Я решил сделать приятное всем вокруг и принес этому несчастному жареных перепелов, - священник указал на стол.

- Это правда? - певица довольно улыбнулась и протянула ему навстречу свои руки.

- Конечно, правда, - кивнул хозяин замка. - А теперь пойдем в спальню. Не станем заглядывать ему в рот.

* * *

Новое утро началось с тихого завывания под окнами. Удивленно поднявший голову епископ некоторое время недоуменно крутил головой, потом выбрался из рыхлой перины и подошел к окну.

Там стояло на коленях полтора десятка одетых в рванье баб и мужиков.

- Это еще что? - с тоской посмотрел он на неожиданное представление. - Долго эти сервы собираются тут скулить?

Священник поморщился и начал одеваться. Начетник перехватил его уже во дворе:

- Это рабы из Люмати, господин епископ. За ними недоимки шесть лет числятся.

- Что они делают под моим окном?

- Так, недоимки у них... Я прикажу разогнать. Хозяин замка остановился, внимательно вгляделся в своего начетника. Малого роста, в остальном он мало отличался от прочей замковой дворни: черная монашеская ряса, медный крест на шее, кожаная шапочка с длинными ушами. Разве только шапка казалась почище, да ряса поновее, да рожа пошире: спал и харчевался хозяйственник явно не в общем зале. И глазки у него бегали воровато...

- Что они делают под моим окном? - повторил вопрос епископ.

- Я за недоимки детей у них взял, которым годков по десять-двенадцать. Шляхте продать.

- А почему детей?

- Так, брать больше нечего. Скотину о прошлом годе отогнали. Лошадей забрать, так пахать не смогут. А на детей тут покупатель пришел. Серебра по три монеты за каждого обещал. А чего не продать? Сервы...

- И они теперь каждый день у меня под окном скулить станут?

- Я разгоню...

- Постоянно гонять собираешься?

- Детей увезут, успокоятся. Это так всегда. Недельку, али месяц похнычат...

- Ско-олько?! - зарычал дерптский епископ, отвернулся и решительным шагом направился к воротам, отодвинул засов, толкнул калитку.

- Господин! Кинутся! - попытался остановить его привратник, но хозяин замка уже вышел наружу:

- Эй, рабы! Слышите меня?

Стоящие на коленях у угловой башни люди повернули головы к нему.

- Недоимки прощаю. Все пошли вон отсюда. Он вернулся назад еще до того, как сервы успели понять, что произошло, а потому радостные крики слышал лишь сквозь глухую стену.

- Как же так? - слегка подпрыгивая, потрусил рядом начетник. - Недоимки... двести десять монет...

- Я епископ, - остановился хозяин замка. - Я служитель Божий, и я ему молюсь. Не желаю, чтобы меня хоть кто-нибудь отвлекал!

- Но ведь казна епископская... На нужды Божий...

- Богу золото ни к чему, - холодно отрезал епископ. - Ему нужна вера. А я не хочу, чтобы в ближайшие полгода хоть кто-нибудь скулил у меня под окнами, кидался мне в ноги, когда я гуляю, плакал по ночам, пытался зарезать в обиде за проданных детей, и вообще... И вообще, если хоть кто-нибудь опять придет жаловаться, начетник, ты станешь каждый день обедать только в кресле святого Иллариона!

- Да, господин епископ, - заметно струхнул слуга. - Больше никто не придет.

Но жалобщики приходили. Дважды к ним выбегал начетник, опасливо косясь на окна башенки со спальней епископа, а один раз, после разговора, он сам явился к дерптскому епископу и не без злорадства сообщил, что Кодаверский монастырь наложил на сервов новый налог на кормление раненых. Властителю западного берега Чудского озера пришлось самолично садиться в седло и мчаться в Кодавер, умерять аппетиты монахов. Переодетая служкой Инга ездила вместе с ним и во время службы в монастырском храме пела на хорах. На прихожан этот молебен произвел незабываемое впечатление - но еще большее впечатление он произвел на самого священника, впервые услышавшего настоящий голос под настоящими сводами. После этого впервые за много лет дерптский епископ начал выезжать из замка и лично проводить торжественные службы в разных храмах: в Аадами, Торми, Паламузе, Камбии.

Когда воскресным вечером четвертого апреля после подобного богослужения кортеж правителя возвращался из Лохусуу, епископ с удивлением заметил, что на клене неподалеку от его замка развеваются на ветру какие-то тряпочки.

- Что это? - приостановил он своего коня.

- Это сервы, господин епископ, - пояснил гарцующий рядом Флор. - Они почему-то уверовали, что на вас сошла благодать. А поскольку вы не любите принимать благодарности, то каждый, кто хочет вознести за вас молитву, оставляет здесь тряпочный узелок.

- Вот как? - священник спрыгнул на липкий весенний снег, вошел под крону, огляделся, касаясь отдельных тряпочек руками. - Да их тут больше сотни... Странно... Оказывается, это тоже приятно.

* * *

Холодная спальня, несмотря на всю прелесть мягких перин, мало нравилась и самому епископу, и его личной певице, а потому они нередко оставались ночевать в малом зале, на раскиданных перед камином медвежьих шкурах. Здесь их и застал начетник, прибежавший с тревожным известием:

- Господин епископ, русский келарь приехал!

- Кто? - прикрыл священник девушку краем шкуры.

- Да отец Анисим, из Псково-Печерского монастыря. Дань для русского царя собирает.

- Почему в такую рань? - покосился в сторону светлеющих окон епископ.

- Так, чтобы отъехать не успели. Вы только ничего ему не давайте, господин епископ, - засуетился начетник. - У нас серебра всего пять бочонков, а золота и того меньше. Сервы платить хуже стали, страха не чувствуют. Совсем доходы упали.

- Ладно, не дам, - поднялся хозяин замка. - Зови его, раз приехал. Только не торопясь. Пусть со стола все вчерашнее уберут и свежее угощение поставят. Мне умыться принесут. И приберут тут все.

Русский келарь по объему превышал дерптского епископа никак не меньше, чем втрое. В двери малого зала он протиснулся бочком, затем сразу приосанился и двинулся вперед, сложив ладони, как на полочке, на животе.

- Дорогой отец Анисим! - широко раскрыв объятия, двинулся навстречу хозяин замка.

Гость от такой нежданной радости попятился и попытался даже епископа обойти, но вовремя спохватился и просто поторопился отвесить поклон, выставив вперед, как оружие, высокий клобук.

- Здравствуйте, господин епископ.

- Вы проходите к столу, отец Анисим, присаживайтесь. Покушайте с дороги. Какие дела привели вас в наши земли?

- Да дела все те же, - от приглашения присесть гость не отказался, с тяжелым стоном опустившись на стул и поправив края рясы. - По государеву уложению, должны вы на своих землях по одной немецкой марке с каждого человека в год платить в царскую казну, однако же этот год опять никакого серебра от вас не пришло. Обидно сие сильно, и думы нехорошие вызывает. Опять же, недоимки за вами числятся за пятьдесят три года, и никаких поползновений долг сей уменьшить я не вижу.

- Налить вам вина, отец Анисим? - хозяин сделал Инге, переодетой служкой, знак подойти, и она тотчас взялась за кувшин, наполняя бокалы собеседников.

Келарь спорить не стал, вина отпил, внимательно наблюдая за слугой, однако обратился к епископу:

- Посему должен вопрос я вам задать сурово: готовы ли вы долг весь выплатить в исправности? Али желаете гнев государев вызвать, каковой немалый разор в ваши земли может внести?

- Долг я готов выплатить с радостью, - почтительно кивнул епископ, - Однако же в сей момент казна епископская совершенно пуста, и я прошу вас, отец Анисим, дать мне отсрочку еще на один год.

- Крещен ли ты, сын мой? - неожиданно спросил священник Ингу.

Та испуганно шарахнулась, отрицательно закрутила головой.

- Неужели веры в тебе нет, коли от таинства святого отказываешься?

Певица растерялась, испуганно кидая взгляды то на одного священника, то на другого.

- Именем тебя каким кличут? - продолжал напирать гость.

- Простите, отец Анисим, - несколько повысил голос дерптский епископ. - Если мой служка мешает нашему разговору, я его немедленно отошлю.

- Ну что вы, господин епископ, ничуть. И хочу я сказать, что ни о какой отсрочке речи более идти не может, потому как стремления к честному ведению дела я не вижу.

- Что вы, что вы, отец Анисим, - ласково улыбнулся епископ. - Я искренне уважаю вас и государя московского, а потому, услышав месяц назад о его выздоровлении после тяжкого недуга, на радостях все недоимки сервам простил. Думаю, вы слышали про это, дорогой келарь? Храмов православных в моих землях много, на них это облегчение также не сказаться не могло.

- Да, я слышал о деяниях ваших по облегчению гнета на черных людей, - после некоторой паузы признал гость. - Но никак не знал, что связано это с возвращением здоровья государю Ивану Васильевичу.

Тут отец Анисим приподнялся со стула и широко перекрестился.

- Видать, про облегчение рабы наши слышать любят куда больше, нежели о причинах оного, - еще шире улыбнулся хозяин замка. - Однако же прощеные недоимки тяжким бременем легли на казну нашу, и теперь она пуста как никогда, дорогой келарь. Разве только пожелаете вы кару какую за этот жест радости наложить, отец Анисим. Придется тогда прощенные недоимки вашим именем сервам обратно на плечи возвернуть.

- Нет, что вы, господин епископ, - пошел на попятную сборщик податей. - Здоровье государя нашего радость общая, и серебром измерить ее нельзя.

Дерптский епископ, пряча улыбку, пригубил вино. Вот как неожиданно вернулся давнишний широкий жест. И если начетник подслушивает под дверью, он наверняка уже упал без чувств от радости и благословляет давешнюю мудрость своего господина.

- Да, смерды ваши, господин епископ, многое хорошее про вас говорят, - продолжил гость. - И батюшки при церквях плохого слова не произносят. По всей Ливонии ересь странная идет, костелы обезумевшие люди громят, на церкви святые руки поднимают. И только здесь словно длань Божия простерта. Это радует нас, очень радует. Однако же и тревога начала проникать в сердца людей православных. Многие из них, мимо дома вашего проходя, слышали звуки странные, словно замок ваш весь дрожал и заговорить пытался. Странно это все, и мысль нехорошую навевает. Как бы не силы диавольские пытались веру вашу испытать и в сердце епископства вашего проникнуть.

- Я так мыслю, - задумчиво кивнул хозяин замка, - что беспокойство ваше излишне. Вера моя крепка, лютеранскую ересь я в епископство Дерптское не пропущу, а Диавол, - епископ даже рассмеялся. - Диавол мне не страшен, это уж несомненно.

- Но готовы ли мне слово дать, что звуки сии бесовского происхождения не имеют?

- Именем Создателя клянусь: звуки эти вполне мирское предназначение имеют и обычным смертным издавались.

- Кем же должен быть муж этот, чтобы замок весь сотрясать?

Хозяин замка от этого вопроса вздрогнул, слегка покосился на Ингу, потом осуждающе покачал головой:

- Кажется, вы хотели о чем-то спросить, отец Анисим? - голос хозяина стал холодным, как свисающие с крыши замка сосульки.

- Да, - печерский келарь понял, что его хитрость раскрыта. - Ведомо стало нам, что вы, господин епископ, завладели девицей, в деревне Каушта Ижорского погоста проживающей, и в замке своем удерживаете.

- Это не так, отец Анисим, - лаконично ответил хозяин дома.

- Готовы ли вы поклясться в этом именем Господа нашего, Иисуса Христа?

- Клянусь Создателем, я не удерживаю в заточении в этом замке ни одной девицы, - перекрестился священник и хладнокровно поцеловал большой нагрудный крест.