Чтение 16–й страницы книги ~Игры рядом~

- Вас там не было, сударь, так что это по-прежнему лишь слово маркизы против слова моей дочери!

- Считайте, что это мое слово и слово маркизы против слова Дарлы!

Дарла тихонько заскулила, и тогда Аннервиль спросил:

- Могу я узнать, в конце концов, почему вы так рьяно защищаете мою жену?

Я не знал, что ответить на это - не рассказывать же, право слово, что она и я волею небес оказались будущими жертвами ритуального убийства и это нас в чем-то роднило. Неловкую паузу прервал Куэйд. Лучше бы он молчал. Его болтливый язык лишь вколотил последний гвоздь в крышку моего гроба.

- Это очевидно, отец! Он же спит с ней! - заявил непутевый братец Дарлы.

Никогда бы не подумал, что в приятном, мягком лице маркиза Аннервиля может быть столько дикой, слепой ярости, в круглом личике Дарлы - столько неподдельного ужаса и горя, в чудовищно красивом лице Йевелин - столько болезненной, горькой иронии. Йевелин потрясла меня больше всех. Кажется, она собиралась рассмеяться, но у нее не хватило сил. Она только поднесла руку к горлу и тяжело, мучительно закашлялась, слегка покачивая головой.

Она была шокирована больше всех.

Больше меня. Хотя и я не ожидал, что моя одержимость ею так заметна.

Я вообще не подозревал, что ею одержим.

Аннервиль двинулся ко мне. Йевелин не пыталась остановить его, но он всё же сделал резкий жест в ее сторону, словно отбрасывая ее руку. Несмотря на напряженность ситуации, это показалось мне забавным - настолько он верил в то, во что хотел верить. Забавно. Его фантазия даже опережала его дела.

Возможно, он убил бы меня. Он очень сильно любил Йевелин - настолько, насколько способны любить люди, у которых слишком много денег и власти. И, возможно, так было бы лучше для всех. Лучше для Йевелин - потому что если я не нужен секте Безымянного Демона без нее, то и она, без сомнения, не нужна им без меня.

В любом случае всё могло закончиться одним ударом. Здесь и сейчас. Но у меня всё-таки был тыл. Какой-никакой, а был.

Я не понимал, что вот-вот умру, до тех пор пока рука Ларса не перехватила запястье маркиза, готовившегося обрушить на меня вытянутый из ножен меч. Я стоял, не отступая, с лезвием у самого горла. Аннервиль дышал тяжело и шумно, его лицо и глаза налились кровью. Ларс слегка покусывал усы. Мне казалось, он прячет ухмылку, хотя его голос звенел, как сталь, которую он толко что остановил.

- Опомнитесь, сударь. И прежде чем убить моего кузена, подумайте, есть ли у вас более весомые доказательства, чем голословное заявление вашего сына.

Аннервиль опустил руку. Отвернулся, медленно прошел несколько шагов, остановился между сыном и женой. Вытянул руку с мечом, и лезвие задрожало в ярде от горла Йевелин.

- Куэйд? - его голос был хриплым, едва слышным, и тем не менее от него мороз продирал по коже.

- Хочешь знать, видел ли я? - с внезапной злостью сказал тот. - Не видел. Доволен? Но если хочешь знать, видеть и не требуется. Она и так ни одного члена не пропускает. Перепихнулась уже со всеми конюхами. У них можешь и спросить.

Удар был ошеломляюще сильным. В первый миг мне показалось, что Аннервиль снес сыну голову, но он бил левой рукой. Куэйд тем не менее рухнул, предварительно крутанувшись вокруг своей оси. Он попытался приподняться на четвереньки, но не смог и снова упал на пол, лицом в пол. Я не мог отвести от него глаз.

- Я сам... - прохрипел он. - Если хочешь знать... Я сам... ее... имел...

Железные пальцы стиснули мое плечо.

- Если ты сейчас не уйдешь, я выволоку тебя силой, - прошипел Ларс мне в ухо. Но я не собирался сопротивляться. Я смотрел на Дарлу, прижавшую ладони к губам и неотрывно глядевшую на меня огромными, совершенно сухими глазами. В них было что-то, чего я никогда раньше не видел. Ни в чьих глазах. Ни у Йевелин, ни у... Флейм.

Флейм стояла у меня за спиной. И не двигалась. И молчала. Ее будто и не было. Ее не было. И нет.

Йевелин неподвижно лежала в кресле, откинув голову на спинку. Кажется, она потеряла сознание, хотя уверен я не был. Ее глаза были открыты.

Я стряхнул руку Ларса, повернулся и вышел.

Я не слышал, шли ли они за мной. Мне было всё равно. Мне хотелось просто оседлать первого попавшегося коня и умчаться на край света. Всё равно на какой. Восток подойдет, пожалуй. Там, где поле рождает зарю. Но здесь я больше не мог и не намеревался оставаться ни минуты.

Я выскочил во двор, оттолкнул зазевавшегося слугу и направился к конюшням. Теперь за моей спиной звучали торопливые шаги, я услышал свое имя, но не обернулся и не замедлил шаг.

Ларс догнал меня, схватил за плечо, круто развернул к себе и влепил мне пощечину.

Моя голова дернулась набок. Я вскинул на него глаза. Мгновение смотрел в его каменное лицо, а потом ответил тем же.

Это была не драка. Просто две короткие звонкие оплеухи. Весьма аристократично.

Его голова дернулась в точности как моя, и смотреть на это было приятно. Я знал, за что ударил его - не за эту пощечину, вовсе нет - и он наверняка знал тоже, что лишь усиливало мое удовольствие от происходящего. Ларс выпрямился. Его глаза медленно наливались кровью. Я подумал, что так его никто никогда не бил. Он никому не позволял так себя бить. Даже мне. Никогда.

Вокруг была ночь, слуги разбежались, над нашими головами потрескивали чадящие факелы, невыносимо пахло гарью. Из замка не раздавалось никаких звуков, но это вовсе не значило, что внутри все успокоилось.

Снаружи, впрочем, тоже было жарко. Мы просто смотрели друг на друга, и я не знаю, во что эти взгляды могли бы перерасти, если бы Флейм не кинулась между нами.

- Прекратите! Вы оба сумасшедшие! Что вы делаете?!

Я хотел и ей влепить по роже для полного набора, так сказать, а потом это показалось мне просто смешным. Таким смешным, что я улыбнулся. Очень широко. Ужасно радостно.

Они оба посмотрели на меня как на ненормального.

- А не пошли бы вы... - сказал я и, отвернувшись, возобновил прерванный путь к конюшням.

Но Ларс не собирался так просто меня отпускать.

- Объясни, какого хрена ты бросился защищать эту дрянь? - с силой ухватив меня за плечо, процедил он.

- Ларс, ты мало получил? - задушевно осведомился я. - Еще хочется?

- Она Проводник, да? Не Дарла, а она? Ты понял это? Так за каким же хреном не позволил Аннервилю ее убить?!

Пожалуй, стоило объяснить это раз и навсегда. Просто для того, чтобы... да, чтобы освободиться от них. Просто освободиться. Окончательно.

- Я скажу тебе, за каким хреном, Ларс. Мне хочется жить. Понимаешь? Очень хочется. Я сравнительно недавно это понял. За Йевелин пришла Стальная Дева. И Йевелин смогла ее остановить. Она сильнее меня. Понятно тебе? Она сильнее всех нас, гребаных солдатиков, вместе взятых. Если я и выберусь из этого дерьма, то только с ее помощью. Но оставаться здесь сейчас мне нельзя. Аннервиль убьет и ее, и меня.

- Но мы ведь еще ничего не сделали, - слабо отозвалась Флейм.

- Всё мы сделали, родная, - сухо бросил я и даже не почувствовал злорадного удовлетворения от этой лжи, когда краска отхлынула от ее лица - только усилившееся отвращение. - Что такое? Ты чем-то расстроена? Мне казалось, ты свою личную жизнь уже уладила.

- Я не собираюсь перед тобой оправдываться, - тут же отозвался Ларс. - Это ничего не значило.

- Боги, Ларс, ты вроде дураком никогда не был.

- Ты тоже, Эван.

Я посмотрел на него, он посмотрел на меня. Я вдруг понял, что не хочу выяснять, как, зачем, почему и для чего они так со мной поступили. Вчера, неделю назад - захотел бы. А сейчас мне было даже наплевать, что это именно Ларс. То, что это была Флейм, я и так с легкостью пережил. Чего там, у самого рыльце в пушку. Но Ларс... Ларс. Когда друг спасает тебе шкуру и спит у тебя за спиной с твоей женщиной - это как называется? Всё-таки предательство? Или как-то иначе?

И, верьте или нет, на это мне тоже было плевать.

- Эван, послушай меня. Пожалуйста. Я прошу. Не уезжай сейчас. Останься. Аннервиль может перегореть. Если это случится, ты сможешь с ней спокойно поговорить. Не знаю, за каким хреном, но сможешь. Если нет, успеешь удрать, и я сам прикрою тебе отход. Но потерпи хотя бы до завтра. Прошу. Не надо, чтобы всё это пропало вот так... впустую. Пожалуйста.

Каждое его "прошу" и "пожалуйста" было для меня новой оплеухой. Ларс никогда не говорил таких вещей. Никому. Я не знал, о чем свидетельствует такой прорыв - о его отчаянии или расчете.

Мне было плевать и на это.

Где-то вдалеке звенело железо - то ли на кухне, то ли в кузнице. Флейм дрожала, обхватив плечи руками. Я вдруг понял, что сегодня сильно похолодало, а на ней все еще было платье, в котором она появлялась на балах, - вечернее, полностью открытое, с невероятно глубоким декольте.

Я молча отстранил Ларса и пошел обратно в замок. Проходя мимо Флейм, услышал, как она всхлипнула. Мне почему-то казалось, что от холода.

ГЛАВА 20

Хруст и шелест... И шипение... Там не слышно, но ощущается... Запах... Так пахнет то, что надо вернуть... Что надо вернуть живым... Что надо вернуть... сейчас...

Шипение.

Шипение?

"Ты..."

Дрожь воздуха у самых пальцев. Странные шары, красные с бордовым - их называют... глазами... Эта тварь тоже не хочет видеть его лица. Все умирают, когда видят его лицо... Кроме того, что надо вернуть... Оно не умирает. Нельзя. Оно должно умереть иначе.

И не здесь.

Но - это шипение... Шшшипениееееее...

"Ты-ы?.."

Не надо. То, что пахнет. Надо. Надо то, что пахнет... Пахнет близко... сильно... здесь... Зеленые холмики с желтыми порослями чего-то живого. Что-то другое живое ходит, топчет это живое... И за этим, вторым живым... и за стеной... за третьей стеной - оно. То, что надо вернуть.

Но только вот...

"Ты".

Хруст - гнется ржавая сталь. Ломается, с кратким надрывным воплем.

Ты.... Я...

Не сейчас.

Почерк был неровный, даже неряшливый, с сильным уклоном влево - совсем не такой, каким, по моему убеждению, должен быть ее почерк. Уж я-то знал в этом толк - бывало, отец подрабатывал каллиграфистом, а когда совсем спился, раз или два подделывал векселя, чтобы расплатиться с долгами. Его не поймали - он вовремя успел замести следы, но я на всю жизнь запомнил, как пахнет горящий вощеный пергамент.

"На рассвете, за конюшнями. Я должна видеть тебя. Йевелин".

Я чуял ловушку, благо нюх на подобные вещи за последние годы у меня развился неслабый, и стоял возле окна, вертя в пальцах бумажку, которую мне час назад подсунули под дверь. Я выскочил в коридор, но успел лишь услышать быстрый топот удаляющихся ног. Горничная или мальчишка-паж...

Записку писала не Йевелин.

Я это знал - и не только потому, что у этой странной женщины не могло быть такого смешного, полудетского почерка. Может, она писала левой рукой, чтобы не быть обнаруженной, кто знает?.. Да только дело не в этом. Она написала бы не так. Не фразами из дамского романа, которые так любят провинциальные аристократочки... А кроме того, даже смысл был совсем другой. Она написала бы не "я должна видеть тебя", она написала бы "уезжай". Нет, "уезжайте". Ее случайное "ты" в зале было неправильным. Мы оба это почувствовали.

Но самое главное заключалось в том, что я был абсолютно уверен, она вообще не стала бы мне писать. Незачем. Нас не связывало ничего, о чем бы она знала.

Я зажег свечу и поднес мятую записку к огню. Бумажка вспыхнула и свернулась, пламя поползло к моим пальцам. Я подумал о Флейм. Думал о ней всё время, пока огонь пожирал лживые слова, придуманные для меня, и, когда красный язычок лизнул мой ноготь, бросил бумажку на свечу. Огонь бешено задергался и почти сразу погас. По пергаменту потек расплавленный воск.

Я думал про рисунки Йевелин. Про Миранду, беловолосую Миранду, привязанную к кресту. Интересно, какими были ее волосы? Светлыми, наверное. Ведь Йевелин не могла знать, что она поседеет. Или могла?..

Я отряхнул ладони от пепла и, не оглядываясь, вышел из комнаты. Откуда-то я знал, что уже никогда сюда не вернусь.

Замок спал или успешно прикидывался, что спит. Не знаю, где были Ларс и Флейм, но вряд ли в одной постели. Почему-то я верил им - верил, что это ничего не значило. Но это было не важно. Не потому, что я не мог их простить. Просто они уже мне не принадлежали. Я почти с облегчением подумал, что пора их отпустить.

Я тихонько вышел через один из черных ходов для прислуги и, обогнув здание, направился к конюшням. Солнце еще не взошло, хотя небо было совсем светлым. Хотя я не сомкнул глаз в эту ночь и даже не раздевался, да и предыдущий день никак нельзя было назвать спокойным, я чувствовал себя свежим, отдохнувшим и совершенно безмятежным. Чем-то это напоминало мое состояние во время полуторалетнего плена в храме Безымянного Демона. Тепло, хорошо и спокойно, и не трогайте же вы меня...

За конюшнями никого не оказалось, только подросток-конюх сладко похрапывал, свернувшись на охапке соломы и натянув одеяло до самого носа. Я посмотрел на него с насмешкой - ничего не стоило увести коня, тихо выехать в заднюю дверь и... Именно это я собираюсь сделать, но только после того, как выясню, кому понадобилось заманивать меня сюда. Мелькнула мысль, что это могут быть проделки Дарлы или Куэйда, желающих скомпрометировать Йевелин еще больше. Значит, она здесь тоже появится. Это хорошо. Мне хотелось спросить ее про Стальную Деву. Всего один вопрос. Может, и успею. А если нет - ну что ж, нет так нет.

Я обошел конюшни два раза, потом прислонился к стене и равнодушно посмотрел на золотой луч, скользнувший по кромке горизонта. Бестолковая получилась поездочка. Хотя, с другой стороны, я выяснил довольно много полезного. Вот понять бы только, что именно.

Я отмахнулся от запоздалого ночного комара и вздрогнул, услышав приглушенное бормотание. Совсем рядом, хотя еще минуту назад около конюшен было пусто. Я заглянул за угол и никого не увидел, но бормотание не прекращалось и даже усилилось. Теперь я различал отдельные слова. Что-то вроде "отойди, отпусти".

Заинтригованный, я бросил взгляд на крепко спавшего мальчишку-конюха и, снова заглянув за угол, обомлел.

Там была женщина - через минуту я узнал в ней дородную бабу, первой кинувшуюся обнимать спасенную Дарлу. Кормилица. Она стояла у стены конюшни спиной ко мне, держа руки внизу как-то странно - будь она мужчиной, я решил бы, что она пришла отлить. Исподница на ее спине взмокла от пота и липла к лопаткам, хотя жарким утро вовсе не казалось. Женщина стояла, низко опустив голову, распущенные волосы без тени проседи свисали ей на грудь. Я мог поклясться, что минуту назад ее здесь не было, и она не могла пройти так, чтобы я ее не заметил.

- Отпусти... отойди... через четвертый вал... меж сыпучих утрат... через шорох пустынь... отойди...

Она бормотала монотонно, тоскливо, с короткими резкими подвываниями, словно молилась или читала заклинание. Мне вдруг стало жутко.

- Меж сыпучих утрат... вдоль чащобы ветров... через шорох пустынь... отойди...

Я шагнул к ней, сам не зная, что собираюсь сделать, когда она вдруг вскинула голову и отпрянула. Я отпрянул тоже, почти рефлекторно, и тут же увидел, что стена конюшни треснула.

Не было там этой трещины минуту назад! Чем угодно поклянусь! Не было...

- Что вы... делаете? - хрипло спросил я. Женщина обернулась. Лицо у нее было полное и доброе, как и положено кормилице. Только глаза - пустые. Пустые и совсем белые.

Но это только в первый миг. Она слабо тряхнула головой, и я увидел, что они снова такие, какими положено быть человеческим глазам. Небольшие, обведенные темными кругами зрачки. Голубые.

- Что вы делаете? - повторил я, и она сказала:

- А ты?!

Надо признать, я не до конца понял, что она имела в виду. Только выглядела она так, словно совсем не ожидала меня здесь увидеть. Более того - будто я ей мешал. Я невольно отступил, чувствуя себя почти виноватым. Что бы ни собиралась сделать эта женщина, не она вызвала меня сюда. Я смотрел на нее, она смотрела на меня с застывшим на губах "А ты?!", а трещина в стене менялась. Расширялась, медленно наполняясь тусклым желтым сиянием. Но я почему-то смотрел не на трещину, а на кормилицу, на ее полные обвисшие груди, четко выделяющиеся под ночной сорочкой. Мне было неловко и почти стыдно оттого, что я вижу ее такой. Мелькнула странная мысль: "Нет, неправильно, ведьмы совсем не такие".

А затем события закрутились и понеслись, будто лавина, всё быстрее и быстрее, сначала отдавая далеким грохотом, потом подминая под себя всё сущее. Я услышал чьи-то легкие шаги за спиной, запыхавшееся дыхание, отчаянный крик: "Нет же! Нет! Уходи!" и через миг уже удивленно смотрел на Дарлу, которая чуть ли не в чем мать родила, повисла у меня на руке. Моим первым порывом было стряхнуть ее, словно гадкое насекомое, но, встретив взгляд ее испуганно распахнутых, умоляющих глаз, я застыл. Что-то шевельнулось во мне - что-то странное. Дарла снова всхлипнула и попыталась оттащить меня в сторону.

- Ты откуда здесь? - только и смог произнести я.

И тогда скорее почувствовал, чем услышал свое имя. Оно было произнесено не удивленно и не вопросительно, без надежды, без обвинения. С обреченностью. Словно она хотела сказать: "Я же знала..."

Йевелин стояла в десятке шагов от нас, полностью одетая, с волосами, заплетенными в косу, бледная и какая-то неуловимо трогательная. Она переводила взгляд с меня на Дарлу и на кормилицу, беззвучно шевелившую губами, на которых я, почти не напрягаясь, читал: "Отпусти... отойди... через шорох пустынь..."

Йевелин посмотрела на щель в стене за моей спиной, и ее взгляд окаменел.

Аннервиль, Куэйд и Ржавый Рыцарь появились одновременно.

Я стоял спиной к конюшням, машинально удерживая упорно тащившую меня Дарлу, чувствуя жгучий взгляд Йевелин, а они заходили на меня с двух сторон: маркиз с сыном справа, со стороны замка, быстрым, нервным шагом, а Ржавый Рыцарь слева, неторопливо, устало, почти вразвалку. Аннервиль был в рубашке и полотняных брюках, в руке он сжимал обнаженный меч. Куэйд шел за ним по пятам, и стало ясно, что это он заманил меня сюда.

Любовное свидание у конюшен. Так глупо.

Странно, что я думал об этом. Странно, что я вообще думал. Но это длилось недолго - из замка выбежал растрепанный Ларс, за которым следовала Флейм, и я понял - спокойно, отстраненно: "Все". Все в сборе, все-все, кто играл здесь со мной в эту игру, даже те, о чьем участии я не догадывался. Они все в сборе. Все пришли меня проводить.

Прежде чем окончательно отключиться, я бросил последний взгляд на Йевелин. И этот взгляд стоил драгоценных мгновений, которые я на него потратил, стоил смертей, к которым мог привести. Тогда я об этом не подозревал, а теперь знаю: стоил.

Йевелин смотрела на Ржавого Рыцаря.

У меня не было времени на него смотреть.

Я круто развернулся, отшвыривая Дарлу. Она отлетела в сторону, чудом не напоровшись на метивший в меня родительский меч. Я бросился было к выходу из конюшни, Ржавому Рыцарю наперерез, но Аннервиль преградил дорогу. Запах ржавчины ударил мне в нос, и я понял, что меня вот-вот вырвет.

"Жнец тебя подери, ублюдок, чего ж ты теперь-то меня не выручаешь, гад?!" - в ярости подумал я, шарахаясь в сторону. На этот раз меч противника скользнул мимо, но путь к конюшне был закрыт. Я даже отчаяться не успел - Рыцарь находился в десятке шагов от Йевелин, стоявшей к нему ближе всех. А она всё смотрела на него и смотрела, не двигаясь и не издавая ни звука. Ее лицо было абсолютно спокойным.

Дарла кричала. Флейм, кажется, тоже, и кто-то из мужчин, наверное, Ларс.

Я снова развернулся, еще не решив, как поступить, и тогда опять увидел щель.

Хотя это уже трудно было назвать щелью.

Это была дверь - во всю недавнюю стену величиной, истекавшая вялым желтоватым светом. Оттуда пахнуло ветром, и вдруг из вязкого сияния брызнуло мелкой горсткой серого песка.

Запредельный, это был портал!

Времени на раздумья не оставалось. Я шагнул вперед, к желтому свету. Услышал истошный вопль Дарлы и почувствовал, как цепкие маленькие руки хватают меня за рукав. Рядом мелькнуло лезвие меча, и тут же - совсем близко - заскрежетало железо, - так громко, что у меня заложило уши. Я оттолкнул застывшую кормилицу, сделал еще шаг... и неожиданно понял, что не хочу туда входить. Не хочу, не хочу - и мне плевать, что будет дальше... Я отступил бы и всё было бы кончено, если бы желтый свет не оказался сильнее меня.

Он просто подхватил меня и засосал, будто вихрь или водоворот. Руки Дарлы сжались на моем предплечье с такой силой, что я едва не взвыл от боли; я почувствовал, как меня дернули, и непременно упал бы, если бы густое желтое сияние не тащило меня за собой. Справиться с ним не смог бы и десяток Дарл.

Я уже не видел и не слышал ничего, что происходило во дворе замка маркиза Аннервиля, да мне и не до того было - в лицо горстями колючего песка ударил сухой жесткий ветер, мне немедленно забило глаза, рот и ноздри. Я закашлялся, яростно и отчаянно отплевываясь, а меня всё волокло вперед, и пальцы Дарлы всё еще сдавливали мою руку с такой силой, словно хотели содрать мясо с кости.

Там, в замке, наверное, умирали, но это уже не имело значения.

Я успел подумать про мальчишку-конюха, сопевшего на соломе под стеганым одеялом. Он, кажется, так и не проснулся.

Это была моя последняя мысль, прежде чем весь мир стал желтым.

ГЛАВА 21

Сухие пальцы перебирают жесткие черные перья. Больно. Покалывание в слезящихся глазах. Приторный запах благовоний - ровно настолько, чтобы не стать тошнотворным. Очень длинные тени, такие длинные, что кажутся уродливыми. Холодно. Ранняя осень.

- Как они там... знать бы...

- Джевген, ну сколько тебе говорить? Прекрати себя терзать. Уже должно быть скоро. Ты стал таким нервным.

- С тех пор, как мы выпустили Деву...

- Во имя Демона, не начинай снова!

- Я не могу, Алоиз. Я всё время думаю о ней. Даже Джейкоб про нее говорит.

- Джейкоб...

Перья такие жесткие, такие черные, почти ненастоящие. Холодные, как эта ранняя осень. Но так приятно их гладить. Так чудесно. В них есть какая-то надежность, что-то, чего никогда не будет в человеческих волосах.

- Что он думает обо всем этом?

- С каких пор тебя заботит мнение Джейкоба?

- Джевген...

- Ладно... Он сказал, что ждет с нетерпением... когда его вернут.

- Его?..

- Его.

- Ненавидит, да?

- Ненавидит.

У перьев нет тени. А остальные - длинные-длинные... У перьев нет тени, они - не уродливы. У того, что не уродливо, нет тени.

Холодно пальцам.

- Уже скоро, Джевген... Правда же... Совсем скоро... Перья... холодно...

- Я знаю.

Холодные, жесткие, надежные, уютные перья мертвой птицы.

Было больно дышать. Такое ощущение, словно легкие и гортань у меня забиты песком, и остается совсем немного места для сухого, горячего воздуха, раздирающего горло.