поднимались к потолку.
была связана и лежала, запрокинув руки за голову. Сильный молодой воин
держал ее руки в изголовье жертвенника. С противоположной стороны за ноги
жертвы ухватилась женщина. Валерия не могла даже пошевелиться.
полукруг и жадными глазами глядели на происходящее. На троне из слоновой
кости развалилась Таскела. Из ваз, наполненных курящимися благовониями,
струился дым.
Коленопреклоненные мужчины и женщины посмотрели без всякого выражения на
останки своего князя и на его убийцу, и снова уставились на жертвенник.
издевательски хохоча.
ней и кулаки его превратились в кувалды. При первом же шаге в его ногу
вонзились стальные зубья. Только крепкие мышцы икр спасли кость. И он
увидел углубления в полу где поджидали его другие капканы.
твоего возвращения? Возле всякой двери тебя ждала такая же ловушка. Стой и
смотри, какая судьба предназначена твоей прекрасной подруге. Потом
займемся тобой.
обронил там, на лестнице, тесак еще раньше, в пасти дракона. Боль от
стальных зубьев была и вполовину не так сильна, как сознание
беспомощности. Мечом он бы отрубил себе ногу и дополз до Таскелы. Валерия
глядела на него с безмолвной мольбой, и гнев заполонил душу варвара.
брызнула из-под ногтей, но пружина не уступала ни на йоту.
своих подданных, она спросила:
Они вместе со всеми переносили туда тела и не вернулись. Наверное, их
похитил дух Толькемека.
Глаза ее горели пламенем, неведомым и преисподней.
своими губами твоих и медленно - о, как медленно! - буду вонзать острие в
твое сердце. И жизнь твоя, покидая холодеющее тело, перейдет в меня и
сделает меня юной и бессмертной!
жертвой. Недвижная девушка с ужасом смотрела, как приближаются к ней
окутанные клубами дыма глаза, подобные двум черным лунам.
кровавой развязки. Единственным звуком был хрип Конана, все еще
боровшегося с капканом.
Казалось, даже гром не властен был нарушить этот обряд. А нарушил его
негромкий голос - негромкий, но такой, от которого волосы встают дыбом.
со спутанными белыми волосами и косматой седой бородой. Лохмотья едва
прикрывали его тощее тело, оставляя открытыми руки иного неестественной
формы. Да и кожа его не походила на человеческую - она была чешуйчатой,
словно ее обладатель долгое время жил в условиях, противоположных тем, в
которых существуют люди. И совсем уже не было ничего человеческого в
глазах - то были большие фосфоресцирующие круги, не выражавшие никаких
чувств.
пронзительный писк.
страхе. - Значит, это не сказка! Клянусь Сетом, он двенадцать лет прожил
во мраке! Двенадцать лет среди скелетов! Представляю, чем он питался,
сумасшедший калека, погруженный в вечную ночь! Теперь понятно, почему трое
наших не вернулись из катакомб и не вернутся никогда. Но почему он так
долго выжидал? Что он искал в подземельях? Какое-нибудь таинственное
оружие? Нашел ли он его?
Одним длинным прыжком он миновал все капканы и очутился в зале. Было ли
это случайностью или он помнил обо всех ловушках Ксухотла? Он не был
безумным в обычном человеческом смысле. Он слишком долго жил один, чтобы
остаться человеком. И только одно соединяло его с людьми - ненависть. Она
помогла ему выжить в черных коридорах.
помнишь? После стольких лет во тьме?
заканчивающаяся светящейся шишкой вроде плода граната. Он вытянул палку
перед собой, словно копье, и княгиня отскочила в сторону, а из шишки
вырвался алый луч. Он не коснулся Таскелы, зато угодил между лопаток той,
что держала за ноги Валерию.
рассыпался голубыми искрами на камне жертвенника. Женщина упала в бок и
стала корчиться и усыхать, как мумия.
жертвенника и на четвереньках побежала к стене. Воин тоже пытался убежать,
но Толькемек с необыкновенным для его возраста проворством переменил
позицию и бедняга оказался между ним и жертвенником. Снова брызнул
огненный луч, и человек рухнул на пол, и голубые искры посыпались из
камня.
натыкались друг на друга, спотыкались и падали. А посреди этого хаоса
плясал и кружился Толькемек, сеющий смерть. Никому не удалось бежать через
двери, потому что они были окованы металлом и это, видимо, было
необходимым условием действия дьявольской силы, вылетавшей из "волшебной
палочки", которой размахивал старик.
же. Толькемек не выбирал себе жертв, махал своей палкой туда и сюда и его
писк был громче всех воплей. Один из воинов в отчаянии замахнулся на
старика кинжалом, но так и не успел нанести удар. Остальные даже не
помышляли о бегстве или обороне.
Конану и Валерии, которая спряталась за его широкую спину, и,
наклонившись, коснулась пола в известной ей точке. Стальные челюсти тотчас
же разжались, освободив окровавленную ногу, и скрылись в углублении.
кинжал. - Моя магия здесь бессильна!
киммериец оказался между ним и дверью или жертвенником, но варвар всякий
раз ускользал, выбирая время для удара. Женщины смотрели, затаив дыхание.
грозный, чем те, что умирали с воплями. Первобытный блеск варварских глаз
был не менее страшен, чем фосфорическое свечение старца. Они кружили и
кружили; один менял позицию, и другой немедленно делал то же самое, словно
их соединяла невидимая нить. Но с каждым разом Конан подходил все ближе к
противнику. Он уже приготовился к прыжку, но тут раздался предостерегающий
крик Валерии. На какое-то мгновение киммериец оказался между старцем и
дверью. Огненный луч обжег бок Конана, который успел отскочить в сторону и
метнуть нож. Старый Толькемек упал на плиты, рукоятка ножа дрожала в его
груди.
пульсировала, как живое сердце. И Валерия прыгнула, вооруженная отнятым у
мертвеца кинжалом. Лезвие, направленное крепкой рукой аквилонки, вонзилось
в спину княгини Техултли и вышло из груди. Таскела вскрикнула и умерла.
друга.
ночка выдалась. Где эти ребята хранят жратву? Я голоден, как волк.
шторы, обернула его вокруг пояса и нащипала корпии; потом тщательно
обработала рану Конана и крепко забинтовала.
дьявольского города начинается настоящий мир. Хватит с нас Ксухотла. Эти
выродки перебили друг друга - ну и прекрасно. Не нужны мне их проклятые
сокровища. Они еще, чего доброго, заколдованные.
Валерия и потянулась всем своим прекрасным телом.
аквилонка уже не хваталась за меч.
в стигийских портах еще не откроется торговый сезон, как мы уже будем
стоять на палубе. И тогда мы покажем всему миру, что такое настоящий
грабеж!