было бы рождественскую индейку зажарить. Должно быть, я что-то съел перед
посадкой, так я ду...
за штаны, вытолкал его из самолета на трап, где таможенники взяли его под
руки, один - с одной стороны, другой - с другой.
один из таможенников. Его дыхание било Эдди в лицо. Изо рта у него пахло
маалоксом и повышенной кислотностью. - Ваши вещи нас очень интересуют.
Пошли, дружочек, пошли.
он прекрасно может идти сам, но, как он подумал позже, носки его ботинок
коснулись трапа всего раза два-три на всем расстоянии от люка до выхода в
аэровокзал, где стояли еще три таможенника и с полдюжины ментов из
аэропортовской охраны; таможенники ждали Эдди, а менты сдерживали
небольшую толпу, которая, пока его уводили, пялила на него глаза с испугом
и жадным любопытством.
был единственный стул в маленькой белой комнатке. В маленькой белой
комнатке было полно народу. В маленькой белой комнатке было накурено. Эдди
был в одних трусах. Эдди хотелось курить. Остальные шесть - нет, семь -
человек в маленькой белой комнатке были одеты. Эти люди стояли вокруг
него, окружая его плотным кольцом. Трое - нет, четверо - из них курили
сигареты.
и притопывать ногами.
с веселым интересом, будто его не сводило с ума желание вмазаться, будто
он не сходил с ума от клаустрофобии.
этого другого. Теперь он благодарил Бога, что другой - здесь, с ним.
чтобы одолжить немного этому перепуганному двадцатилетнему торчку.
сказал один из таможенников. В углу рта у него торчала сигарета. В кармане
его рубашки лежала пачка сигарет. У Эдди было такое чувство, что если бы
он взял из этой пачки штук пять сигарет, набил бы ими рот от угла до угла,
зажег бы их все и глубоко затянулся, может, на душе у него стало бы легче.
- Она похожа на след от пластыря. Сдается, у тебя тут что-то было
приклеено пластырем, а потом ты вдруг решил, что хорошо бы эту штуку
отодрать и избавиться от нее.
говорил. В смысле, мы уже несколько раз все это проговаривали. Я пытаюсь
не терять чувства юмора, но мне это дается все труднее.
таможенник; этот тон был знаком Эдди. Такой тон делался у него самого,
когда ему случалось полночи на холоду прождать сбытчика, а тот так и не
появлялся. Потому что эти мужики тоже были наркашами. Единственная разница
заключалась в том, что для них наркотой были такие, как он и Генри.
третий таможенник показывал на то место, куда Эдди ткнул себя ножом.
Кровь, наконец, унялась, но там еще был темно-красный застывший пузырек,
который, казалось, лопнет сразу же - только тронь.
не верите мне, спросите стюардессу...
дрыхнут, когда везут товар? - Он секунду помолчал, чтобы они могли
задуматься об этом, потом вытянул вперед руки. Некоторые ногти были
обгрызаны, другие - обломаны. Он когда-то сделал открытие: в подходняке
любимым лакомством вдруг становятся собственные ногти. - Я все время
старался сдерживаться, не чесаться, но, как видно, пока спал, здорово
разодрался.
ни один из них так не думает. Если ширнуться так близко к солнечному
сплетению (а оно для нервной системы - что панель управления), то больше
тебе уже никогда не придется ширяться.
придвинулись, что я уж думал - взасос целовать меня собрались. Не торчал
я, и вы это знаете.
наркоту.
А теперь скажите мне правду - сколько раз мы еще будем в этом копаться?
было несколько волоконец.
мы и так знаем, от чего они. Это волокна лейкопластыря.
сказал Эдди. - Я лежал у бассейна, загорал. Пытался избавиться от этой
сыпи. От аллергической сыпи. И заснул. Мне еще чертовски повезло, что я
вообще успел на самолет. Пришлось бежать, как угорелому. А был ветер. И
откуда я знаю, что у меня прилипло к коже, а что - нет.
левой руки, на три дюйма вверх от локтевого сгиба.
елки-палки, сами не видите, что ли?
как перестал ширяться в руку. Генри был на это не способен, и в этом
заключалась одна из причин, почему послали Эдди, почему пришлось послать
Эдди. Когда он уже никак не мог терпеть, он задвигался высоко-высоко в
левое бедро, где к коже ноги прилегало левое яичко... так, как он сделал в
ту ночь, когда смугловатый гаденыш наконец принес ему приличную наркоту.
Большей же частью Эдди только нюхал, а Генри этого теперь было мало. Это
вызывало чувства, которым Эдди не мог дать точного определения... смесь
гордости и стыда. Если они посмотрят там, если они отодвинут яички, у него
могут возникнуть серьезные проблемы. Анализ крови мог бы стать причиной
еще более серьезных проблем, но этого они не могут потребовать, не имея
хоть каких-нибудь доказательств - а доказательств-то у них как раз и нет.
Никаких. Они все знают, но ничего не могут доказать. Хотеть не вредно, как
сказала бы его любимая старушка-мать.
сильная.
таможенников другому.
сфотографировался. - Он посмотрел на Эдди. - Эдди, а у тебя есть фотка
этой знаменитой красной полосочки до того, как ты съездил на Багамы?
Это сказал первый таможенник, с сигаретой в углу рта. Она скурилась уже
почти до самого фильтра.
было внутри.
чем согласие, он ощутил что-то вроде окончательного одобрения. От этого он
почувствовал себя так же, как в детстве, когда Генри обнимал его,
взъерошивал ему волосы, хлопал его по плечу и говорил: "Ты молоток,
парень, ты только не задавайся, но ты молоток".
они попятились. Он взглянул на курильщика, стоявшего к нему ближе всех. -
И вот что я тебе скажу, детка, если не уберешь от моего лица этот гвоздь
от гроба, я его щас у тебя вышибу.
Едрена вошь, вы за это время могли в нем три раза все перебрать. Вы
перерыли все мои вещи. Я нагнулся и позволил одному из вас засунуть мне в
задницу самый длинный в мире палец. Да если проверка простаты - это
медосмотр, так это было ебаное сафари. Я вниз глянуть боялся, думал,
увижу, как ноготь этого мужика у меня из хера торчит.
одних трусах, а вы себе покуриваете да дым мне в морду пускаете. Анализа
крови вам захотелось? Ладушки. Давайте сюда кого-нибудь, кто будет брать
анализ.