окликов. Вперед, только вперед, мимо изящной, украшенной пятью шпилями,
башни Лорда Ариока, мимо часовни Лорда Кинникена, мимо подворья
Понтифекса. Вниз, по каскаду Гваделумы, вокруг приземистой темной громады
сокровищницы Лорда Пранкипина, вверх, по Девяноста Девяти Ступеням -
сердце начинает колотиться в груди - в сторону колоннады двора Пинитора, -
вперед, вперед, через дворы, которыми он ходил в течение тридцати лет
каждый день, с тех пор как ребенком попал сюда из Морвола, что у подножия
Горы, чтобы научиться искусству государственного управления. Сколько раз
он бегал так с Валентином, Стасилейном или Тунигорном - они были как
братья, четверо необузданных мальчишек, чьи вопли разносились по всему
замку Лорда Малибора (так он тогда назывался) - ах, до чего же беззаботной
была их жизнь! Они предполагали, что станут советниками, когда престол
займет Вориакс - в подобном исходе никто не сомневался; а потом
преждевременно ушел из жизни Лорд Малибор, за ним последовал Вориакс,
корона перешла к Валентину, и единообразие их жизней было нарушено раз и
навсегда.
Да-да. Он несколько молод для Понтифекса, это верно, но и попасть на трон
в состоянии выжившего из ума Тивераса - невелика радость. Старый император
заслужил потусторонний покой, Валентин должен отправиться в Лабиринт, а
корона - перейти...
испытал сполна, каково быть Короналом.
Мириганта доносился издалека, словно подхваченное ветром эхо. Элидат
взбежал уже почти на самый верх Девяноста Девяти Ступеней. Сердце глухо
бухало в груди, глаза заволокло пеленой, но он заставил себя преодолеть
последние ступени и вбежать в узкий проход из зеленого королевского камня,
ведущий в административные здания двора Пинитора. Ничего не видя перед
собой, он завернул за угол, ощутил сокрушительный удар, услышал сдавленный
возглас, растянулся во весь рост и какое-то время лежал, полуоглушенный,
тяжело дыша.
темноволосого, с причудливой новомодной прической; юноша неуверенно
поднялся и подошел к нему.
позвольте, я помогу вам встать...
отряхнул дублет и расправил плащ; на брючине, под коленом, зияла огромная
дыра, сквозь которую виднелась ободранная до крови кожа. Сердце колотилось
по-прежнему гулко; он чувствовал себя выставленным на всеобщее посмешище.
Диввис и Миригант были совсем близко. Элидат хотел было рассыпаться в
извинениях, но странное выражение лица незнакомца остановило его.
сказали, что вас можно найти во дворе Пинитора. У меня для вас сообщение.
Элидатом. По их виду он представил себе, насколько ужасно выглядит сам -
раскрасневшийся, потный, очумелый от сумасшедшего бега. Он попытался
сгладить неприятное впечатление и, указав на молодого человека, сказал:
есть. От кого сообщение, юноша?
где-то к западу от Лабиринта.
на Гору, то попросил первым делом разыскать вас и передать...
говорить при них.
Морволскому - забыл сказать, сэр, что я - кандидат в рыцари Хиссуне, сын
Эльсиномы - велел передать, что изменил первоначальные планы и собирается
посетить с великой процессией Цимроель, а перед возвращением нанесет визит
своей матушке, Леди Острова, и потому просит вас исполнять обязанности
регента в течение всего срока его отсутствия. По его мнению, этот срок
составит...
через пять дней после пурпурного дождя листья ниуковых деревьев.
такая уж редкость на восточном склоне Дулорнского Рифта, где на
поверхность выходят пласты мягкого, легкого песка-скувва, имеющего бледную
красновато-голубоватую окраску. В определенное время года северный ветер,
называемый "Скребком", поднимал этот песок высоко в небо, где он на
несколько дней загрязнял облака и придавал дождю красивый бледно-лиловый
оттенок. Но дело в том, что земли Этована Элакки лежали на тысячу миль к
западу от тех мест на другом склоне Рифта, неподалеку от Фалкинкипа;
насколько было известно, ветры с песком скувва так далеко на запад не
залетали. Однако Этован Элакка знал, что ветры имеют обыкновение менять
направление, и Скребок, по всей видимости, решил в нынешнем году нанести
визит на противоположный склон Рифта. В любом случае, пурпурный дождь
беспокойства не вызывал: после него повсюду оставался лишь слой песка,
смываемый следующим, уже обычным дождем. Нет, первым знаком беды стал не
сам пурпурный дождь, а увядание чувственников в саду Этована Элакки: это
произошло за два или три дня до дождя.
выходящего. Не так-то это и сложно - заставить чувственников увянуть. Они
представляют из себя небольшие растения, чувствительные к психологическим
излучениям; у них золотые листочки и неприметные зеленые цветки. Их родина
- леса к западу от Мазадоны, и любой психический диссонанс в пределах их
досягаемости - будь то гневные выкрики, рев дерущихся в лесу животных или
даже, как утверждают, одно лишь приближение человека, совершившего
серьезное преступление - приводит к тому, что листочки чувственников
складываются, как ладони во время молитвы, и чернеют. Такая реакция,
казалось, не имеет никаких биологических объяснений, как часто думал
Этован Элакка; но нет никакого сомнения в том, что тайна будет раскрыта
при внимательном изучении, которым он собирался когда-нибудь заняться. А
пока он просто выращивал чувственники у себя в саду, потому что ему
нравилось, как весело сверкают их золотистые листья. Поскольку во
владениях Этована Элакки царили порядок и гармония, то ни разу за все
время, что он выращивал чувственники, не случалось ничего такого, чтобы
они зачахли - до сих пор. Загадка. Кто мог переругиваться у границ его
сада? Какое злобно рычащее животное в провинции, где встречалась только
домашняя скотина, могло внести сумятицу в порядок, которым отличалось его
поместье?
земледельца-джентльмена, высокого и статного, с крупной седой головой,
заключался смысл бытия. Его отец был третьим сыном герцога Массисского, а
оба брата последовательно занимали пост мэра Фалкинкипа, но его самого
государственная служба не привлекала: как только он вступил в права
наследства, то приобрел роскошный участок земли в безмятежной, холмистой
зеленой местности на западном краю Рифта, где устроил Маджипур в
миниатюре, - маленький мирок, воспроизводивший красоту и спокойствие всей
планеты, ее ровный гармоничный дух.
и стаджу. Стаджа была основой его хозяйства, поскольку спрос на сладкий
воздушный хлеб из клубней стаджи никогда не падал, и хозяйства Рифта
должны были производить ее в достаточных количествах, чтобы обеспечить
потребности примерно тридцати миллионов жителей Дулорна, Фалкинкипа и
Пидруида, а также еще нескольких миллионов, проживавших в окрестных
городках. Чуть выше стаджи по склону располагалась плантация глейна - ряды
густых, куполообразных кустов, между удлиненными серебристыми листьями
которых гнездились крупные гроздья небольших, нежных, налитых соком
голубых плодов. Стаджа и глейн всегда росли рядом: давно было известно,
что корни глейна выделяют в почву азотосодержащую жидкость, которая после
дождей опускается по склону и стимулирует рост клубней стаджи.
мясистые, грибовидные желтые отростки, вздувшиеся от сахарного сока: они
улавливали свет, энергию которого поставляли растениям, что прятались
глубоко под землей. А вдоль границ всего поместья протянулся чудесный сад
Этована Элакки. Сад состоял из деревьев ниук, посаженных, как принято,
группами по пять, причудливыми геометрическими фигурами. Элакка любил
прохаживаться среди них и ласково поглаживать ладонями тонкие черные