меня одна мысль: какое чудо - принять душ!
чмокая, глотает молоко из детского синтезатора.
сняв ее с предохранителя.
оборачивается к остальным, и в опущенном забрале отражаются бледные,
жмущиеся друг к другу паломники и окровавленное тело Ленара Хойта.
прибытия корабля.
фильмах ужасов, где все уходят по одному, и поминай как звали... Эй! -
Поэт умолкает. В треугольный вход палатки врываются свет и грохот. Федман
Кассад исчез.
поддаваясь напору текучего песка. Прижавшись друг к другу, Консул и Ламия
заворачивают тело отца Хойта в плащ. Лампочки медпакета продолжают мигать
красным. Кровь из шва больше не сочится.
люльку, тщательно укрывает плащом, подтыкая его со всех сторон, и садится
на корточки у входа.
молния ударяет в поднятое крыло Сфинкса.
кто-нибудь вернется за Кассадом.
движущихся объектов, С их помощью мы узнаем, куда делся полковник.
погибели. Плащ Хойта хлопает крыльями и бьется вокруг Ламии, ее
собственная накидка струится по ветру за спиной. Разыскав благодаря
непрестанным вспышкам молний тропу, она берет курс на вход в долину,
временами оглядываясь, не потерялись ли остальные.
Хету Мастину куб Мебиуса, и тут его пурпурный берет улетает, подхваченный
ветром. Застыв на месте, поэт сыплет проклятиями, останавливаясь лишь для
того, чтобы выплюнуть песок изо рта.
Солу лицо, забиваются в бороду, но вместо того, чтобы заслониться рукой от
ветра, он прикрывает ею грудь. - Мы рискуем потерять Ламию из виду, надо
спешить!
шубе Силена бежит штормовая рябь. Поэт делает крюк, чтобы подобрать свой
берет, скатившийся с дюны.
свой и Кассада. Стоит ему покинуть это хрупкое укрытие, как стойки
подламываются, ткань рвется, и палатка возносится в ночь, окруженная
нимбом из электрических разрядов.
силуэты Сола и поэта. То и дело тропа теряется - тогда приходится
описывать круги, пока не обозначится снова утоптанная полоска земли.
Вспышки молний следуют одна за другой, и в их ослепительном свете Гробницы
Времени видны как днем. Консул смотрит на Сфинкса, окутанного разрядами,
различает позади него люминесцирующие стены Нефритовой Гробницы, а еще
дальше Обелиск - он почему-то не светится и кажется вертикальным черным
проемом на фоне стен ущелья. Тут же высится Хрустальный Монолит. Кассада
не видно, хотя в песчаных вихрях, озаряемых синими отблесками, всюду
чудятся какие-то силуэты и тени.
облака над ним. Где же голубой шлейф от спускающегося корабля? Буря,
конечно, ужасная, но его посудина совершала посадки и в худших условиях.
Он надеется, что корабль уже сел и остальные ждут его у трапа.
четверку паломников, сбившихся в кучку на краю широкой плоской равнины, и
только. Корабля нет. Буря обрушивается на него с удесятеренной силой.
приближается к своим спутникам.
рюкзака комлог. Вайнтрауб и Силен, пригнувшись, встают позади него,
пытаясь хоть как-то заслонить от ветра. Достав комлог, Консул
оглядывается. Впечатление такое, будто все они попали в обезумевшую
комнату, чьи стены преображаются каждый миг - надвигаются на людей со всех
сторон и тут же разъезжаются, потолок взмывает вверх, как в сцене из
"Щелкунчика", когда зала с рождественской елкой вдруг начинает расти на
глазах у изумленной Клары.
микрофона. Старинный прибор шепчет ему что-то, неразличимое за скрежетом
песка.
гнева и разочарования.
появления голубого огненного хвоста.
светлости? - кричит Мартин Силен. - От самой старухи Гадстон?
Консул. - О нем знали и ВКС, и администрация космопорта.
оштукатуренных песком щеках узкие грязные бороздки.
Хотите услышать?
контакте с кем-то за пределами их группы кажется настолько нелепой, что не
укладывается в голове; мира вне Гипериона и паломничества к Шрайку для них
не существует, а тот, который есть, напоминает о себе лишь взрывами в
ночном небе.
сейчас с пугающей отчетливостью.
комлогом и положив посередине отца Хойта. Стоило на миг оставить
умирающего без внимания, как его засыпало песком. Теперь все индикаторы
светятся красным, за исключением янтарных лампочек мониторов экстремальной
терапии. Ламия меняет плазмопатрон на свежий и удостоверяется, что
осмотическая маска надежно облегает рот и нос Хойта, всасывая из воздуха
чистый кислород и отфильтровывая песок.
записанная кораблем всего лишь десять минут назад. В воздухе мельтешат
колонки цифр. Из круглых зернышек, характерных для комлогов времен Хиджры,
складывается изображение Гладстон. Оно дрожит, лицо причудливо, а порой
карикатурно кривится, сквозь него проносятся мириады песчинок. Буря
беснуется с новой силой, и знаменитый голос едва слышен в бешеном реве
ветра.
момент я не могу допустить ваш звездолет к Гробницам. Искушение улететь
было бы слишком велико, в то время как забота об исполнении вашей миссии
должна возобладать над всем остальным. Поймите, судьбы целых миров,
возможно, зависят от вас. Верьте, я с вами всеми надеждами и молитвами.
Гладстон, конец связи.
потерянно глядят перед собой, а Мартин Силен вскакивает и швыряет горсть
песка туда, где только что было лицо Гладстон:
в юбке, сука! - Он пинает песок, вскрикивая, как умалишенный. Остальные
молча смотрят на него.
Ламия Брон.
что-то себе под нос.
сквозь помехи?
оставил на орбите, когда мы улетали с "Иггдрасиля", - отвечает Консул.
указания кораблю, а уж он отправлял мультиграммы Гладстон... и вашим
знакомым Бродягам.
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Володихин Дмитрий
Курылев Олег
Орловский Гай Юлий
Беляев Александр