если наша штуковина соответствует своей рекламе.
успокоения его нервов.
переместить из дока на летный полигон. Властям не нравилось, когда вся
мощь корабля отдавалась прямо здесь.
манипуляции. Во время испытательного полета я делал все, что нужно, ну а
сейчас у меня было ощущение полета. Теперь я мог представить, как будет
вести себя по пути в Холстхэммер наш корабль.
на высоте тридцати тысяч футов со скоростью одной мили в час. Но сначала
нужно научиться ползать, прежде чем вы встанете на задние ноги и завоете.
по-настоящему, то почувствовал себя совсем по-другому, - сенсоры были
отличные и сфокусированы великолепно. С помощью тысяч глаз корабля я
видел, как открывается башня дока и уезжают поддерживающие колонны. Я
положил руки на рычаги, почувствовал растущую мощь, поднимающуюся из чрева
корабля.
чувствовал, как снаружи дует ветер, как нити энергии тянутся из привода. Я
чувствовал, что "Хохлатый Лебедь" живой и находится во мне. Мой пульс
совпал с ритмичными импульсами выброса энергии. Поле потока, паутины
релаксации массы, были холодные и инертные, но я ощущал его охватывающее
присутствие, как ощущаешь осторожно сжимающую руку. А ощущение в глубине -
сознание того, что я являюсь кораблем, что мы становимся неразрывным целым
- становилось все сильнее. Цифровая информация отражалась на шлеме вокруг
изображения пустого неба. Цифры подбирались к тому минимальному уровню
энергии, который я мог использовать, чтобы взлететь.
последние секунды. Когда он дошел до нуля, я напрягся, а вместе со мной и
весь корабль. Загорелись сопла, но вхолостую: реактивная сила в камере
увеличилась, и мы поднялись над землей выше и выше, осторожно балансируя
на снопе огня. Я притормаживал корабль с самого начала, укачивая его, как
он укачивал меня, переворачивая его для горизонтального полета.
Мгновение-другое мы планировали, а затем я его направил.
поворота, затем мягко погрузился в нервную сеть, подобрал левое крыло и
повернул направо. Плавным, мягким движением пальцев я вернул нас обратно,
и все это походило на струящийся шелк и было так естественно, словно я был
птицей. Визг ветра шел вдоль моих рук, по позвоночнику, под животом и
между ногами.
его выше, сложил крылья и нырнул. Я бросал его по кругу снова и снова, а
затем вновь по прямой. Потом начали возвращаться домой. Я летел сам, как
воздушный змей - так много адреналина было в крови. Я посадил корабль на
стоянке, где он должен был провести ночь. За нами наблюдала какая-то
толпа. Либо просочились сведения о том, что у нас есть разрешение на
полет, либо они только что приземлились. Много народу собралось, чтобы
посмотреть на нашу посадку. Им нечего было смотреть, посадка есть посадка.
Взлет - это нечто иное. А то - все падение. Я подумал, сколько же их будет
завтра, чтобы помахать нам на прощанье?
итоги. Внешне все было в идеале. Теперь у меня сложилось ощущение корабля,
и я знал, что смогу с ним управиться. Но было ли мое ощущение правильным?
Испытательный полет - не настоящее дело, поскольку атмосфера меняет
поведение корабля. Сверхсветовые скорости и маневры на них - это совсем
другое дело. Единственное, что я доказал, так это то, что внутри его
находиться очень приятно.
Арко остались готовиться к старту. Я не позавидовал им в связи с
любопытными наблюдателями.
движения, а не камера выброса. Пока мы не используем весь поток энергии,
мы не узнаем, работает корабль или нет.
корабля все, на что он способен, - Ротгар повернулся и пошел обратно в
свою величественную дыру.
толпа.
скандал работниками космопорта за то, что их пустили.
можно было посадить за решетку, если бы такое решение приняли власти. Ведь
эти зеваки нарушили границы космопорта.
через несколько дней будет Венец Алькионы.
работы в космосе и я не знаком с этим типом двигателя.
беспокоиться. Если у них и была какая-то особая причина то это, наверняка,
- тщательность. Новоалександрийцы - весьма аккуратные люди. Основа команды
- пилот и, может быть, он хотели сгруппировать вокруг меня команду.
могли позволить себе дать мне людей, которых я знаю и с которыми могу
сработаться.
подозрения. Пока дель Арко - капитан, я - никто. На капитана любого
корабля возложена большая ответственность и, естественно, определенная
власть в пределах закона. Капитан может скрывать, куда, как и когда
полетит корабль. Может быть, новоалександрийцам нужны были только мои
способности, а не мои мысли о том, как все должно происходить. В глазах
закона я не обладал никакой властью, а они при помощи контракта надо мной
такую власть имели.
тщательно проверить все механизмы, которые я использовал, чтобы убедиться
в их надежной работе, но пока я хотел несколько часов отдохнуть. Я был
совершенно без сил после полета. Я оперся о люльку и начал беседу с
ветром.
разговора. Я привыкал к нему, принимал его присутствие, как нечто большее,
чем неприятное явление, с которым я ничего не мог поделать.
принимает близко к сердцу мои интересы.
тебя. Наши интересы должны быть более-менее одинаковыми. Спор может
повредить обоим.
меня. У меня ведь эта оболочка. Я обладаю телом.
он уже устроился? Может ли он лишить меня моего тела? Но он охотно
согласился, что телом обладаю именно я и, в случае какого-либо спора ему
придется лететь туда, куда его везут. Я подумал, что, будь я на его месте,
то очень возражал бы против полета в Течение Алькионы.
ограничители, чтобы не дать возможность выкачать из корабля все, на что он
был способен. На этот раз все было по-настоящему - двигатели готовы к
работе, а плазма - к истечению.
прочувствовать циклы подачи плазмы и приспособить свою нервную систему к
этому ритму, прежде чем покинуть Землю.
всю свою юную жизнь, и теперь ей предложили, и она больше не в силах
ждать. Я сбросил релаксационную сеть к моменту закрытия дюз, и волна
энергии протекла через нервную цепь словно шок. Внезапно все ожило и
вылилось в скачок. Птица и в самом деле теперь двигалась - не поднималась
на всплеске двигателя или паря на крыльях, а перемещалась, внутренне
свободная и потребляющая энергию.
солнце визуально превратилось в жалкую точку света.
я Ротгару. Я всегда выглядел перед взлетом спокойным. Он начал с двухсот,
что я предвидел - из осторожности. На секунду или две я расслабился, чтобы
затем предельно собраться. Отсчет я игнорировал до тех пор, пока он не