Чтение 16–й страницы книги ~Этот бессмертный...~

веганцев. Для синелицых смерть - событие радостное. В соответствии с их
этическим воззрениями, она означает акт завершения - рассеивание души
человека на мельчайшие частицы, наслаждающиеся затем в огромном всеобщем
организме. Материально смерть - это торжественная ревизия всего того, чем
обладал покойник. Это праздничный раздел его состояния, сопровождаемый
пиршеством с глобальной пьянкой.

- Печально, что так получилось, друг мой, - сказал Дос Сантос. -
Утрата женщины - все равно, что потеря собственной крови. Печаль ваша
велика и безутешна. Она подобна тающему огню, который никак не может
погаснуть. Все это прискорбно и ужасно. Смерть - настоящая жестокая и
темная штука, - заключил он, и его глаза стали влажными. Кем бы вы ни были
- веганцем, евреем, мавром - для испанца Сантоса жертва есть жертва, нечто
воспринимаемое на недоступном для меня туманном мистическом уровне.

Затем ко мне подошла "Рыжий Парик" и сказала:

- Ужасно... Очень жаль. Что тут говорить еще...

Я кивнул:

- Спасибо.

- Есть кое-что, о чем я должна у вас спросить. Но не сейчас. Позднее.

- Как хотите, - сказал я и, когда все ушли, стал снова глядеть на
реку и размышлять об этих последних днях.

Она, казалось, была опечалена не меньше других, но у меня было
ощущение, что эта пара - Дос Сантос и Диана - в чем-то причастны к тому,
что связано с роботом. Хотя я уверен, что именно Диана кричала Гассану,
когда робот душил меня, чтобы он его остановил. Значит, остальные молчали.
Но я почти уверен, что прежде, чем что-либо предпринять, Дос всегда
советуется с ней.

В результате не осталось никого, кого я мог бы подозревать. И не было
каких-либо очевидных мотивов. Все это могло быть чистой случайностью.
Однако...

Однако чувство того, что кто-то хотел меня убить, не покидало меня. Я
знал, что Гассан вовсе не прочь заняться двумя поручениями сразу от
различных заказчиков, если только интересы их не пересекаются. И от этого
я почувствовал себя счастливым.

Это давало мне какую-то цель, с этим уже можно было что-то делать. На
самом деле, ничто так не вызывает желание жить, как уверенность в том, что
кто-то хочет тебя убить. Я должен был определить - кто это! Выяснить
причину. И остановить убийцу!..

Второй выпад со стороны смерти произошел очень скоро, и как бы мне ни
хотелось увязывать его с деятельностью кого-либо из людей, я не мог этого
сделать. На этот раз это был один из капризов слепой судьбы, который
иногда сваливался на голову, подобно незваному гостю к обеду.

Финал же данного случая, тем не менее, совершенно ошеломил меня и
придал ходу моих мыслей новый поворот, спутав прежние догадки.

Вот как это было.

Веганец сидел у самой реки, делая зарисовки противоположного берега.
Я полагаю, что, окажись он на том берегу, то он делал бы зарисовки этого
берега, на котором сидел сейчас. Это предположение весьма цинично, но меня
обеспокоил сам факт того, что он ушел один в это душное болотистое место,
не сказав никому о том, что он уходит, и не взяв с собой ничего более
существенного, чем карандаш.

И это случилось.

Старое замшелое бревно, которое несло по течению рядом с берегом,
внезапно перестало быть старым замшелым бревном. Длинный змеиный хвост
взметнулся вверх, на другом конце появилась огромная пасть, полная зубов,
и множество крохотных ножек коснулись твердой почвы и понесли чудовище
вперед так быстро, как будто оно катилось на колесах.

Я завопил, что было мочи, и рванулся вперед, схватившись за свой
пояс. Миштиго выронил блокнот и стал удирать. Однако боадил был уже в
непосредственной близости к нему, и я не мог стрелять. Поэтому я
стремительно бросился к зверю, но к тому времени, когда я оказался возле
веганца, чудовище уже дважды обвило его... и пришелец стал на два порядка
еще более синим.

Теперь оставался только один способ заставить чудовище разжать свои
объятия. По крайней мере, в этот момент.

Я схватил боадила за голову как раз тогда, когда в его крохотном
мозгу мысли о завтраке приняли законченную форму. Мне удалось просунуть
свои пальцы под чешуйчатые наросты, расположенные по бокам головы
чудовища. Затем я стал изо всех сил сдавливать своими большими пальцами
его глаза. Боадил, будто гигантская плеть, хлестнул меня хвостом.

Я поднялся метрах в трех от него. Миштиго был отброшен еще дальше. К
тому времени, когда чудовище напало снова, он был уже на ногах.

Однако боадил напал не на веганца, а на меня. Он встал на дыбы,
приподнявшись над землей метра на три, и обрушился на меня сверху. Я
бросился в сторону, и огромная плоская голова промахнулась всего на
несколько дюймов, обдав меня фонтаном камешков и грязи.

Я попытался подняться, но на этот раз был сбит с ног ударом хвоста.
Встав на карачки, я попытался отползти назад, но было уже слишком поздно.
Я оказался внутри петли, охватившей меня вокруг бедер.

Две синие руки вцепились в тело боадила, но они не смогли сдержать
дьявольские объятия дольше двух-трех секунд. Теперь мы оба были завязаны
узлами.

Я сопротивлялся, как мог, но что можно сделать толстому
бронированному кабелю, снабженному множеством рвущих кожу ног?

Мою правую руку могучее объятие пригвоздило к туловищу, а левую руку
я даже не мог вытянуть, чтобы как-то воздействовать на глаза чудовища.
Кольца все больше сжимались. Я стал отбиваться и царапаться, пока мне в
конце концов не удалось, страшно ободрав руку, освободить ее. Этой рукой я
закрылся, чтобы схватить нижнюю часть чудовищного туловища, и огромным
усилием отодвинул голову боадила немного в сторону. Гигантское кольцо
обвилось вокруг моей талии, оно сжимало меня сильнее, и даже сильнее, чем
несколько дней назад робот-борец.

Затем боадил рванул свою голову, вырвался из моей руки и, широко
распахнув пасть, мотнул головой вниз.

Сопротивление, которое оказывал Миштиго, в какой-то степени отвлекало
чудовище и замедляло его расправу со мной. А это дало мне возможность
приготовиться к защите.

Я воткнул свои руки в его пасть и стал раздвигать челюсти в разные
стороны. Небо боадила было покрыто слизью, и моя ладонь через мгновение
начала медленно соскальзывать вниз. Я изо всех сил старался давить на
нижнюю челюсть. Пасть приоткрылась еще сантиметров на двадцать и застыла в
таком положении.

Боадил решил немного отодвинуться, чтобы освободить свою пасть, а
поэтому хватка его колец немного ослабела. Мне удалось встать на колени.
Миштиго так и остался придавленным к земле. Моя правая рука еще немного
соскользнула, и голова чудовища вот-вот могла вырваться. И в следующее
мгновение я услышал громкий крик. Почти сразу же по телу боадила пробежала
дрожь. Я рванул руки, почувствовав, как на секунду сила этой твари резко
уменьшилась. Раздалось ужасное щелканье зубов и последнее напряжение тела.
На мгновение я потерял сознание.

Затем я стал освобождаться из объятий обмякшего тела боадила,
пронзенного острием деревянного копья. Жизнь покидала чудовище, и движения
его стали скорее судорожными, чем агрессивными.

Еще дважды его удары повергали меня наземь, но мне удалось
высвободить Миштиго, после чего мы отбежали метров на пятнадцать и стали
наблюдать за агонией. Смерть наступила далеко не сразу.

Рядом с чудовищем невозмутимо стоял Гассан. Ассегай, на упражнения с
которым он потратил столько времени, сделал свое дело.

Когда Джордж произвел вскрытие этой твари, мы узнали, что острие
пронзило тело в двух дюймах от сердца, прервав главную артерию.

Кстати, у него оказалось две дюжины ног, которые, как и можно было
ожидать, были поровну распределены по обеим сторонам тела.

Рядом с Гассаном стоял Дос Сантос, а рядом с испанцем, как всегда,
находилась Диана. Здесь же были и все остальные.

- Прекрасный спектакль, - сказал я, тяжело дыша. - Отличный удар.
Спасибо.

- Не за что, Карачи, - пожал плечами Гассан.

"Не за что", - сказал он. Если бы тогда он хотел убить меня, то для
чего ему понадобилось спасать меня сейчас от боадила? Если только не было
на самом деле правдой то, что он сказал еще тогда, в Порт-о-Пренсе - его
наняли, чтобы он охранял веганца. Если в этом его главное задание, а убить
меня - лишь побочное, то ему нужно было спасать меня в качестве еще одного
средства сохранения жизни Миштиго.

Но тогда...

Пожалуй, лучше, черт возьми, забыть это.

Наш глиссер должен был прилететь в лагерь на следующий день, и мы
собирались отправиться в Афины, сделав одну промежуточную остановку для
того, чтобы высадить Рамзеса и его товарищей в Новом Каире.

Я был рад тому, что покидаю эту страну, с ее плесенью, пылью,
мертвыми божествами, наполовину являющимися животными. Я уже по горло был
сыт этими местами.

Из Порт-о-Пренса на связь вышел Фил, и Рамзес позвал меня.

- Да, - произнес я в микрофон.

- Конрад, это Фил. Я только что написал элегию в ее честь, и мне