грустных мыслей. Бондарь вновь просветлел лицом, как любой командир при
приближении рядового. Младший по званию в армии- это благодать Господня, тут
тебе и развлечение, и снятие стресса, и решение всех проблем. В том, что идет
боец, Бондарь не сомневался, кому тут еще быть. Порядка в части не было
никакого, офицерский корпус дружно спился от тоски и безнадеги, а бойцы по тем
же причинам мордовали друг друга и дезертировали. Искать, как в добрые времена,
их никто не собирался, оставшихся вполне хватало. Прошлым летом четверо
слиняли, жили под Бологим в захваченной даче, а к осени приперлись за
документами на дембель. И ничего, дали.
Хрустело совсем близко. Само собой, отличника боевой и политической подготовки
увидеть он не рассчитывал, давно таких не встречал. Брел или очередной
"самоходчик", или часовой затосковавший на своем участке и пробирающийся в
гости к соседу.
меняли пару дней. Дедсоставу, кайфовавшему в караулке, было не до них. На такой
случай молодые хранили в укромном месте НЗ: сухари, картошку, сигареты, спички.
Забитые и забытые салаги наслаждались свободой. Пекли картошку в углях, чай
кипятили в кружке, спали вдосталь, положив под себя автомат.
кармане, пошлет галопом за НЗ.
зеленую горечь, встал, крякнул в кулак.
увидев вышедшего из-за елки.
глаза, в горле застрял ком.
темном камуфляже и заляпанным темными разводами лицом, на голове зеленый
платок, как у тех отморозков в Чечне. И взгляд тот же, волчий. Спецназ- его ни
с кем не спутать. Человек чуть подал грудь вперед, уравновешивая тяжесть
зеленого цилиндра, притороченного к спине. От неожиданности чуть присел на
ногах, да так и застыл, как встревоженный зверь.
пониже ростом. И тоже с грузом.
Что-то сверкнуло в воздухе, жужжа, перелетело через дорогу и воткнулось в грудь
прапора. Удар вышел таким сильным, что его отбросило в траву.
черную рукоять, торчащую из груди, и протяжно, со всхлипом выдохнул. Под
сердцем сделалось горячо и тяжко. Он боялся пошевелиться, лишь ртом ловил
воздух.
приближались, Бондарь вдруг отчетливо понял, что было у гадов за спиной.
набитыми костяшками на кулаках. Вагон подогнали из Бологого, караул у них был
свой, сами же сопроводили груз к тринадцатому складу. Майор Еремин матерился
сквозь зубы, кляня приехавших и их груз, но старший среди прибывших только
посмотрел, и Еремин сразу заткнулся. Двенадцать ящиков заложили в глубокий
склад на самый нижний ярус.
армейские термоса, - изделие "Капкан". По пьянке Еремин обмолвился, что одним
таким "термосом" можно запросто поднять на воздух все Бологое, а привезли не в
спецвагоне, а просто так, как железо обычное, и вообще на хрена это сюда
приволокли, и так рваться есть чему. Лепетал он спьяну всегда много чего, всего
не упомнишь. А вот сейчас вспомнилось.
замыкания отключили сигнализацию. Пробило провод, а где, никто искать не стал.
обрушилась темнота...
этот момент их соединили.
Ерунда, до понедельника никто не хватится, а после будет поздно. Встретимся в
восемь. Пока.
шелка. Сладко улыбнулась, прищурившись на солнечный зайчик, игравший на шпиле
университета.
черно-белом. Давно Муромскому не позировала? Он говорил, что портрет твой
писал. Или опять наврал? Зная его, уверена, что обнаженку малевал.
сдержанную гармоничность движений. Он не шел, не шагал, а именно двигался, как
движутся животные, плавно и достойно. Из знакомых Лилит только Хан обладал
такой же уникальной способностью переходить от замедленной плавности к летучей
стремительности, обычный мордобой в исполнении Хана превращался в
завораживающий танец. Хан научил и ее видеть звериное в человеке.
времени поднимал морду, пытаясь посмотреть в лицо хозяину. Казалось, они ведут
неспешный разговор на только им понятном языке.
ног, орел падет с небес и садится ему на плечо. Его губы не умеют улыбаться,
глаза его холодны, как подземные воды, у него квадратные зрачки
Дваждырожденного, и ты не увидишь в них своего отраженья", - прошептала Лилит.
Она не знала, откуда пришли эти слова. Последнее время такое случалось все
чаще.
чтобы ты посмотрел на меня! - Голос сделался низким, грудным. - Рогатый бог
Гернуннос, я прошу тебя, пусть не будет ни сна, ни утешения, ни удовольствия,
пока сердце и тело не будут повернуты ко мне у того, кто сейчас поднимет на
меня взгляд. Смотри на меня, человек!
накатившая неизвестно откуда, прошла насквозь, оставив в теле тревожное эхо.
Словно ветром качнуло колокол.
между домами ветерком.
бело-черное. Секунда - и она пропала.
полного собрания сочинений Ленина и посмотрит его анкету. В графе "профессия"
вождь мирового пролетариата скромно указал - литератор. Николай Второй в той же
графе прямо написал - "хозяин земли русской". И накаркал. Литератор расстрелял
императора, отобрал землю и ввел интернационализм.
вредителей человеческих душ вся зараза и идет. По сути своей профессии -
идеологические диверсанты они чистой воды. Думают, копаются в архивах, кропают
что-то, бумагу переводят, а потом вдруг: "Не могу молчать!" И все, гад, норовит
пасть жертвой, на худой конец- подставить просиженный зад под царские розги.
Короче, хлопотно с ними. Народ они нервный, легко и много пьющий, капризный,
завистливый и склочный. Это гения видно сразу, а с остальными как быть, нельзя
же совсем без книг в самой читающей стране! Как ни делил Сталин их на
заслуженных и талантливых да ни стравливал первых со вторыми, как ни охаживал
кнутом и ни поощрял пряником, но одолеть литераторов не смог, махнул сухой
рукой и изрек: "Работайтэ с этыми, у мэня другых нэт". А на нет - и суда нет.
рифмоплета великомученика? Кого надо, свои сами харчили, только брызги летели.
Так к заслуженным и талантливым прибавлялись запрещенные.
информационно насыщенной, чем пишущая, танцующая и рисующая братия. На каждый
талант приходится по тысяче поклонников. Дружить с "людьми творчества"
престижно и милицейскому генералу, и вору в законе, и секретному
авиаконструктору, и леснику. Связи в этой среде немыслимые, как лабиринт
Минотавра, неизвестно куда выведут. Здесь все всё знают, обо всем имеют мнение
и обо всем судят-рядят, особо не таясь. Информации в этом отстойнике души и
мыслей - море, черпают из него все спецслужбы, отечественные и импортные. И
выходит, что кто не агент, тот невольный информатор. Традиция добрая, стыдиться