Чтение 16–й страницы книги ~Возмездие~

Она поговорила с Тирцеей, но легче от этого ей не стало. Она надеялась, что исповедь успокоит ее, но она ошиблась. Весь день воспоминания осаждали ее, как крепость. А ведь она всегда стремилась отгородиться от своего прошлого. И теперь, вместо того, чтобы давать успокоение, безмолвие монастыря пугало ее. Никто не мог помешать ее воспоминаниям вернуться.

Вскоре к ней присоединились другие сестры. Это был час молитвы, час прощения и размышления. Монахини шли маленькими шагами, опустив головы и спрятав руки в широких рукавах темных одеяний. Они шли в храм Скорби: помещение, в которое не проникал ни один луч света, созданное для ночных бдений. Двери святилища захлопнулись за сестрой Наджей, а она даже не подняла головы.

Дочери Скорбящей Матери опустились на колени на каменный пол. Каждая знала свое место. Сложив руки, широко раскрыв глаза, они глядели в темноту, будто пытаясь постигнуть ее тайну. Как того требовал обычай, я одна стояла, и никто из них не видел меня. Я была Голосом. Духом Единственного, который плыл по мутным водам смерти и иногда что-то изрекал моими устами. Иногда я видела. Иногда я знала. Но в нашей жизни от этого ничего не менялось. Мы были всего лишь свидетелями.

После нескольких минут абсолютной тишины, одна из старших монахинь начала молиться.

"О, Дух Единственного.

К тебе взываем мы в этот час.

Мы молим тебя за наших сестер из Эрикса, совершивших тягчайший из грехов.

Мы молим тебя за души наших братьев и наших сестер, ставших сентаями.

Мы молим тебя за тех, кто не смог изгнать демона из своей души.

Мы молим тебя за наш город и за наших сестер из Эзарета.

Да постигнет его та судьба, которой ты пожелаешь.

Дай нам мужество молча ждать смерти.

Дай нам мужество быть сильными и даруй нам благодать забвения".

Забвение, подумала сестра Наджа. Забвение, которого она так жаждала.

После этого каждая из монахинь прижала лоб к ледяному полу. Они молились за юные души павших в безвестности на полях брани в попытке защитить города Империи. За жителей Дат-Лахана, которым предстояло вместе со своим городом пережить самые темные часы его истории. За все тех, кто скоро погибнет: да не охватит ужас их души, да примет их Единственный в свою тьму.

А сестра Наджа молилась за своего мужа.

Пыталась молиться. Но это было нелегко.

Она видела себя двадцать лет назад, силилась вспомнить, каким невероятным усилием воли ей удалось заставить себя провести столько лет рядом с этим тираном, последним из бесконечного рода. Он был таким жестоким и таким трусливым. Она вспомнила, какое облегчение испытала, когда узнала, что он отправляется на войну. И о том, в какой ужас впала, когда обнаружила, что беременна. Но потом ее охватило странное чувство бесконечного спокойствия, непоколебимого мужества: что бы ни случилось, ребенок будет жить. Ребенок ишвена.

"О, Дух Единственного.

Даруй всем нашим сестрам благодать твоего присутствия

Чтобы в твоем лоне каждая нашла свой свет

И навсегда подчинилась твоей власти".

Воспоминания.

Ее муж в гневе. "Усыновить ребенка? Ты хочешь усыновить ребенка?"

Она кивнула.

В ответ он расхохотался. И пулей вылетел из комнаты.

Она бросилась за ним. "Я знаю, что ты сделал, чудовище, ничтожество! Все знают, что ты сделал! Думаешь, я еще не поняла, кто ты?"

Он резко остановился и пожал плечами. Он мог бы приказать ее убить.

"Думаешь, кого-то волнует твое мнение?"

Его единственные слова.

Она вернулась в свои покои, натыкаясь на стены.

"О, Дух Единственного.

Даруй каждой из нас

Мир, который жил в твоей душе тогда, когда умерло твое тело

И прости нам наши ошибки".

К ее величайшему изумлению, он согласился.

Но вскоре она поняла, почему. Во-первых, он уже давно утратил свою мужскую силу и способность к зачатию. А ведь ему нужен был сын. Это была единственная возможность переломить ход вещей в свою пользу. Примитивный тактический ход. Очень скоро он стал повсюду таскать его с собой. Она вспоминала, как однажды на заседании сената он потрясал им, как мечом. Его черные волосы, смуглая кожа. Все знали, что Император его усыновил. И пусть теперь умолкнут злые языки, упрекавшие его в бессердечии! Да и все полукровки Дат-Лахана будут теперь на его стороне.

Он оставил ребенка себе.

Ребенок стал его пленником, его заложником.

Он сам выбрал ему имя - Орион, сам нашел ему крестного отца.

Когда тому было всего несколько месяцев, он уже разгуливал рядом с ним. Он отобрал у нее сына.

(А разве можно забыть эти тайные приказы, которые ей удалось перехватить, - убить настоящую мать будущего наследника: к счастью, им не удалось ее отыскать).

Однажды она осознала, что не видела своего сына уже больше двух недель. Однажды она осознала, что уже не знает, любит ли его из-за него самого или из-за воплощенного в нем возмездия. Да и любила ли она его? К своему супругу она испытывала безграничное отвращение. Что-то снедало ее изнутри. Ведь что она сделала? Она подарила Императору наследника, которого иначе у того не могло бы быть. Если бы она сказала Ориону, кто его настоящий отец, и если бы об этом узнал Полоний, он немедленно приказал бы его убить. И она замолчала. Так или иначе, человек, которого, как ей казалось, она любила, погиб в Кастельском ущелье. И теперь у нее не осталось ничего, кроме этого мальчика, который взрослел и смотрел на нее с любовью.

Однажды она поняла, что еще немного, и она сойдет с ума.

Тогда она попыталась умертвить Императора, молясь, чтобы он ее убил. Он нанес ей несколько ударов в грудь. Она была при смерти, но не умерла. Как только к ней вернулись силы, она довершила то, что начал он, исполосовав себе грудь ножом. Потом она вышла из императорского дворца, побежала в ночь и рухнула на ступенях монастыря в надежде, что кто-нибудь найдет ее и вырвет из этого порочного круга. Когда двери наконец распахнулись, она уже потеряла много крови.

* * *

С глазами, полными слез, сестра Наджа отворила дверь своей кельи. И поднесла руку ко рту.

Перед ней стоял ее сын. Он подошел, хотел обнять ее. Она осторожно отстранилась, прислонилась к двери и спросила:

- Что ты здесь делаешь?

- Алкиад умер.

В лице сестры Наджи не дрогнул ни один мускул. Старый советник был одним из тех, кто ее предал. Она много лет молилась за него, но не забыла его предательства. Не забыла о том, как он хотел выдать ее гвардейцам Императора, когда она дала ему денег с тем, чтобы он разыскал ишвена. Но он был и тем, кто вернул ей ее сына. И теперь злоба уходила из ее сердца, как армия из города.

- Ты не имеешь права находиться здесь. Если тебя обнаружат...

- Он погиб на дуэли.

- Он был слишком стар для этого.

- Он это знал, матушка.

Сестра Наджа сняла капюшон. От взгляда юного принца ей становилось не по себе.

- Не называй меня так.

- Почему? Ведь ты моя мать.

- Не зови меня так. Прошу тебя.

Орион вздохнул и потер плечо.

- Я... Я долго колебался перед тем, как прийти сюда. Я знаю, что ты не рада этому. Но... Алкиад умер у меня на руках, матушка. И то, что он сказал мне перед смертью, сильно смутило меня.

Монахиня подошла к маленькому окошечку и стала глядеть вдаль.

- Что он тебе сказал?

Принц приблизился и положил ей руки на бедра. Сестра Наджа вздрогнула, но не обернулась.

- Он велел мне бежать из Дат-Лахана.

- Не стану с этим спорить.

- Он сказал, что мы все чудовища, - продолжал Орион. Потом, видя, что его мать не отвечает, добавил:

- Он сказал, что убил человека, и что этот человек, возможно, был моим отцом.

Наджа по одной убрала руки принца со своих бедер.

- Уходи, - еле слышно сказала она. - Умоляю тебя.

- Матушка!

- Заклинаю тебя, Орион. Оставь меня. Мне нужно побыть одной.

В течение нескольких мгновений юноша глядел на ее худую фигуру в сером одеянии. Она была единственным существом, которому он доверял. Он знал, что она любит его. Он это чувствовал. Но он также чувствовал и то, что она ему ничего не скажет. "Она знает, кто мой отец", - подумал он.

Он резко развернулся и вышел из кельи. Сестра Наджа долго стояла неподвижно и слушала, как замирает эхо его шагов. Когда все вновь погрузилось в безмолвие, она соскользнула по стене и рухнула на колени.

* * *

Через десять дней войска Лайшама вошли в Дат-Лахан.

Их кони поднимали в лучах рассвета облака пыли.

Варвары.

Новость мгновенно распространилась по всей столице, и зазвонили колокола монастыря. Варвары - тридцать тысяч человек, одетых в кожу и сталь, с таинственным вождем во главе, лица которого никто никогда не видел. Тридцать тысяч человек из пяти племен. Гордые гуоны со своими презрительными лучниками. Невозмутимые найаны - главным образом пехотинцы. Акшаны с осадными машинами, чистокровными скакунами и кривыми саблями. Мускулистые ишвены с обнаженными торсами и развевающимися по ветру волосами. Семеты с раскосыми глазами и свисающими с пояса сверкающими клинками.

А вперед всех - Лайшам - как говорили, самый великий военачальник за всю историю Империи.

Лайшам, за которого любой из его воинов, не задумываясь, отдал бы жизнь.

Одинокая фигура на фоне толпы.

Он был спасителем, последним защитником от сентайских захватчиков. Единственным, которого они еще не победили.

Сгрудившись на внешней городской стене, азенаты смотрели, как приближается тот, кто пришел, чтобы их спасти. Там был и Император в окружении своих генералов и толпы сенаторов. Рядом с ним стоял Раджак Хассн, сжав зубы и держа руку на своей палице. Все затаили дыхание.

Лайшам остановился у Больших Южных ворот. Его генералы держались на почтительном расстоянии. Полоний наклонился к генералу Леониду и указал подбородком на небольшую группу воинов.

- Это тот самый гуонский вождь, о котором мы говорили?

- Да, ваше величество.

Император тяжело вздохнул. Раджак Хассн опустил забрало на шлеме. Несколько дней назад он убил человека, и преступление это осталось безнаказанным. Отныне никто не смел ему перечить. Ненависть смешалась в его крови с мертвым семенем, превратившим его в чудовище.

Лайшам.

Он узнал его в тот же миг. И теперь ничто больше не имело значения.

Император махнул рукой герольдам, и они затрубили в трубы. В сопровождении своей свиты его величество взошел на каменный балкон, нависавший над воротами. Прекратившийся утром дождь опять висел в воздухе.

- Смотрите!

Оставшись один перед Большими воротами, Лайшам медленно вынул из ножен меч. Глаза азенатов округлились от ужаса.

- Это Возмездие! - громовым голосом крикнул вождь варваров. - Я нашел его в Эриксе. Он был воткнут в тело вашего губернатора. Если вы не хотите, чтобы вас постигла та же участь, советую вам впустить нас.

Император повернулся к своим генералам.

- Он был там?

- Какое нам дело? - процедил Аракс. - Сделайте, что он говорит, и посмотрим, чего он хочет.

- Только его войска пусть останутся снаружи, - посоветовал Леонид.

- Отец!

Полоний обернулся. К нему вприпрыжку бежал принц Орион.

- Я опоздал?

Император пальцем указал на одинокого всадника.

- Вот наш... гм... так сказать, спаситель. Сейчас мы его впустим вместе с его войсками.

- Простите, ваше величество? - поперхнулся Аракс.

- Вы хорошо меня слышали, генерал. Мы с вами, да и все остальные, прекрасно знаем, что так или иначе, нам придется их впустить. Так к чему терять время?

- Но ведь, - начал один из сенаторов, - реакция нашего народа...

- Извините меня, - перебил его Адамант. - Генерал согласен с его величеством. Он советует открыть все ворота.

Сенатор хотел что-то ответить, но у него по спине побежали мурашки, когда к нему повернулся Раджак Хассн.

- Ну что ж, - процедил он.

Император снова вздохнул и приказал впустить варварские войска. Генерал Аракс надулся и скрестил руки, но Полоний не обратил на него внимания. Он хотел показать, что последнее слово в любой ситуации за ним. Даже если все видели, что это не так.

- Ваше величество, - прошептал генерал Аракс. - Если позволите...

- Уйдите с глаз моих, - отрезал Император. - Приказы тут отдаю я. Или вы об этом забыли? Может быть, вы все об этом забыли? - спросил он, стараясь не глядеть на присутствующих.

По его приказу стражники потянули за массивные цепи, и ворота Дат-Лахана распахнулись. Лайшам обернулся, и пять лейтенантов двинулись вперед. После них зашевелилось и все его войско - странное извивающееся существо, одетое в металл и присыпанное пылью.

По другую сторону двойной крепостной стены варваров ждала огромная толпа, стоявшая по обеим сторонам дороги. Для сдерживания толпы сюда были отправлены гвардейцы, но люди и без того вели себя чрезвычайно тихо и спокойно.

Спустившись со стены, его величество Полоний Четвертый в сопровождении отряда солдат и нескольких генералов вышел навстречу варварскому вождю. Лайшам смотрел, как он приближается, не сходя с лошади. Он вложил Возмездие назад в ножны и сейчас обеими руками сжимал поводья.

- От имени моего города добро пожаловать, - объявил Император.

Варвар не ответил, лишь продолжал пристально смотреть на него.

- Нам нужно поговорить, - продолжал государь.

Он развернулся и знаком приказал слугам принести портшез. Затем, вновь оборачиваясь к гостю, сказал:

- Мы разместим ваши войска в нижней части города. Мы нарочно освободили склады, и я думаю...

- Склады? - повторил Лайшам. - Мои люди нуждаются в отдыхе и здоровой пище.

- Мы сделаем все, что в наших силах, - рискнул вставить генерал Леонид. - Не волнуйтесь.

- Я никогда не волнуюсь, - ответил Лайшам, отпуская поводья.

* * *

Часом позже Лайшам был уже в Зале Славы, в самом сердце Апитолия. Император хотел, чтобы при их разговоре присутствовали генералы, но его гость был против.

- Ведь моих же людей со мной нет, - заявил он. - Разве не вы хозяин Дат-Лахана?

Полонию пришлось уступить. Когда-то раньше он был уверенным в себе человеком. Но за долгие годы пребывания у власти от его самодовольства не осталось и следа. Заговоры, козни, интриги. Его былая самоуверенность с годами уступила место почти болезненной недоверчивости. А теперь даже остатки уверенности в себе грозили его покинуть. Его сердце билось слишком сильно. В голосе этого человека было что-то такое, от чего ему становилось не по себе. Почему, например, он не желает снять шлем?

И вот они остались наедине и встали на разных концах большого мраморного стола.

Лайшам в кое-как сделанных доспехах и с мечом на плече, нависал над столом как гора. Бесстрашный воин в полном вооружении. "А ведь ничто не мешает ему убить меня, - подумал Полоний, поправляя на голове венец, - а я даже не успею позвать на помощь...".

- Я слышал о ваших подвигах, - слащаво начал Император.

- В этом нет ничего удивительного, - ответил вождь варваров. - Я единственный человек в Империи, способный дать отпор сентаям.

- Единственный человек...

- Ваши войска были разбиты, - продолжал Лайшам. - Ваши гордые города пали один за другим. Петран. Эрикс. Эзарет.

- Я знаю. Не надо мне это повторять.

- Я только перечисляю факты, - ответил Лайшам. - Я здесь, потому что моя армия - единственный шанс Дат-Лахана и всей Империи. Ваши генералы знают это, и вы тоже.

- Чего вы хотите? - спросил Император. - Золота?

- Я еще не закончил, - отрезал Лайшам таким тоном, что Император невольно попятился. - Вы, азенаты... Вы настолько уверены в своем могуществе, что забываете о главном. Ведь это вы привели сентаев на наши земли.

- Что вы имеете в виду?