Лозняк ходи? - спрашивает он и оглядывает нас.
своим, но все-таки в этом еще таится какая-то возможность спастись. Однако
именно эта возможность и не дает мне решимости вызваться. Мне очень
неловко, стыдно оставлять их тут, почти обреченных на гибель, и за их
спинами спасать прежде всего свою жизнь. Лешка же, что-то прикинув,
решает:
его думай плохо. И приказ надо. Пушка есть, как бросай? Попов будет ждать,
- встает с места Попов.
сторону покинутой пехотой траншеи. Мы остаемся втроем. Попов перебирается
на станину и начинает наблюдать вместо Лешки.
Верно! Лукьян медаль надо. Попов приказ надо.
задержать Лешку, но он быстро скрывается в опустевшей траншее. А я так и
не могу понять, почему я против этого его ухода. Сзади слышится тихий
протяжный стон, это Лукьянов. Поворачиваюсь и тихонько прикасаюсь к его
колену.
Добейте лучше. Застрелите...
Человеку в таком состоянии надо говорить правду.
слабосильный, он, видно, прежде не отличался отвагой, но когда пришлось
решиться на самое трудное, хоть, может, и боялся, однако не струсил. Но
вот не побоялся же и Задорожный, пошел сквозь огонь. И вдруг мне кажется,
что Лешка охотно побежал в тыл потому, что там Люся. Возможно, они еще
вчера условились и она ждет его, и все, что он говорит о ней, правда.
Злость и досада снова охватывают меня.
солдат. Приподнявшись на коленях, наводчик удивленно оглядывает его.
Видимо, он проворонил, и пехотинец незамеченным подошел к огневой.
будто мы где-нибудь на занятиях в тылу.
оспой лицо, на котором в странной неподвижности застыли глаза. Но самое
худшее даже не в глазах. Правой рукой солдат сжимает левую, которая, будто
браслетом, перетянута у запястья узким брючным ремнем. Ниже на каком-то
клочке кожи висит почти совсем оторванная, окровавленная, с растопыренными
пальцами кисть.
на краю площадки.
по-прежнему не дрогнет ни один мускул. Это его спокойствие удивляет нас. Я
бросаюсь в убежище, достаю из кармана Желтых нож и возвращаюсь наверх.
Очнулся, гляжу: раненый...
услышать и понять вопрос.
пиду. На ось, отрижь, хлопец.
берет ее, кладет в ямку под бруствером и ботинком сдвигает на нее песок.
без какого-либо признака боли. - Тэпэр полечусь и - в Иванивку. А рука нэ
бида. Спецыяльнасць у мэнэ пчеляр, и одноруч управлюсь.
ее, только несколько загустевших капель падают на запыленные башмаки
солдата. Но все же надо перевязать, да нечем.
отдири.
отрываю кусок его нижней рубашки и кое-как обертываю руку.
медаль згубив. - Действительно, над карманом косо висит засаленная серая
ленточка медали "За отвагу", самой медали нет. - Теперича ни с чим и до
дому показатысь.
удобнее устраивается под бруствером. Вещмешок он подвигает под локоть. -
Спичну трохы и пийду.
закрывает глаза и медленно склоняет на плечо голову.
14
которой, подняв облако пыли, мчится из-за холмов колонна машин. В их
объемистых кузовах плотными рядами сидят немцы.
хватается за механизм наводки.
получается это у меня неловко: гильза застревает, до конца не доходит, и
клин не закрывается. Как это иногда делал Задорожный, и подталкиваю ее
рукояткой лопаты и пригибаюсь.
поля канаву и выбирается на дорогу. Неожиданно звучно грохает выстрел.
Пыль застилает огневую. Я не вижу, куда попадает снаряд, и бросаюсь за
следующим. Снова меня охватывает азарт боя, до дрожи напрягаются нервы, я
хочу отрешиться от всех мыслей, не спускать глаз с врагов. Но где-то
внутри начинает канючить надоедливый голос: "Ага, вам конец, а он жив! Он
уцелеет и будет с Люсей. Говорил о Лукьянове, а думал о себе, ага!"
только на деле - ползаю на коленях от казенника к ящикам. Попов часто
стреляет, меня обсыпает песком, оглушает, я не знаю, не вижу, где машины,
- вся моя воля и силы собраны воедино: не пропустить их в деревню. Я
чувствую, что этот наш поединок кончится плохо, в машинах, наверное,
пехота. Но теперь уже все равно.
как-то злорадно оживляется и, согнувшись над прицелом, кричит: "Стой,
Гитлер! Назад, Гитлер!" - и еще что-то, но выстрелы заглушают его слова. Я
приподнимаюсь на коленях и из-за щита выглядываю в поле. Три машины горят
на дороге, несколько, спасаясь от огня, поворачивают в объезд. На плоском
смуглом лице Попова отражается детская радость: он загнал их на минное
поле.
взрывами, грудой железа осели на землю, остальные бросаются в стороны.
Хвостовые поворачивают назад к холмам.
наводчик.
в нерешительности держу его в руках.
уныло опускает руки. По его почерневшему лицу текут струйки пота,
гимнастерка на спине мокрая, темные глаза встревоженно сузились.
валяются гильзы. Наконец мне попадается что-то тяжелое. За веревочную
ручку я подтягиваю его ближе к орудию и раскрываю. Тут десять снарядов
картечи. Это последняя наша надежда. Но для стрельбы картечью немцы
далеко, и мы начинаем ждать.
надо...
деревней не стихает бой, часто рвутся снаряды, грохочут, ревут моторы и
беспорядочно рассыпается пулеметная трескотня. Видно, немцев дальше не
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Бажанов Олег
Пехов Алексей
Никитин Юрий