завалы. Смело подсаживайтесь с текстом. Прямо на занятиях. Никуда не
денется. Он безотказный. Будет работать, как трансформатор. Тыщи, хехе, вот
проблему нашел!
Васильевич попыжился, помялся и начал переводить. Без словаря, прямо с
листа. Группе это представлялось какой-то игрой, несерьезностью, шуткой.
Когда кто-нибудь переигрывал и в просьбу перевести пару абзацев подбавлял
толику веселой наглятинки, чувствительные единицы впадали в неловкость.
Обстановка на практической математике стала отступать от начал, заложенных
группой в Меловом.
наслаждение от того, что взрослый человек безропотно подчиняется. Когда
Климцов подсаживался с текстом, Знойко терял последнюю волю. Климцов
бесцеремонно обращался к нему на ты и совершенно не задумывался, откуда у
гениального человека столько безволия. Было непонятно, зачем Климцов
втянулся в игру, английский он знал лучше других.
Если верить брату, не так давно Знойко представлял собой интересной
наружности мужчину.
распухли щеки!
Дмитрий Васильевич женился по любви и прилежно занялся наукой. Сотворил
кандидатскую и намеревался представить ее в двух вариантах - на русском и на
английском. Не успел он перевести, как жена сбагрила диссертацию близкому
другу. Знойко любил жену и простил промах. После чего состряпал еще одну
кандидатскую. На французском. Жена сплавила налево и этот скромный труд. На
третий рывок в немецком исполнении у Дмитрий Василича не хватило морали. За
одну ночь он посерел, потом зажил отшельником и деградирует посейчас.
может сделаться параноиком.
у тебя пару раз перед защитой какой-нибудь курсовой, ты обошел бы Знойко по
темпам падения!
Климцов.
пессимистически заметил Нынкин.
рассуждения вслух Марина.
такого? - не отступал Климцов. Он вел все разговоры исключительно из чувства
противоречия. Внутренне он согласился, что с этим пора кончать, но внешне
держался до последнего.
Кравцовым она могла выиграть любую битву.
неприятной в жаркой аудитории и походила на лопатой о кирпич.
Василича! - вмешался Рудик.
тишине. Ее никто не тревожил. Его никто не разыгрывал. Но ожидаемого не
произошло. От тишины Дмитрий Васильевич свернулся, как трехмесячный эмбрион.
Почувствовав снисхождение, он стал сильнее заикаться и конфузиться. Стирал
рукавом мел с доски не только за собой, но и за отвечающими. Словно ждал
более крутого подвоха.
прежде никогда не делал. Обычно он рассматривал паркет или дырки в
линолеуме. Наконец, все стали свидетелями кульминационного момента - Дмитрий
Васильевич явился на занятия в тройке и галантно повязанном галстуке. Он был
выбрит как никогда чисто и вызывал к доске исключительно по желанию, а не по
списку.
жена Дмитрий Василича спустила диссертации?
бы довел его до черных дней.
математических проделках группа вспоминала, когда Карпова, устав от вечных
отсрочек, начинала предъявлять векселя. 76-ТЗ постоянно была должна ей в
общей сложности до полумиллиона знаков перевода газетного текста. Львиная
доля приходилась на Нынкина.
Успеваемость по иностранному заметно упала.
костюм чего стоит!
экзамен по математике. - Увы, пока им ничем помочь не можем.
вообще, и к студентам в частности. Характер у нее был на редкость
скверноватый. Математика, как королева наук, теряла все свои прелести.
Гукановой постоянно не везло. То дочь ее с третьего захода не поступала в
МГУ на физфак, то еще что-нибудь понепристойнее. Было непонятно, из-за
неудач ее характер сделался таким, или из-за характера ее постоянно
преследовали неудачи, но, в любом случае, перед сессией от нее ушел третий
по счету муж. В преподавательской деятельности Гуканова основывалась на
теории больших чисел. Она не помнила в лицо ни одного студента.
беспощадно. На зачетной неделе она устроила коллоквиум. Несмотря на хороший
исход, сделалась злая, как гарпия. Она посчитала, что хоры и отлы на
коллоквиуме - не что иное, как случайности, результат ее недосмотра и
упущений. После коллоквиума Гуканова пригрозила, что в сессию многие
попляшут, особенно те, кто получил хорошо и отлично.
сдвиги группы - дело рук Знойко. В благодарность за возвращение к жизни он
натаскал 76ТЗ по всем разделам настолько здорово, что многие сами
вдолбил в головы студентам весь курс. Ему бы работать в детском саду - он на
пальцах объяснял такие сложные функции и ряды, какие Гуканова с трудом
доводила до студентов графически. Не забывал и про английский. Если
удавалась свободная минутка, он от души предлагал помощь. От нее было трудно
отказаться. Делалось неудобно, словно ему в обиду.
зафиксированы все до единого лекционные проступочки подначальных. Если число
отметин переваливало за десять, четверка по предмету становилась нереальной.
Такую Гуканова установила меру. Ну. тройка, так тройка - бог с ней. Хорошо
бы только это. С тройкой по математике Зингерман не допускал к теоретической
механике. Двойка по термеху - бесполезность разговоров о стипендии.
Апеллируй потом хоть ко всевышнему - в следующем семестре диета и разгрузка
вагонов в товарной конторе.
знаниями. Против них Гуканова оказалась недееспособной. Из высшей математики
группа вышла сухой.
Решетнев, не просыпаясь, вогнал стопорную кнопку по самый маятник.
включил свет. Ему ничего не оставалось, как ахнуть - на часах было почти
восемь!
- с чувством, с толком, но без всякой расстановки высказал он Мурату,
стягивая с него одеяло.
циферблат и как ни в чем не бывало произнес:
год. Никто в точности ни разу не ответил. Неужели трудно, сделать