к своему сыну, молодому лакею, похожему на нее как две капли воды. Он
беспрерывно выбегал из каюты и возвращался, и они все время спорили и
ссорились. Она объявила, что пишет письмо домой, как она уточнила - отцу, и
начала вычитывать из него отрывки, не обращая на меня никакого внимания, как
будто я чурбан, а не человек; возможно, она думала, что я сплю. Некоторые
цитаты содержали семейные тайны, особенно часто упоминалась некая Шарлотта,
младшая сестра горничной, которая, как следовало из послания, намеревалась
вступить в романтический, но безрассудный брак и тем приводила в ярость
автора письма. Почтительный сын с ехидством насмехался над эпистолярными
талантами мамаши, а она яростно защищалась. Странная пара. В свои, наверное,
тридцать девять - сорок лет она выглядела здоровой и цветущей, как в
двадцать. Душа и тело этой грубой, крикливой, самодовольной и пошлой женщины
казались бесстыдными и несокрушимыми. Она, очевидно, с детства жила
где-нибудь на постоялом дворе, а в молодости прислуживала в трактире.
их давно и высоко чтит за щедрость, приносящую ей немалый доход. Она
сообщила даже, что каждый раз, когда Уотсоны появляются на корабле, ей
перепадает прямо-таки небольшое состояние.
прибывать пассажиры. Уотсонов наша горничная приняла с неистовым восторгом,
подняв нещадную суматоху. Семья эта состояла из двух мужчин и двух женщин.
Помимо них была еще всего одна пассажирка - молодая девица, которую
сопровождал чем-то удрученный джентльмен. Между двумя группами ощущался
резкий контраст. Не вызывало сомнения, что Уотсоны - люди богатые, ибо они
держались с самоуверенностью, свойственной людям, сознающим силу богатства.
Одна из двух молодых дам отличалась совершенной красотой (я имею в виду
телесную красоту), на обеих были роскошные яркие туалеты, на редкость
неподходящие для морского путешествия: шляпки, украшенные яркими цветами,
бархатные плащи и шелковые платья были бы уместны на гулянье в парке, а не
на мокрой палубе пакетбота. Мужчины были оба низкорослы, некрасивы, толсты,
с вульгарными манерами, причем старший, более уродливый, жирный и грубый,
как вскоре выяснилось, был мужем - по-видимому, новобрачным, так как жена
его была очень молода - юной красавицы. Открытие потрясло меня, особенно
когда я обнаружила, что она беспредельно весела, хотя, по-моему, должна бы
испытывать глубокое отчаяние. "Этот безумный непрестанный смех, - подумала
я, - наверное, свидетельствует о душевных муках". Как раз когда я в
одиночестве стояла у борта и размышляла на эту тему, она, держа в руке
складной стул, вприпрыжку приблизилась ко мне, совершенно ей незнакомой; на
лице у нее играла улыбка, открывшая ровный ряд прелестных зубов, но
смутившая и даже испугавшая меня беспечностью. Она предложила мне сесть на
стульчик, но я, разумеется, с изысканной любезностью отказалась, и она,
пританцовывая, удалилась, по-прежнему беззаботная и грациозная. Она, видимо,
была не лишена добродушия, но что заставило ее выйти замуж за субъекта,
который больше походил на бочонок, чем на человека?
джентльмен, казалась совсем юной. Простенькое платье из набивной ткани,
соломенная шляпка без украшений и изящно накинутая широкая шаль составляли
почти квакерский по скромности наряд, но ей он был к лицу. Я заметила, что
джентльмен, раньше чем расстаться с ней, внимательно разглядывал всех
пассажиров, словно пытаясь определить, в каком обществе останется его
подопечная. В глазах у него, когда он отвел взгляд от нарядных дам,
сверкнуло явное неудовольствие. Он посмотрел на меня и что-то сказал дочери,
племяннице или кем там она ему приходилась. Она тоже взглянула на меня и
неодобрительно скривила хорошенькие губки. Не знаю, что вызвало эту
пренебрежительную гримаску - я сама или мой невзрачный траурный костюм,
думаю, и то и другое. Прозвучал колокол, и отец (я потом узнала, что это ее
отец) поцеловал дочь и сошел на берег. Наш корабль отправился в путь.
одиночку можно только англичанкам, но и то их крайне удивляют бесстрашие и
доверие, проявляемые отцами и опекунами. Что же касается самих "jeunes
meess"*, то одни чужеземцы называют их смелость мужеподобной и
"inconvenante"**, a другие провозглашают их жертвами такой системы
образования и религиозного воспитания, которая непредусмотрительно отвергает
необходимый "surveillance"***. Не знаю, вернее, тогда не знала, относилась
ли наша юная леди к разряду тех, кого можно спокойно оставить без надзора,
но довольно скоро выяснилось, что благородное одиночество - не в ее вкусе.
Она один или два раза прошлась по палубе, посмотрела с некоторым
пренебрежением на щегольские шелка и бархат, вокруг которых увивались
неуклюжие толстяки, и в конце концов подошла ко мне и заговорила.
испытанию, поскольку я впервые ступила на борт судна.
впечатления так приятны, не правда ли? А я уж так привыкла плавать, что все
забыла. Я просто blasee* морем и всем прочим.
горячностью, которая понравилась мне больше, чем ее прежний тон.
голосом.
Ла-Манш одна, но я всегда стараюсь приобрести на судне друзей, а не бродить
в одиночку.
бросила я взгляд на Уотсонов, которые в это время громко хохотали и ужасно
шумели на палубе.
господами, - заявила она, - им вообще-то место в третьем классе. Вы едете
учиться?
порт Бумарин.
прошла за свою жизнь! И все равно осталась неучем. Честное слово, я ничего,
ну совсем ничего не знаю, умею только играть на фортепьяно и танцевать, да
еще говорю по-французски и по-немецки, но читаю и пишу довольно плохо. Вот
на днях меня дома попросили перевести страничку легкого немецкого текста на
английский, а я не смогла. Папа был в ужасе; он говорит, что господин де
Бассомпьер, мой крестный, - он платит за мое учение, - выбросил деньги зря.
А в таких научных материях, как история, география, арифметика и тому
подобное, я совсем дитя; по-английски я пишу очень плохо, мне все говорят,
что и орфография и грамматика у меня никуда не годятся. Кроме всего прочего,
я и религию свою позабыла: меня называют протестанткой, а я и сама теперь не
знаю, какой я веры, и не очень разбираюсь, в чем разница между католицизмом
и протестантством. По правде говоря, меня это нисколько не волнует.
Когда-то, в Бонне, я была лютеранкой... милый Бонн!.. прелестный Бонн!.. там
было так много красивых студентов. У всех хорошеньких девочек в нашей школе
были поклонники, они знали, когда мы выходим на прогулку, и почти всегда
проходили мимо нас со словами "Schones Madchen"*. В Бонне я была невероятно
счастлива!
"как бишь...", "это самое..." и т.п. (фр.).
вместо выскользнувшего из памяти нужного слова. Такая уж у нее была привычка
- употреблять это словечко взамен другого, которое она не могла сразу
вспомнить, на каком бы языке она в тот момент ни говорила. Так часто
поступают француженки, от них она этому и научилась. В данном случае, как я
выяснила, chose означало город Виллет - великую столицу великого королевства
Лабаскур.
несколько приятных английских семей.
время нисколько не интересуюсь ни maitresses*, ни professeurs**, ни
eleves***, a все уроки посылаю au diable****, по-английски так говорить
запрещено, а по-французски, правда ведь, это звучит вполне прилично, так что
я восхитительно провожу время... Вы опять надо мной смеетесь?
Корнев Павел
Орловский Гай Юлий
Пехов Алексей
Сапковский Анджей
Майер Стефани
Посняков Андрей