окоченевших пальцах пистолетом, подрубленно опустился на станину орудия,
сжал голову руками.
уставясь в землю налитыми болезненным блеском глазами. - Туча танков,
бронетранспортеров... шли напролом, стеной... окружили нас... Расчет
Сапрыкина стоял до последнего... четверо убитых, трое раненых... там
они... там, - повторил он и, зажмурясь так, что оттененные синевой веки
его нервически задергались, выкрикнул с неистовством:
медленно сказал:
Контужен?
изодранной пулями телогрейкой левую часть груди. - Вот здесь крыса грызет,
лапками копошится, раздирает... от виденной крови... Я все сделал, все...
Понимаешь, Дима.
лейтенант Овчинников?
то, что порой разрешалось солдату, не разрешалось офицеру. До последней
минуты не мог согласиться, что Овчинников даже в состоянии полного
разгрома ушел от орудий, оставив там людей, которые жили еще...
открыл глаза, в упор встретясь с безжалостным, непрощающим взглядом
Новикова. - Вон ка-ак? Арестуешь? Под суд отдашь? На, бери! Я готов! Я на
все готов. Я десять танков сжег... а это не в счет! Не в сче-ет?..
офицерский пояс, стараясь расстегнуть его, потянулся к погонам под
телогрейкой.
Овчинников, как-то ослабнув, встал, весь растерзанный, опустошенный
бессмысленным взрывом ярости, он опять приказал: - Подыми пистолет. Вон
там, за ровиком, землянка. Даю тебе час. Выспись. Приди в себя. Марш!
Степанова.
Карпат. Жидкие, косые полосы его лились в котловину, гремевшую боем. Она
светилась автоматными трассами, вспышками выстрелов, густым пламенем
горевших танков. Столбы разрывов сплошной стеной вырастали и там, где была
позиция Овчинникова, и там, на блестевшем озере, где наводили переправу
немцы: вела огонь наша артиллерия из города. Смутные квадраты танков,
обтекая минное поле, отходили к лесу, к ущелью. Они отходили - это было
ясно Новикову. Может быть, утро мешало им. И внезапно там, со стороны
орудий Овчинникова, дважды мелькнуло горизонтальное пламя в направлении
танков. И Новиков с дрогнувшим сердцем, не сомневаясь, что это стреляло
еще какое-то живое орудие, быстро посмотрел на Овчинникова - землистая
серость покрыла тиком дергавшееся лицо лейтенанта.
рванулся, гибко, по-кошачьи перескочил через бруствер, огромными,
нечеловеческими скачками побежал вниз по скату в сторону орудий;
неистовыми крыльями бились на ветру, мотались прожженные полы его
распахнутой телогрейки.
Наза-ад! Овчинников!
траншеи, падал, вставал и вновь огромными скачками бежал к орудиям.
затем спереди и слева, но он не изменил направления, даже голову не
пригнул - видно было, как, цепляясь за кусты, карабкался по скату
котловины к возвышенности, там в коричневом тумане темнели силуэты танков.
месте, и тотчас справа, из дыма, где шевелились перед минным полем танки,
вылетел длинный огонь, другой огонь взорвался под ногами Овчинникова.
жестом провел ладонью по голове, будто приглаживая волосы, и плоско упал
грудью на то самое место, огнем пыхнувшее под ногами, и вытянул руки
вперед. И неожиданно для Новикова, до физической боли стиснувшего зубы,
распластанное тело Овчинникова задвигалось, извиваясь, поползло по
возвышенности к кустам, к тому невидимому орудию, которое только что
стреляло.
зашагали к Овчинникову. Потом огненная точка коротко сверкнула там: это
был выстрел из пистолета. Двое в зеленом одновременно легли. Один из них
привстал, неприцельно пустил очередь над головой Овчинникова, и тот снова
выстрелил три раза.
ручному пулемету, за которым, горбато согнув спину, стоял разведчик,
вжимаясь щекой в ложу.
крикнул:
его затряслось от дрожи пулемета.
заплясали на узком пространстве, отделявшем Овчинникова от них. Крупные
капли пота выступили, выдавились на медно-красном напрягшемся лице
разведчика. Диск кончился. Ударом выщелкнув его из зажимов, разведчик
поспешно схватил новый диск, завозился с ним, никак не мог вставить в
пулемет - руки тряслись. С придыханием выговорил:
припал к пулеметной ложе, горячей, мокрой от ладоней разведчика, и
выпустил две короткие очереди по отползавшим в кусты немцам и не поверил
тому, что увидел.
пошатываясь, в распахнутой телогрейке и, клоня голову, сжав пистолет в
опущенной руке, толчками пошел влево, к кустам, где было орудие. Двое
немцев выскочили из кустов наперерез ему. И фигурой своей он надвинулся,
загородил их. Немцы по нему не стреляли.
Новикова, отдернувшего палец от спускового крючка. И в ту же минуту,
поняв, почему не стреляли по Овчинникову немцы ("Да, да, хотели взять
живым, им нужен "язык"!"), он, еще не веря, что делает ("Зачем? Я не имею
права! Не имею!.."), нажал спусковой крючок - весь диск вылетел одной
длинной строчкой.
глазах, отпрянул от пулемета, ни немцев, ни Овчинникова около кустов не
было. Никого не было...
дно окопа, возле безмолвно глядевшего на него связиста. Потом туманно
увидел что-то отвратительно длинное, белесое, ползущее по рукаву связиста,
никак не мог вспомнить: "Что это? Мокрица?" - и хотел сказать, чтобы тот
стряхнул ее, вызвал орудие Овчинникова, но лишь странный, захлебнувшийся
звук вырвался из его горла.
входом обернулся ненужно, незащищенно, сказал с трудом:
было бледно, сразу осунулось. Снова сел к аппарату, взял трубку, которую,
чудилось, испуганно протягивал ему связист, сказал хрипло:
всегда, самоуверенный, и, как всегда, слегка небрежно звучали его
усмешливые нотки. Да, он здесь, Горбачев, цел, двигает руками и ногами,
да, рядом сидит красивенький санинструктор, а остальные тут без пяти минут
от бога, и вообще людей ноль целых хрен десятых, танки покалечили, вроде
бог черепаху, снарядов не густо, пять штук, но целиться через ствол и
лупасить по фрицам можно, передайте Овчинникову, что можно...
смеяться, Новиков в эту минуту не осудил его, а наоборот, оттого что
Горбачев был там, возле орудия, жил и смеялся, волна горькой нежности
толкнулась в его сердце. Знал: в том состоянии, в котором находился
Горбачев, позволено многое, как глоток воды перед смертью.
об Овчинникове. - Потерпите. Вечером мы придем.
убил, то имел ли я право распоряжаться его жизнью? Кто мне дал это право?
Но если бы я был на месте Овчинникова, дал бы я право другому человеку
застрелить меня?" И как-то легко и спокойно ответил сам за себя: "Да, дал
бы... Но можно ли по себе мерить всех людей?"
патроны в диски пулемета. И Новиков почувствовал: то, что он сделал
сейчас, как будто ото всех отделило его, хотя он с какой-то особой