речке. Правда, она за кустами купалась с девчонками, но смех ее и оттуда
Колькиных ушей достигал. И тогда Кольке очень хотелось что-нибудь сделать:
речку переплыть, щуку за хвост поймать или спасти кого-нибудь (лучше бы Олю,
конечно) от верной гибели. Но речка была широкой, щука не попадалась, и
никто не тонул. И потому он только нырянием хвастался, но она на ныряния его
внимания не обращала.
ними увязалась. На берегу первой платьишко скинула -- и в воду. Вовка за ней
навострился, а Колька в штанине запутался и на траву упал. Пока выпутывался,
они уж в воде оказались. Хотел он за ними броситься, поглядел и не полез.
Отошел в сторону и сел на песок. И так муторно ему вдруг стало, так тошно,
что ни вода его не манила, ни солнышко. Помрачнел мир, будто осенью. Вовка
Олю эту Кузину плавать учил. И показывал, и поддерживал, и рассказывал, и
кричал:
быть.
Колька куда как получше Вовки плавает и глубины не боится, а вот пожалуйста.
У Вовки и училась да еще хихикала.
придумывал, что ответить, если Оля все же опомнится и в воду его позовет. Но
Оля не опомнилась: бултыхалась, пока не замерзла, а потом выскочила,
схватила платье и в кусты побежала трусики выжимать. А Вовка к нему
подскочил. Шлепнулся на живот, глаза вытаращив:
сейчас в лицо ему ударила. Аж под ложечкой защемило от бескровия:
ветер-ураганище. И помогло: ничего такого, правда, не произошло, но Оля в
воду больше не полезла, как Вовка ни настаивал.
позабыл: и купание, и смехи ее, и Вовкины нехорошие слова. Врал Вовка, ну
конечно же врал, вот и все! И Колька по берегу уже не молчком шагал, а
рассказывал про жаркие страны. Про моря, на которых никогда не был, и про
слонов, которых никогда не видал. Но так рассказывал, будто и был и видел, и
Олины глазки еще шире раскрывались.
охота была! -- а сбоку, прямо по кустам. Нарочно ломал их там и шумел тоже
нарочно.
работу по гудку, как люди, и на обед.
ну ничегошеньки!
слона. Нет, не для того слоны на свете живут, чтобы их девчонки ели. Даже
если и очень красивые.
ухо ему кто-то оборвал. По морде то ли вода текла, то ли слезы, а языком он
все норовил Вовкину руку лизнуть. Маленьким языком. Неумелым.
Шелудивый он. Дохляк.
зажглось что-то остренькое.-- В воду бросишь?
сказать что-то пытался, по слова вдруг провалились куда-то. И пока Вовка со
щенком в руках на берегу камень искал, Колька все время слова вспоминал.
Очень нужные слова, горячие очень -- только не было их.
тихонечко, уж сказал сдавленно: "Жалко...", как Вовка заорал радостно:
прижму. Он враз наглотается!
провалились куда-то. И тогда он просто догнал Вовку и за трусы схватил у
самой воды.
и зачурался, вот! И что хочу теперь, то с ним и сделаю.
хочет, то с ним и сделает. И пусть уж лучше утопит: интересно.
хочешь за него дам. Ну, что сам захочешь.
остановился, не полез вглубь.-- Ничего у вас теперь нету, кроме долгов: папка
так говорит.
проглотила).-- Ничего у них нет, ничегошеньки: даже кабанчика!
вылез, нанырявшись.-- Ну, хочешь... Хочешь, я компас тебе за него отдам, а?
Насовсем отдам, не топи только животную. Жалко.
нужен, компас-то! И всего-то он, поди, копеек восемьдесят пять стоит. А
щенок знаешь сколько? Ого! И не купишь, вот сколько.
хоть заплачь. И компаса жалко, и щенка жалко, и себя почему-то тоже жалко, и
еще чего-то жалко, а вот чего -- никак Колька понять не мог. И добавил: -- Я
за то только компас дам, чтоб не топил ты его никогда.
за то только, чтоб ты не топил.
можно. Как считаешь, Олька?
повторяла, как тот попугай говорящий, про которого Колька читал в книжке
"Робинзон Крузо".
компас завтра принесешь: Олька свидетельница.
Колька с компасом пошел прощаться. Глядел, как стрелка вертится, как дрожит
она, куда указывает.
11
и Яков Прокопыч побаивался. Если уж и двора нет, так что есть, спрашивается?
Одни фантазии.
кроме книжек, пластинок да девичьей тоски. И поэтому всем она чуточку
завидовала -- даже Харитине Полушкиной: у той Колька за столом щи наворачивал
да Олька молочко потягивала. С таким прикладом и мужа-бедоносца стерпеть
можно было, если бы был он, муж этот.
Юрьевна не признавалась. Даже себе самой, потому что зависть эта в ней жила
независимо от ее существа. Сама собой жила, сама соками наливалась, в жар
кидала и по ночам мучила. И если бы кто-нибудь Нонне Юрьевне про все это в
глаза сказал, она бы, наверно, с ходу окочурилась. Кондратий бы ее хватил от
такого открытия. Ну, а хозяйка ее, у которой она комнату снимала --
востроносенькая, востроглазенькая да востроухонькая,-- так та хозяйка все
это, конечно, знала и обо всем этом, конечно, по всем углам давным-давно
языком трясла:
ней играет.
Ай-ай, по бабьим срокам ей бы уж третьего в зыбке качать.
в житие, а в вытье. Никогда она для себя ничего добиваться не решалась и не
пыталась, а тут вдруг понесло ее по всем начальникам. И откуда терпение
взялось да настойивость: не сдавалась. Все инстанции прошла, что положено, и
добилась.