комедиантами.
нежно обнял старика. Тот не совсем понимал причину поразительного жизненного
успеха своего старшего сына, отказавшегося от своего звания и бросившего цех
для того, чтобы посвятить себя комедиантскому искусству. Но блестящая шпага,
дорогое одеяние и то обстоятельство, что Жан-Батист стал директором труппы
королевского брата, потрясли старика и примирили его с сыном.
октября, Мольер стал устраиваться в Париже и репетировать в Малом Бурбоне.
дьяволом, был все-таки прав. Но зато они и рискуют всегда тем, что их
покровитель над ними посмеется. И точно, дьявол продолжал держать в
ослеплении господина де Мольера. Второго ноября 1658 года Мольер открыл
представления в Малом Бурбоне все-таки не комедией, а трагедией Корнеля
"Геракл". Пьесу эту сыграли сносно, и публики было порядочно, но все же в
Париже распространилось недоумение. Одни утверждали, что труппа "этого...
как его... Мольера" играет . замечательно, и при этом изображали в лицах,
как хохотал король. Это были те, которые видели "Влюбленного доктора" в
Гвардейском зале. А другие говорили, что труппа Мольера играет очень
посредственно, и не понимали, почему Мольеру с таким шумом дали Малый
Бурбон. Это были те, которые побывали на "Геракле".
волна. Все лично хотели убедиться в том, что это за фигура -этот
новоявленный Мольер. Волна эта попала на "Никомеда" и "Влюбленного доктора",
и по Парижу рассыпалась новая партия восторженных очевидцев. О "Никомеде",
впрочем, говорили очень мало, а кричали лишь о красоте мадемуазель Дюпарк и
о том, что "этот Мольер" невыразимо смешон и что фарс превосходен.
три корнелевские пьесы: "Родогюн", "Помпеи" и знаменитого "Сида". Тут
зрители взбунтовались, и, к великому счастью, какой-то вспыльчивый
парижанин, стоявший на собственных ногах в партере во время скучноватого
представления "Помпея", швырнул в голову господина Мольера, изображавшего
Цезаря, яблоком. Этот дерзкий поступок и был причиной того, что в голове у
директора труппы посветлело и он объявил "Шалого". Дело резко изменилось:
успех был полнейший.
трагедий в исполнении Мольера. То есть: хорошо ли играли бургонцы трагедии,
или же Мольер их скверно играл? Ни то и ни другое. Прежде всего, дело в том,
что Мольер играл трагедии в совершенно иной манере, чем та, в которой их
было принято играть. Среди бургонцев, как во всяком театре, были актеры
великолепные, как, например, госпожа Дезейе и господин Флоридор, а были и
посредственные и плохие. Все они были представителями школы того самого
Бель-роза, которым восхищался еще дед Крессе, но о котором один из парижан,
обладавший большим вкусом, дал такой отзыв:
слова из того, что произносит!
признать, что Бельроз был фальшивым актером, не живущим на сцене внутренней
жизнью.
известностью в Париже, однако эпикуреец Сирано де Бержерак говорил так:
день его нельзя избить палками.
ненависть в такой степени, что однажды пьяный Бержерак позволил себе учинить
безобразие в театре, осыпав бранью Монфлёри и выгнав его со сцены. Что это
показывает? Это показывает, во-первых, что такое поведение господина
Бержерака, драматурга и ученика Гассенди, позорно: комедианта того времени
нетрудно было оскорбить, и в этом не было особенной доблести. Но это же
показывает, что для тонких новаторов тягучая старинная манера декламировать
с завываниями была нестерпима. А в этой-то манере и играли все бургонцы-одни
хорошо, а другие плохо.
хотел создать школу естественной и внутренне совершенно оправданной передачи
со сцены драматургического текста. В этой манере Мольер стал работать с
самого начала и этой манере стал обучать своих комедиантов.
система его должна была привлечь сердца зрителей. К сожалению, нет. Мольер
применил свою систему прежде всего в трагедии, а у него не было никаких
данных для исполнения трагических ролей: он не обладал для них ни
темпераментом, ни голосом. Следовательно, знать-то он знал хорошо, как
должно исполнять трагедию, а исполнял ее плохо. Что же касается его
товарищей, то среди них были многие, обладавшие хорошими трагическими
данными, но сама система Мольера была еще настолько молода, что она не могла
покорить публику сразу.
выкрикивали под занавес концовки ложноклассических монологов (особенным
искусством в этом отличался Монфлёри), они имели в Париже полнейший успех.
Парижане того времени желали видеть мощных героев в латах, героев
громогласных, а не таких скромных людей, какими сами были парижане в жизни.
Вот причина провалов трагедий в мольеровском театре.
успехом. Филибер дю Круази, вошедший в труппу, очень способствовал этому
успеху, прекрасно исполняя роль смешного ученого Метафраста.
соседства с французом Мольером.
пошла теперь валом и в мольеровские дни. Золотые пистоли потекли в кассу
бывших бродячих, а ныне оседлых комедиантов принца Орлеанского. Актерские
паи увеличились, и о Мольере заговорили в Париже шумно.
что драматург Мольер беззастенчиво пользуется произведениями итальянских
авторов для заимствований у них. С течением времени указывать на хищения
Мольера настолько вошло в моду, что, если нельзя было сказать с
уверенностью, где и что именно он заимствовал, говорили, что он...
"по-видимому" заимствовал. Если же и для этого слова не было прямых
оснований, говорили, что он "мог" заимствовать там или там-то... В конце
концов Мольеру приписали даже громкую и развязную фразу: "Я беру мое добро
там, где я его нахожу!"-хотя он этого никогда не говорил, а говорил совсем
другое. "Я возвращаю мое добро..."- намекая этим на те заимствования,
которые производились у него.
и испанской драматургией, Мольер нередко брал сюжеты у предшественников,
переносил к себе некоторые персонажи, а иногда и целые сцены. Следует ли
осуждать такую странную манеру? Не знаю. Но могу сказать, что, по общим
отзывам, все заимствованное Мольером в его обработке было неизмеримо выше по
качеству, чем в оригиналах. В частности, о "Терзаниях любви" говорят, что
основное содержание этой пьесы взято Мольером у итальянца Никколо Секки из
комедии "Интерес", написанной лет за семьдесят пять до мольеровской пьесы.
Кроме того, он мог заимствовать и из другой итальянской пьесы-"Любовные
неудачи". А кроме того, мог воспользоваться мыслью, выраженной в одном из
произведений древнего автора Горация. Наконец, он мог заимствовать кое-что и
из "Собаки садовника" знаменитейшего испанского драматурга Лопе Феликса де
Вега Карпио, умершего тогда, когда Мольер, будучи мальчиком, сидел в
отцовской лавке. Что касается де Вега, то у него немудрено было что-нибудь
позаимствовать, потому что он написал около тысячи восьмисот пьес и недаром
был прозван Фениксом Испании или Дивом Природы.
по-испански.
пошли при аплодисментах парижан, возбуждая пристальное и недружелюбное
внимание Бургонского театра.
перетасовок в труппе. На Пасхе к Мольеру явился, почтительно представился и
попросился в труппу молодой человек, именовавшийся Шарль Варле сьёр де
Лагранж. Молодой человек, мужественное и серьезное лицо которого было
украшено небольшими острыми усиками, был по специальности первым любовником.
Мольеру он очень понравился, и он немедленно зачислил Лагранжа в труппу,
причем поступил, с точки зрения тех, кто потом, в течение нескольких
столетий, изучал жизнь моего героя, в высшей степени правильно.
толстой тетрадью, назвал ее "Регистр" и стал изо дня в день заносить в нее
все, что происходило в труппе Мольера. Сьёром де Лагранжем были отмечены
смерти и свадьбы актеров, уходы их из труппы и приглашения новых, количество
спектаклей, названия этих спектаклей, денежные поступления и все прочее. Не
будь этой знаменитой книги, "Регистра", исписанной Лагранжем и украшенной
его символическими рисунками, мы знали бы о нашем герое еще меньше того, что
знаем теперь, а вернее сказать, ничего бы почти не знали.
Нормандию. Театр на Болоте пригласил чету Дюпарк, и та, очевидно под
влиянием какой-то размолвки с Мольером, ушла. Эта потеря была большой
потерей. Утешением явилось то, что знаменитейший комик Театра на Болоте и
Бургонского Отеля Жюльен Бедо, прозванный Жодле по имени комического