ранец, все внимательно разглядывали его.
приятель.
вкусный запах шел от котелка. Лицо пришельца, насколько его можно было
разглядеть из-под низко надвинутой на лоб фуражки, приняло выражение
какого-то неопределенного удовлетворения, к которому примешивался скорбный
оттенок, придаваемый длительной привычкой к страданию.
Это лицо производило какое-то странное, двойственное впечатление: сначала
оно казалось кротким, а потом суровым. Глаза из-под бровей сверкали, словно
пламя из-под груды валежника.
чем прийти в этот кабачок, он заходил к Лабару, чтобы поставить к нему в
конюшню свою лошадь. По воле случая, утром того же дня он повстречался с
этим подозрительным незнакомцем, когда тот шел по дороге между Бра д'Асс
и... (забыл название, - кажется, Эскублоном). И вот, поравнявшись с ним,
прохожий, который уже и тогда казался очень усталым, попросил подвезти его,
в ответ на что рыбный торговец лишь подхлестнул лошадь. Полчаса назад этот
самый торговец находился среди людей, окружавших Жакена Лабара, и рассказал
посетителям "Кольбасского креста" о своей неприятной утренней встрече. Не
вставая с места, он сделал кабатчику незаметный знак. Тот подошел к нему.
Они шепотом обменялись несколькими словами. Путник тем временем снова
погрузился в свои думы.
креста" и, видимо, поджидали здесь, стали бросать в него камнями. Он в гневе
повернул назад и погрозил им палкой; детвора рассыпалась в разные стороны,
словно птичья стайка.
цепь, прикрепленная к колокольчику. Он позвонил.
Сделайте милость, откройте н дайте мне приют на одну ночь.
были обнесены живой изгородью, что придает улице веселый вид. Посреди этих
садов и изгородей путник увидел маленький одноэтажный домик с освещенным
окном. Он заглянул в это окно, как раньше в окно кабачка. Перед ним была
большая, выбеленная комната, с кроватью, затянутой пологом из набивного
ситца, детской люлькой в углу, несколькими деревянными стульями и
двуствольным ружьем, висевшим на стене. Посреди комнаты стоял накрытый стол.
Медная лампа освещала грубую белую холщовую скатерть, оловянный кувшин,
блестевший, как серебро, и полный вина, и коричневую суповую мяску, от
которой шел пар. За столом сидел мужчина лет сорока с веселым, открытым
лицом; он подбрасывал на коленях ребенка. Сидевшая рядом с ним молоденькая
женщина кормила грудью второго ребенка. Отец смеялся, ребенок смеялся, мать
улыбалась.
отрадной картиной. Что происходило в его душе? Ответить на этот вопрос мог
бы он один. Вероятно, он подумал, что этот дом, где царит радость, не
откажет ему в гостеприимстве и что там, где он видит столько счастья, быть
может, найдется для него крупица сострадания.
Широкий кожаный передник слева доходил ему до плеча; из-за нагрудника,
словно из кармана, торчал молоток, красный носовой платок, пороховница и
разные другие предметы, поддерживаемые снизу кушаком. Он стоял, - подняв
голову; открытый ворот расстегнутой рубахи обнажал белую бычью шею. У него
были густые брови, огромные черные бакенбарды, глаза навыкате, выступавшая
вперед нижняя челюсть и то не поддающееся описанию выражение лица, которое
свойственно человеку, знающему, что он у себя дома.
мне тарелку похлебки и угол для ночлега вон в том сарае, что стоит у вас в
саду? Могли бы? За плату?
лье. Скажите, вы могли бы? За плату.
заплатить, - сказал крестьянин. - Но почему вы не идете на постоялый двор?
Лабара вы были?
путник.
ног и вдруг в ужасе вскричал:
стол и снял со стены ружье.
женщина вскочила с места, схватила детей на руки и поспешно, даже не прикрыв
обнаженную грудь, спряталась за спиной мужа, со страхом уставившись на
незнакомца и тихо шепча про себя. "Воровское отродье!".
рассматривал незнакомца так, словно перед ним была ядовитая змея, потом
снова подошел к двери и сказал:
путник услышал, как заскрипели один за другим два тяжелых железных засова.
Через минуту окно закрылось ставнем, задвинулся поперечный железный брус.
свете угасавшего дня незнакомец разглядел в одном из садов, окаймлявших
улицу, что-то вроде землянки, как ему показалось, крытой дерном. Он смело
перепрыгнул через дощатый забор и очутился в саду. Затем подошел к землянке,
дверью ей служило узкое, очень низкое отверстие; она походила на те шалаши,
которые обычно сооружают себе шоссейные рабочие на краю дороги. Должно быть,
незнакомец решил, что это и в самом деле такой шалаш; он страдал от холода и
голода; с голодом он уже примирился, но перед ним было по крайней мере
убежище от стужи. Обычно такого рода жилище по ночам пустует. Он лег на
живот и ползком пролез в землянку. Внутри было тепло, он нашел там довольно
сносную соломенную подстилку. С минуту он лежал, вытянувшись на этой
подстилке, не в силах сделать ни одного движения, до того он устал. Затем,
чувствуя, что ранец на спине мешает ему, и сообразив, что он может заменить
ему подушку, путник начал отстегивать один из ремней. В этот момент
раздалось грозное рычание. Он поднял глаза. Голова огромного пса показалась
в темном отверстии землянки.
ранец в щит, он кое-как выбрался из землянки, причем прорехи в его рубище
сделались еще шире.
удержать пса на почтительном расстоянии, он был вынужден прибегнуть к
приему, известному среди мастеров фехтовального искусства под названием
"закрытая роза".
улице, один, без жилья, без крова, без приюта, лишившись даже соломенной
подстилки, выгнанный из жалкой собачьей конуры, он тяжело опустился на
камень; говорят, что какой-то прохожий слышал, как он воскликнул: "Собаке -
и той лучше, чем мне!"
найти в поле дерево или стог сена, где можно было бы укрыться.
всякого человеческого жилья, он поднял глаза и осмотрелся по сторонам. Он