Чтение 16–й страницы книги ~Виктория~

ему в душу. Хозяин Замка неподвижно сидел на стуле, глядя, как понемногу
оплывает свеча; руки у него были сложены на коленях. Мельник видел, как он
стряхнул пылинку с рукава своего черного фрака и снова сложил руки.

И тут у старого мельника вырвался испуганный вопль.

Повернув голову, хозяин Замка посмотрел в окно. Потом вдруг вскочил,
подошел к окну и прильнул к нему. В его глазах была невыразимая мука. Рот
его искривился, он с немой угрозой поднес к стеклу сжатые кулаки, потом
стал грозить уже только одной рукой, а сам все отступал в глубину подвала.
Вдруг он наткнулся на стул, огарок опрокинулся. И в то же мгновение
вспыхнуло огромное пламя.

Мельник с криком бросился прочь. Сначала он в страхе метался по двору,
не зная, что делать, потом обежал дом вокруг. Потом кинулся к подвальному
оконцу, выбил стекло и стал звать хозяина; потом, наклонившись, стал
трясти железные прутья, согнул их, выломал.

И тут он услышал голос из подвала, голос без слов, стон, точно с того
света; дважды повторился этот стон, и мельник вне себя от ужаса отскочил
от окна и бросился бежать к своему дому. Оглянуться он не смел.

Через несколько минут, когда они с Юханнесом примчались в усадьбу, весь
Замок - большой старинный деревянный дом - был охвачен ярким пламенем.
Прибежали еще несколько человек с пристани, но и они уже ничем не могли
помочь. Все сгорело дотла.

А мельник хранил мертвое молчание.

11

Знаете ли вы, что такое любовь? Это просто ветер, который прошелестит в
розовых кустах и стихнет. Но бывает любовь - точно неизгладимая печать,
она не стирается всю жизнь, не стирается до самой могилы.

И ту и другую любовь создал господь, и на его глазах любовь длилась
вечно и любовь умирала.

По дороге идут две матери и беседуют между собой. Первая одета в
нарядное голубое платье, потому что ее возлюбленный вернулся из дальних
странствий. Другая одета в траур. У нее было три дочери, две смуглые, одна
белокурая, и белокурая умерла. С тех пор прошло уже десять лет, целых
десять лет, а мать все носит траур по умершей.

- Какой чудесный сегодня день! - всплескивает руками та, которая одета
в голубое платье. - Меня опьяняет тепло, меня опьяняет любовь, я
переполнена счастьем. Я готова раздеться донага прямо здесь, посреди
дороги, и протянуть руки к солнцу, и принять его поцелуй.

Но та, которая одета в траур, молчит, она не улыбается и не отвечает.

- Неужели ты все еще оплакиваешь свою девочку? - в простоте душевной
спрашивает женщина в голубом. - Ведь прошло уже десять лет, как она
умерла.

Женщина в черном отвечает:

- Да. Теперь ей было бы пятнадцать.

Тогда та, которая в голубом, говорит в утешение:

- Но ведь у тебя есть еще две дочери, и они живы!

- Да, но они обе смуглянки, - рыдает та, что в трауре. - А моя покойная
девочка была белокурая.

И обе матери уходят, каждая своей дорогой, унося каждая свою любовь...

Но у каждой из дочерей-смуглянок тоже была своя любовь, и любили они
одного и того же человека.

Он пришел к старшей сестре и сказал:

- Я пришел просить у вас совета, потому что я люблю вашу сестру. Вчера
я изменил ей, она застигла меня в тот миг, когда я целовал в коридоре вашу
служанку. Она вскрикнула - это был даже не крик, а стон - и исчезла. Что
мне теперь делать? Я люблю вашу сестру, ради всего святого поговорите с
ней, помогите мне!

Старшая побледнела и схватилась за сердце, но потом улыбнулась, точно
благословляя его, и ответила:

- Я вам помогу.

На другой день он пришел к младшей сестре, бросился к ее ногам и
признался в своей любви. Она смерила его взглядом и ответила:

- Вы просите милостыню, но я, к сожалению, не могу подать вам больше
десяти крон. Ступайте к моей сестре, она богаче меня.

И с этими словами она вышла, надменно вскинув голову.

Но, очутившись в своей комнате, она бросилась на пол и ломала руки от
любви.

Зима, на улице холод, туман, пыль и ветер. Юханнес опять в городе, в
своей старой комнатушке, ветви тополей постукивают в стену деревянного
дома, из окна которого он не раз любовался рассветом. Сейчас солнца не
видно.

Все это время работа отвлекала его, он исписал груду бумаги, за зиму
она стала еще больше. Какие только истории не разыгрывались в царстве его
фантазии - бесконечная ночь, озаренная пламенем солнца.

Но день на день не приходился, бывали хорошие дни, а бывали и дурные,
порой в самый разгар работы какая-то мысль, чьи-то глаза, слово, сказанное
давным-давно, могли вдруг всплыть в его памяти и погасить вдохновение. И
тогда он вскакивал и начинал расхаживать из угла в угол; он часто так
расхаживал, на полу комнаты пролегла светлая дорожка, и она становилась
светлее день ото дня...

Сегодня, когда я не могу работать, не могу думать, не могу уйти от
воспоминаний, я попробую описать то, что пережил однажды ночью. Дорогой
читатель, у меня сегодня на редкость тяжелый день. Идет снег, на улице ни
души, все уныло, и на сердце у меня безысходная тоска. Я прошелся по
улице, потом часами ходил по комнате, чтобы хоть немного успокоиться; но
вот уже дело к вечеру, а мне все не лучше. В моей груди впору бы пылать
огню, а я холоден и бледен, как догоревший день. Дорогой читатель, вот в
таком состоянии души я попробую описать светлую и упоительную ночь. Работа
успокаивает меня, - как знать, может, пройдет несколько часов, и радость
вернется ко мне...

В дверь стучат, и в комнату входит Камилла Сейер, его юная невеста, с
которой он тайно обручен. Юханнес откладывает перо и встает. Они
улыбаются, здороваются друг с другом.

- Что же ты не спрашиваешь меня про бал? - без всяких вступлений
говорит она, бросаясь на стул. - Я не пропустила ни одного танца. Бал
продолжался до трех часов. Я танцевала с Ричмондом.

- Большое спасибо, что ты пришла, Камилла. Мне так горько и грустно, а
ты такая веселая, наверное, это поможет мне развеяться. В каком же платье
ты была на балу?

- Конечно, в красном. Господи, я ничего не помню, но, кажется, я очень
много болтала и смеялась. Было так весело. Я была в красном платье, руки
открыты - ну просто по самые плечи. А Ричмонд служит при посольстве в
Лондоне.

- Вот как.

- Отец и мать у него англичане, но родился он здесь. Что у тебя с
глазами? Они совсем красные. Ты плакал?

- Нет, - отвечает он смеясь. - Я слишком пристально вглядывался в свои
сказки, а там очень яркое солнце. Камилла, будь хорошей девочкой и
перестань рвать листок бумаги, который ты и без того уже порвала.

- О господи, я задумалась. Не сердись, Юханнес.

- Пустяки, это просто кое-какие наброски. Но постой-ка: в волосах у
тебя, наверное, была роза.

- Еще бы, красная роза, почти черная. А знаешь, Юханнес, наш медовый
месяц мы можем провести в Лондоне. Там вовсе не так уж плохо, как говорят.
Это выдумки, будто там всегда туман.

- Откуда ты знаешь?

- От Ричмонда, он рассказывал мне об этом нынче ночью, а он-то уж
знает. Ты ведь знаком с Ричмондом?

- Нет, не знаком. Когда-то он произнес тост в мою честь, у него еще
были брильянтовые запонки на рубашке. Вот и все, что я помню о нем.

- Он просто прелесть. Представляешь, он подошел ко мне, поклонился и
сказал: "Вы, наверное, меня не помните, фрекен!.." А знаешь, я подарила
ему розу.

- Розу? Какую розу?

- Которая была у меня в волосах. Я отдала ему.

- Да ты, я вижу, влюбилась в Ричмонда.

Вея зардевшись, она стала пылко защищаться.

- Ничего подобного, ни капельки. Если человек тебе нравится и ты хорошо
к нему относишься, это вовсе не значит... Фу, Юханнес, ты сошел с ума!
Больше я ни разу в жизни не назову его имени.

- Господь с тобой, Камилла, я вовсе не хотел... Не думай, пожалуйста...
Наоборот, я хочу поблагодарить его за то, что он тебя развлекал.

- Этого еще недоставало - попробуй только! Я никогда в жизни не скажу
ему больше ни слова.

Пауза.

- Ну, ну, не будем больше говорить об этом. Ты уже уходишь?

- Да, мне пора. Как подвигается твоя работа? Мама об этом справлялась.
Представь себе, я так давно не видела Викторию, а сейчас ее встретила.

- Сейчас?

- По дороге к тебе. Она мне улыбнулась. Боже, как она исхудала!
Послушай, ты скоро собираешься домой?

- Да, скоро, - отвечает он, вскочив. Его лицо залилось краской. -
Может, даже в ближайшие дни. Только я должен сначала кое-что дописать, я
как раз придумал одну вещь, завершение моих сказок. О да, я должен, должен
это написать! Вообрази себе, что ты смотришь на землю с птичьего полета -
она похожа на прекрасную и диковинную папскую мантию. В ее складках бродят
люди, они бродят парами, вечереет, все тихо, это час любви. Я назову свою