было бы слишком мучительно. Только казалось, что в жизни все кончено и уже
никогда не будет так весело, легко и хорошо, как
прежде.
зеркало и перед нею была какая-то новая, чужая женщина, с постаревшим худым
лицом и большими, что-то знающими уже глазами.
даже рада этому, потому что меньше лиц напоминали ей пережитое.
ужасным и непоправимым. Понемногу Нина опять стала входить в жизнь,
интересоваться окружающим, гулять, разговаривать и смеяться. Сначала это
было робко, неуверенно и часто сменялось припадками дикости и тоски, но силы
радости и жизни прибывали с каждым днем. А когда выпал первый снег и так
молодо побелело все кругом, что-то как будто свалилось с плеч, и, словно в
самом деле выздоровев после долгой тяжелой болезни, девушка широко открытыми
глазами оглянулась кругом.
захотелось движения и веселья. К Рождеству это была уже прежняя, здоровая,
веселая Нина, которая с увлечением бегала на курсы, хохотала со знакомыми
студентами, занималась музыкой и бредила театром. Она даже похорошела,
расцвела и как-то расширилась, из девочки превращаясь во взрослую девушку. В
ее походке появилось больше плавности, в движениях больше женственности.
Вместе с тем Нина стала меньше читать, реже увлекаться идейными спорами,
лучше одеваться и причесываться, чаще бывать с мужчинами и даже кокетничать.
дням сидели над книгами, и сошлась с нарядными, красивыми и кокетливыми
барышнями, играющими в любовь. Сама Нина не заметила этого, но ее влекло в этот кружок, и в интимной девичьей болтовне о
мужчинах она жила всей душой, так что глаза у нее блестели, щеки розовели,
грудь дышала взволнованно и страстно.
привлекательного мужчины, и Нина выучилась, слегка прищуривая глаза и
странно улыбаясь, говорить:
постели, она вдруг вспоминала о нем. Это было всегда после того, как она
проводила вечер среди мужчин, которым нравилась. И вспоминала не самого
инженера, а то, что было с ним. С поразительной яркостью она видела тот
широкий странный диван, бледное страстное лицо над собою, свое обнаженное
тело, всю сцену этой безумной борьбы до мельчайших подробностей. Дикое
любопытство пробуждалось в ней. Нина почти жалела, что не уступила тогда и
не узнала, что это такое. Девушке казалось, что она чувствует жгучие поцелуи
и грубые ласки, и ей казалось, будто она теряет силы и замирает в истоме.
Кровь приливала к лицу, так что щеки горели, она, как струна, вытягивалась
под одеялом, судорожно вцепившись пальцами в простыню, и лежала с закрытыми
глазами, со странной улыбкой на губах, стараясь не двигаться, чтобы не
спугнуть каких-то видений. Ей хотелось воскресить в памяти все, и это
желание было так сильно, что хотелось кричать. Она впивалась зубами в сустав
своего пальца и в невыносимой боли находила какое-то жгучее наслаждение.
Потом она вдруг приходила в себя и вся содрогалась от стыда, и на другой
день вставала слабая, с больной головой и отвращением к самой себе.
Мужчины, чуя пробужденную другим мужчиной женщину, как-то особенно
настойчиво и жадно кружились около Нины, и у всех у них в глазах было особое
выражение, заставлявшее девушку слишком часто и красиво смеяться, блестеть
глазами, двигаться так лениво и томно, точно ей хотелось лечь и потянуться
всем телом. На улице она замечала, что все оглядываются на нее, и это было
ей приятно. Однажды, когда Нина шла домой, на большой людной улице, в белый
светлый день, какой-то офицер садился с тротуара на извозчичьи санки. Нина
мельком взглянула на него, и вдруг ей бросился в глаза его крепкий, наголо
обстриженный затылок над широкими мужскими плечами. Что-то странное, как
искра, прошло по всему телу девушки, и хотя офицер тотчас же исчез в снежной
пыли, немеркнущее воспоминание об этом крепком, могучем затылке долго стояло
перед нею. В этот день Нина была странно раздражительна и не находила себе
места.
Не все они, а только то один, то другой привлекали ее внимание, и Нина
чувствовала, что ее тянет к этому человеку, чувствовала, что между нею и им
только тоненькая непрочная преграда. Временами она сознавала, что ей хочется
поцелуя и что если кто-нибудь смело подойдет к ней, она не будет в силах
оттолкнуть его.
скован ее морозным светом, Нина возвращалась из гостей. Там было очень
весело и шумно, много пели и танцевали, дурачились и хохотали, а за ужином
пили вино. Когда расходились, то всю улицу наполнили смехом и молодыми
звонкими голосами.
на углу и долго спорили о чем-то, привлекая внимание неподвижно черневшего
под луной, закутанного и обмерзлого городового. Наконец устали и разошлись в
разные стороны парами и кучками. Нину пошел провожать высокий, красивый
студент Вяхирев.
как царица, стояла над спящим городом. По одну сторону улицы дома были
белые, и темные стекла окон блестели голубыми искрами, по другую - стояла резкая черная тень, зубчато ложившаяся на
укатанную дорогу.
морозной лунной ночи, и снег звонко и торопливо скрипел у них под ногами.
Нина смотрела, как быстро тает и исчезает в голубом свете пар ее дыхания,
прижимала муфту к щеке, и ей было как-то странно хорошо. Шум, крик и суета
оборвались сразу, и эта лунная тишина со всех сторон охватывала ее. Хотелось
чего-то особенного, и было странно идти домой спать.
фуражку на затылок. Нина случайно взглянула на него, и ей вдруг опять
бросился в глаза мужественный курчавый затылок над белой шеей. Девушка
сейчас же, точно испугавшись, отвела глаза и глубже засунула лицо в мягкий
мех муфты, но странное волнение охватило ее. Хотелось еще раз взглянуть, и
было почему-то стыдно. Стыдно и весело.
показалась ей новой и стыдной, а последние слова точно относились к ней
самой.
идти вдвоем с молодой красивой девушкой по ярким и пустынным улицам, залитым
лунным светом. - Успеете!.. Эх, ночь!.. Так, кажется, взял бы да и...
свернул фонарь в сторону!.. - неожиданно закончил он.
что-то.
индо скучно становится!.. Ни размаха у нас, ни порыва!.. Все так осторожно,
с оглядочкой, по закону!.. Ни напиться как следует, ни поскандалить, ни
полюбить...
ее блеснули при луне из-за темного меха муфты.
ж - напиться!.. Напиться можно, да что толку?.. Собираемся мы, спорим, кричим,
а тут... эх!..
слов говорила вся его молодая, лихая, сильная фигура. Но Нина всем существом
своим понимала, о чем он говорит, и волнение росло в ней. Девушку точно
поднимала какая-то свежая и сильная волна.
девушке, которая могла бы, без рассуждений и страха, вместе с ним взять всю
ту радость жизни, о которой говорит эта светлая лунная ночь.
исподтишка взглянула на Вяхирева и рада была, что он не видел ее взгляда.
в прозрачный холодный мрак. Противоположная сторона вся белела и блестела
голубым огнем, а здесь было таинственно темно и жутко. Нина не могла видеть,
но чувствовала, что Вяхирев смотрит на нее, и от этого взгляда она невольно
становилась грациознее, кокетливее прижимала к лицу муфту и шла так, точно
танцевала.
подъездом.
это было страшно и приятно.
кончится так просто и скучно.
бродить пойду!.. Они помолчали.
Вяхирев, крепко тряхнул и выпустил ее пальцы.
почувствовала, что он хочет поцеловать ее. Был момент слабости и смутного
желания этого поцелуя, но девушка торопливо, будто испугавшись, поднялась на
подъезд и позвонила. И пока за стеклами не вспыхнул свет и не показалась