Чтение 16–й страницы книги ~Тушканчик в бигудях~

- Иван.

- А, привет.

- Извини за поздний звонок, но я подумал, если ты меня ищешь, вдруг чего случилось?

- Не, я просто так, хотел поболтать. Как дела?

Чем занимаешься?

Вот тут я очень удивился и ляпнул:

- Жень, ты не заболел?

- С какой стати ты так решил?

- Ну... ты с недавних пор очень беспокоишься о моих делах, - не слишком хорошо подумав, брякнул я.

Женька помолчал, а потом с обидой воскликнул:

- Ну ты даешь! Мы столько лет дружим! Неужели я такой, по-твоему, эгоист, что не могу поинтересоваться твоими делами?

- Жень, извини, я просто устал. Занят сейчас очень, закрутился прямо, - принялся оправдываться я, - да еще Николетта чудит, к батарее приковалась, какую-то дрянь для омоложения пьет.

Женя помягчел:

- Ладно, давай на днях сходим пообедать.

- С удовольствием.

- Только теперь ты мне сам звони.

- Ну не злись.

Приятель хмыкнул:

- А какой смысл яриться? Тебя не исправить. Чао!

Я лег в кровать и мгновенно заснул, так и не дочитав книгу.

Глава 15

- Ваняша, проснись, - потряс меня кто-то за плечо.

Я с трудом разлепил склеенные веки.

- Кто здесь?

- Тася.

- Что случилось?

- Так Николетте плохо, прямо совсем.

Я подскочил как ошпаренный.

- Который час?

- Три ночи.

- Где Николетта?

- В спальне, иди скорей, - поторопила меня Тася, - тошнит ее, похоже, давление подскочило.

Я нашарил тапки, накинул халат и отправился к маменьке.

Между нами, Николетта не прочь изобразить из себя умирающего лебедя. Для своего возраста она обладает просто богатырским здоровьем, но примерно раз в три месяца маменька сваливается в подушки и оповещает всех знакомых:

- Я ужасно страдаю, у меня инфаркт!

Естественно, это не правда, сердце у Николетты железное, работает оно, как всемирный эталон времени, ровно, четко, не ломаясь, без сбоев и остановок.

Николетте просто хочется оказаться в центре внимания, поэтому она и разыгрывает комедию. Всю неделю она, при прическе и макияже, одетая в элегантный халат, возлежит под пуховым одеялом в кружевном пододеяльнике, принимая от посетителей букеты, конфеты и соболезнования. Но сейчас ей явно было не по себе.

- Тебе плохо? - испугался я. - Что болит?

- Все.

- А конкретней?

- Желудок, голова, руки, ноги, шея, - стала перечислять маменька, - ой, тошнит! Тася!!! Тазик дай!

Я перепугался окончательно. Маменьке и правда плохо! Скорей всего, у Николетты зашкалило давление. Следует немедленно вызывать "Скорую".

Машина пришла на удивление быстро. Впрочем, это была не муниципальная "неотложка", а из частной клиники, поэтому врачи первым делом нацепили принесенные с собой бахилы, тщательно вымыли руки и лишь затем вошли в спальню.

- Здравствуйте, - пробасил один из докторов, - я Федор, со мною Игорь и Олеся. Что у нас случилось?

- Плохо мне, тошнит, - ответила маменька.

- На ночь ели?

- Пила.

- И что?

- Ваня принес, он приготовил.

Федор повернулся ко мне:

- Я предполагаю, что вы и являетесь тем самым Иваном.

Я кивнул.

- Чем попотчевали матушку? - улыбался врач.

Я постарался максимально точно воспроизвести рецепт.

- Стакан теплого молока, две таблетки растворимого аспирина, пятнадцать капель йода, чайная ложка водки, долька чеснока, черный перец и пара зерен аниса.

- Еще гвоздик, - прошептала Николетта, - там на дне гвоздь лежал.

- Точно, - кивнул я, - шуруп.

Федор кашлянул:

- Интересный состав! Понятно теперь, отчего тошнит больную. Можно я откину одеяло?

- Да, - кивнула Николетта.

Врач аккуратно отвернул часть перины и по-бабьи взвизгнул.

- Это что?

- Цепь, - ответила маменька, - она к батарее идет.

- И кто вас на нее посадил?

- Ваня, - Николетта сообщила чистую правду.

Доктора переглянулись, потом Федор отрывисто приказал:

- Так, Олеся, отстегни ее, Игорь, давление померяй, а вы, Ваня, пройдемте со мной.

Мы вышли в коридор.

- Вот что, - сурово заявил Федор, - вижу, вы решили извести мать! Как вам не стыдно! Чистый садизм, имейте в виду, сейчас мы заберем ее с собой в больницу, и не вздумайте предлагать нам деньги за молчание, обязательно сообщим в милицию о вопиющем факте жестокости. Приклепать старуху к батарее!

Заставить выпить дикую смесь! Вы преступник! Небось надеетесь квартиру в единоличное пользование получить.

- Погодите, вы не правы!

- Кто дал ей на ночь эту бурду?

- Я, но...

- А на цепь кто посадил?

- Действительно, я пристегнул Николетту к батарее, но...

- И слушать вас не желаю!

- Федор Олегович, подите сюда! - крикнула Олеся.

Врач, пронзив меня уничтожающим взглядом, ринулся на зов. Я, ощущая себя полнейшим идиотом, двинулся следом.

- Смотрите, - тыкала пальцем под простыню медсестра, - бедняжка спит на колючих мочалках, а еще она одета в жуткий костюм, не пропускающий воздух.

Федор наклонился к Николетте:

- Дорогая, я понимаю, как вы страдали!

- Да, - всхлипнула маменька, - всю жизнь.

- Но теперь с этим ужасом покончено, я позабочусь о вас.

- Спасибо.

- Отвезем вас в клинику и поместим в лучшую палату.

- Мне так плохо? - испугалась маменька. - Я умираю, да?

- Что вы!

- Нет, скажите правду, о чем вы шептались с Ваней? Ах, мой несчастный сын! Как он станет жить без матери! Бедняжка! Кто позаботится о нем, сделает обед, постирает белье, уложит спать, споет колыбельную...

Я молча прислонился к косяку. Ну вот, спектакль под названием "Умирающая мать прощается с сыном" стартовал. Похоже, Николетте не так уж плохо, а тошнит ее от смеси молока, йода, чеснока и аниса, недуг скоро пройдет. Кстати, насчет колыбельной она загнула! Впрочем, маменька никогда не занималась домашним хозяйством, эта миссия всегда была возложена на Тасю, няня не только успешно справлялась с бытовыми проблемами, но и пела мне на ночь песенку про медвежат. Только откуда Федору знать, как обстояли дела у Подушкиных на самом деле? Поэтому он сейчас готов разорвать меня в клочья.

- Вава, - стонала маменька, - все мое принадлежит тебе. Гроб закажи нежно-розовый, это хорошо оттеняет цвет лица, проследи, чтобы челку не уложили на лоб, мне так не идет. Не забудь о Тасе, пусть уж доживает век в квартире, хоть и не заслужила этого. Забери себе мои платья.

- Вряд ли я сумею их надеть, - вздохнул я.

- Это я Тасе говорю.

- Так не влезу в них, - ожила домработница, - лучше продам.

- Нет! Носи.

- Но они малы мне!

- Худей и носи!

- Вам рано думать о смерти, - быстро сказала Олеся, - вы, бабушка, еще долго протянете, этому гаду назло.

Я подавил смешок, ну, сейчас начнется.

Николетта приподнялась на локтях:

- Ба-буш-ка? Я? Никто и никогда еще так меня не оскорблял! Я справила не так давно тридцать пятый день рождения...

В воздухе мелькали молнии. Федор, Игорь и Олеся молча слушали вопли. Николетта высказалась до конца, добавив напоследок:

- А после курса омоложения и антистатики я стану совсем девочкой!!! Посплю прикованной к батарее - и двадцать лет долой!

- Так это вы сами захотели! - осенило Федора. - И цепь, и питье?

- Естественно, - презрительно произнесла маменька, - как же иначе?!

Доктор осторожно посмотрел на меня, я улыбнулся и помахал ему рукой.

- Без проблем, не переживайте.

- Мы уходим! - рявкнул врач.

- Скатертью дорога! - отозвалась маменька.

Медики двинулись к двери.

- А гвоздь? - отмерла Николетта.

- Какой? - обернулся Федор.

- Тот из молока, я его проглотила, - совершенно спокойно заявила маменька.

Доктора кинулись назад, началась суматоха. Через час нас доставили в больницу, на рентген. Просвечивание ничего не показало. Николетта, безостановочно бранясь, выстроила вокруг себя всех дежурных специалистов, требуя извлечь из нее гвоздь.

- Вдруг вы его и не глотали вовсе, - робко предположил один из врачей, - а просто уронили!

Можно я опущу на этой фразе занавес и не стану описывать дальнейшие события? Домой я привез Николетту в десять утра. Всю дорогу она строила планы мести, обещая сровнять клинику с землей.

- Нахалы, - ярилась маменька, - коновалы чертовы! Не найти гвоздь в человеке!

- Шуруп, - некстати влез я.

- Какая разница!

- Большая, гвоздь острый, а шуруп нет, он может сам выйти, съешь побольше каши - и дело с концом, - посоветовал я и испугался.

Сейчас гнев Николетты обратится на меня. Но маменька словно онемела. Речь она обрела на въезде в гараж.

- Теперь я знаю, отчего мне стало плохо, - заявила она, - ты, Вава, перепутал рецепт. Сказано было: положи гвоздь, а ты что сунул? Какой-то шуруп!

- Но они оба из железа!

- Нет! С твоим шурупом не так реакция пошла, этот врач, Федор, полный идиот, но ты еще хуже! Теперь мой организм отравлен.

Сердито бормоча себе под нос, маменька добралась до квартиры Норы.

- Слава богу, приехали, - застрекотала Тася, - я уж испугалась, во, глядите, что нашла в пододеяльнике!

Мы с Николеттой уставились на маленький шуруп.

- Стала постель перетрясать, а он там, - пояснила Тася.

- Почему не позвонила нам? - не выдержал я. - Отчего не сообщила о находке?

Тася разинула рот, поморгала и сообщила:

- Ну не догадалася!

Чтобы не слушать скандал, который маменька закатила Тасе, я быстро переоделся, побрился и позвонил Галине Масляниковой, хозяйке йоркшира по кличке Степа.

- Частное сыскное агентство? - удивилась та. - А я при чем?

- Можно поговорить с вами о взрыве в "Артемоне"?

- Столько раз в милиции рассказывала, право, надоело!

Минут десять я уламывал даму, и наконец она весьма недовольно сказала:

- Ну хорошо, кафе "Дотти" на Тверской знаете, найдете меня в укромном уголке под лестницей. Я личность известная, фанаты мне проходу не дают, вот и приходится прятаться!

- Уже мчусь, - обрадовался я, - но как я вас узнаю?

Из трубки раздался смешок.

- Мгновенно. Я каждый день в телевизоре мелькаю, то один сериал с моим участием крутят, то другой. Не спрашивайте ерунду.

Я положил трубку. Сообщать в этой ситуации, что я ни разу не смотрел многосерийные картины, показалось мне неприличным.

До "Дотти" я добрался без особых проблем, отчего-то Тверская оказалась почти пустой, и место для парковки нашлось сразу. Сочтя это добрым знаком, я толкнул дверь, очутился в длинном зале и спросил у официантки, молоденькой девочки в белой блузке:

- Вы Галину Масляникову знаете?

- Не-а, - помотала та головой.

- Она в сериалах снимается.

- А мне их когда глядеть? Все время на работе, - справедливо возразила девчушка.

- Может, кто-то из ваших коллег мне поможет?

Девочка отошла к стойке бара, пошепталась с парнишкой, готовящим кофе, и воскликнула:

- А! Эту видела! Она всегда под лестницу садится!