Чтение 16–й страницы книги ~Охота на гиену~

- Да ради Бога, а я пойду. Меня больные ждут.

Она простучала каблучками по коридору и скрылась в дальней палате.

Надежда набрала номер и прислушалась к длинным монотонным гудкам. В это время боковым зрением она заметила какое-то движение. Подняв глаза, она увидела на матовом стекле двери, отделявшей хирургическое отделение от лестничной площадки, темный силуэт. За дверью стоял человек, и, судя по силуэту, это был невысокий мужчина.

"Мало ли кто там стоит, - подумала Надежда, - мало ли в больнице мужчин невысокого роста?"

Но неясная тревога шевельнулась в ее душе. Что он делает там, за дверью? Почему не войдет или не проходит мимо? Ведь он не курит, судя по его позе, он просто стоит и наблюдает.

Внезапно человек за дверью повел головой, как будто ему был тесен воротник. Надежда вздрогнула. Она хотела бросить телефонную трубку, но в это мгновение длинные гудки прекратились, на том конце провода ответили. Мягкий интеллигентный старушечий голос произнес:

- Алло! Я вас слушаю!

- Это Олимпиада Самсоновна? - вполголоса произнесла Надежда.

- Да, милая, вы по какому вопросу?

Надежда оглянулась на дверь, там никого не было. Возможно, ей все показалось.

То есть мужчина-то на лестнице был, вот только дергал ли он шеей? Стекло толстое, матовое, преломляет...

- Олимпиада Самсоновна, мне нужно узнать у вас фамилию одного доктора...

Минут десять ушло на то, чтобы пересказать Олимпиаде Самсоновне историю про несуществующую забывчивую свекровь, еще минут пять старушка прилежно вспоминала и наконец выдала фамилию - не Трефилов и не Трубников, а Трегубович, доктор Арсений Петрович Трегубович. Работал раньше на хирургии, а теперь, кажется, на пенсии, но она не уверена.

- Благодарю вас! - Надежда повернулась к двери, но мужчины и след простыл.

Надежда выглянула на лестничную площадку - никого не было. Но все равно нужно уходить отсюда немедленно, ей здесь очень не нравится. Фамилию нужного человека она выяснила, теперь пусть милиция занимается своим прямым делом - ищет его и допрашивает. Однако Сергею она сможет рассказать обо всем только вечером, он займется делом утром, завтра уже тридцатое...

Надежда вернулась на хирургию и опять сняла трубку телефона. Сергея не было.

- Девушка, милая, передайте ему, пожалуйста, всего только одну фамилию: Трегубович, доктор Арсений Петрович Трегубович... Пусть он проверит его по своим каналам. Скажите, что это тот самый человек, все точно, он поймет.

Девушка обещала передать. Надежда пошла по лестнице вниз, ей хотелось как можно быстрее выбраться из больницы. Второпях она проскочила второй этаж, откуда был проход в главное здание к центральному входу. Решив, что большой беды не будет, если она спустится на первый и пройдет двором прямо до ворот больницы, Надежда так и сделала, открыла дверь и оказалась в больничном дворе. Надежда огляделась. Нужно было обогнуть здание, а потом по тропиночке мимо одноэтажного строения ("Морг, что ли? - подумала Надежда. - Не к добру".) можно было пройти к воротам. Однако одноэтажное здание оказалось архивом, о чем сообщила Надежде надпись у входа. Неожиданно дверь архива открылась, оттуда выглянула, та самая полная веснушчатая блондинка, которая недавно сидела в окошечке справочного. Заметив Надежду, блондинка поманила ее к себе и почти шепотом позвала:

- Зайдите ко мне! Зайдите ко мне скорее!

- В чем дело? - возмутилась Надежда.

Блондинка не понравилась ей еще в справочном, и сейчас совершенно не хотелось иметь с ней дело.

- Зайдите! Я вам покажу все папки, там есть фамилия доктора.

Надежда хотела сказать, что фамилию доктора она уже выяснила, но возможность самой посмотреть в архиве медкарты убитых женщин и убедиться, что оперировал их доктор Трегубович, показалась ей слишком заманчивой.

- А что вы тут делаете? - спросила она блондинку, подходя ближе.

- Работаю, - ответила та вполголоса.

- Вы работаете в справочном, - возразила Надежда, - вернее, не работаете, а людей отфутболиваете.

- Там я замещала, - отмахнулась блондинка, - а тут постоянно. Зайдите, можете посмотреть все, что вам нужно.

Все ясно, осенило Надежду, она все покажет за небольшую мзду. Поэтому и там, в справочном, так хамила, что задаром ничего не делает, даже справок не дает. Там, при народе, она не могла сказать Надежде, что, договоримся, мол, как-нибудь. А здесь никого нет, только она все равно боится, шепотом разговаривает: И на чем только люди не стараются заработать!

- Не хотите - не надо, - обиженно произнесла блондинка и захлопнула дверь.

Любопытство взяло верх над рассудком, Надежда вошла в помещение архива и удивленно огляделась. Блондинки как не бывало.

Из маленького коридорчика выходили три двери, выкрашенные масляной краской. Наугад открыв одну из них, Надежда оказалась в большой комнате, все стены которой были заставлены стеллажами с тысячами папок.

Над стеллажами стояли даты: 1991, 1992, 1993... Надежда было потянулась к стеллажу 92-го года, но, подумав, решила, что ей незачем смотреть карточку Сталины Викентьевны, а лучше найти Евдокиину, чтобы убедиться, что там тоже стоит фамилия Трегубович.

Интересно, куда это подевалась противная блондинка? Сначала хамила, потом просто-таки зазывала ее сюда, в архив, а теперь вдруг пропала, неизвестно куда... Надежда еще раз оглядела комнату и увидела в глубине, за стеллажами, еще одну дверь. Она осторожно приоткрыла ее и протиснулась в следующую комнату. В этой комнате окна были занавешены плотными шторами, плафон под потолком горел вполнакала, поэтому, попав в полутьму после ярко освещенного помещения архива, Надежда какое-то время не могла ничего разглядеть, увидела только массивный письменный стол. В комнате никого не было. Надежда почувствовала неладное и хотела было вернуться в зал, окликнуть блондинку, а если та не покажется, то уходить из этого подозрительного места, как вдруг дверь у нее за спиной захлопнулась с громким стуком. Надежда вздрогнула и оглянулась. Возле плотно закрытой двери стоял невысокий мужчина с чуть склоненной набок головой.

- Добро пожаловать, - произнес он.

Надежда вгляделась в этого мужчину.

Несмотря на небольшой рост, он производил впечатление довольно сильного человека. Возраст его определить было трудновато: можно было дать и пятьдесят, и шестьдесят, а судя по тому, что он был уже несколько лет на пенсии, в действительности ему было больше.

- Здравствуйте, Арсений Петрович, - ответила Надежда.

- Вот даже как, - улыбнулся Арсений Петрович, - вы уже знаете, как меня зовут.

- И фамилию, - подсказала Надежда.

- Значит, вам удалось это выяснить. - Он рассердился.

- Да, несмотря на то что вы посадили в справочном свою помощницу. Кстати, куда она подевалась?

- Не волнуйтесь, она нам не помешает, - отмахнулся Арсений Петрович. - Но вы.., простите, как ваше имя-отчество? А то как-то неудобно разговаривать.

- Надежда Николаевна.

- Так вот, вы, Надежда Николаевна, меня поразили. Что вам от меня нужно? Зачем вы меня разыскивали?

- У меня правда свекровь лежала у вас на операции, - ответила Надежда, лихорадочно соображая, как ей выбраться из этой комнаты, - она хотела...

- Ай как нехорошо врать! - Он укоризненно покачал головой и вдруг закричал громко:

- Отвечайте на вопросы немедленно! Откуда вы взяли информацию обо мне?

Кто навел вас на больницу?

- А если я не буду отвечать? - кротко осведомилась Надежда. - Кстати, имею полное право не отвечать, тем более когда вопросы задаются в такой грубой форме.

- Тогда мне придется принять меры, - решительно ответил Арсений Петрович, и в глазах его Надежда заметила маниакальный блеск.

Надежда решила не уточнять, какие он собирается принимать меры, с психами нужно разговаривать спокойно и во всем с ними соглашаться, а в том, что ее собеседник - псих, Надежда не сомневалась. Не сомневалась она и в том, что это именно он прикончил четверых женщин, так что с Надеждой он церемониться не будет. Она тоскливо огляделась. В ответ на этот взгляд Арсений Петрович усмехнулся:

- Дверь заперта, ключ - у меня в кармане. На окнах решетки, этим путем вам не выбраться. Кроме того, как вы заметили, на окнах плотные шторы, так что никто снаружи не увидит, что здесь происходит. Да и кто пойдет мимо вечером в темноте. Фонари у нас на территории больницы горят редко, так что только такую отважную женщину, как вы, могло занести в это пустынное место.

"Да уж, действительно угораздило", - покаянно подумала Надежда.

Что ей делать? Как выбраться из ловушки, в которую она загнала себя из-за собственного легкомыслия?

Надежда решила тянуть время, авось представится какая-нибудь возможность обмануть Арсения Петровича, а если дело дойдет до драки, она дорого продаст свою жизнь. И если даже все кончится для нее плохо, то Сергей, узнав, то она исчезла, сумеет сопоставить ее отсутствие с больницей и с доктором Трегубовичем. Надежда хотела было сообщить Арсению Петровичу о том, что он находится на заметке в милиции, но, поразмыслив, решила пока этого не делать, чтобы иметь в рукаве запасной козырь, а то как бы доктор не испугался и не пристукнул ее раньше времени.

Она улыбнулась доктору как можно приветливее:

- Что вас интересует? Я могу ответить на ваши вопросы.

- Итак, кто вы такая? Как очутились в больнице?

- А вы всех посетителей заманиваете к себе и допрашиваете, для чего они пришли в больницу? - не удержалась от колкости Надежда.

- Не всех. А только тех, кто интересуется мной, то есть доктором, который характерно дергает шеей, вот так. Это значит, что кто-то видел меня во время моих.., действий, значит, что есть свидетель. И свидетель этот - не вы, потому что иначе бы вы узнали меня в лицо.

- Быстро соображаете, - похвалила Надежда.

- Да я вообще человек незаурядный, - без тени смущения ответил доктор. - Но, прошу вас, не уходите от ответа.

Надежда отметила про себя, что тон его стал помягче, и решила действовать старым проверенным способом - с помощью лести, ибо не родился еще на свет такой мужчина, хоть маньяк, хоть нормальный, которого нельзя было бы нейтрализовать с помощью самой грубой примитивной лести.

- Вы абсолютно правы, в милиции имеется свидетель, который видел вас во время одного из убийств. Не спрашивайте у меня его фамилию, я понятия не имею. Дворничиха Евдокия жила в моем доме, - добавила Надежда. - Сталина Викентьевна, которую вы.., успокоили в садоводстве Мамино, работала со мной в одном отделе. Стало быть, я случайно оказалась замешана. Дальше стали распространяться слухи. Вы не представляете, сколько про вас говорят! - воскликнула Надежда с фальшивым восхищением. - Конечно, слухи не соответствуют действительности, но, знаете, в милиции ведь тоже люди. Так и просочилась информация о вас.

- Но кто навел вас на больницу?

- Никто, - с гордостью ответила Надежда, - про больницу я сама догадалась.

- Насколько я понял, вы очень много знаете про это дело.

- Так уж вышло! - развела Надежда руки. - И я вас хочу спросить: почему розы? И почему именно в день рождения?

- И все? - рассмеялся Арсений Петрович. - Вас не интересует, почему вообще я это делал?

- Почему вообще убивали... - начала было Надежда, но осеклась, увидев, как он помрачнел.

- Я бы просил вас не употреблять это вульгарное слово, - угрюмо пробормотал он.

- Простите, - извинилась Надежда. - Но все же розы эти.., как-то это необычно. - Надежда решила тщательно подбирать слова, раз он такой обидчивый.

Главное - это втянуть его в дискуссию, заставить рассказывать о себе. Какой мужчина не любит разговаривать о себе? И этот, хоть и маньяк, не исключение. А там, возможно, он устанет и ослабит бдительность, либо же кто-нибудь придет ей на помощь.

- Отчего же необычно? Ведь я дарил розы дамам на день рождения... Какая женщина не любит цветов?

- Так-то оно так, - с сомнением проговорила Надежда.

- Не сомневайтесь, Надежда Николаевна, я лучше вас знаю человеческую природу, ведь я - врач И еще хирург, стало быть, могу наблюдать людей не только снаружи, но и изнутри, так сказать.

- Да уж, но все же ваша терапия несколько странна. От чего же вы вылечили тех четырех женщин?

- Хм, это долгая история... Но раз вы просите, я расскажу. Вы не стесняйтесь, располагайтесь поудобнее, пальто снимите.

Надежда сняла пальто и повесила его на спинку стула, решив, что в случае чего бежать без тяжелого зимнего пальто будет сподручнее. Она села на стул, а доктор Трегубович принялся расхаживать по комнате, как профессор, читающий лекцию студентам-первокурсникам.

- Обратите внимание, раз уж вы проявили большой интерес к этому делу, то знаете, насколько лучше стала жизнь всех окружающих после.., дня рождения моих подопечных?

- Что же, - Надежда несколько растерялась, - что же.., вы предвидели такие последствия? Вы знали, что от их смерти окружающие только выиграют?

Арсений Петрович снова поморщился.

- Зачем вы опять употребляете это слово - "смерть"? Я его не люблю. Я, знаете, за долгие годы работы сталкивался со смертью.

Так что в данном случае "'мне кажется более разумным называть это "последним днем рождения". Что касается вашего вопроса - да. Безусловно, я предвидел такие последствия. Я знал, что всем станет лучше. Я же говорю вам, я - врач. И не только врач, я еще серьезный ученый. В свое время я разработал одну очень важную и интересную теорию, теорию всей своей жизни. Много лет я шлифовал теорию, собирал факты, накапливал, так сказать, опытный материал. Теперь, когда я оставил хирургическую практику и перешел работать сюда, в архив, у меня появилось много свободного времени и возможность закончить дело всей жизни. Начался самый главный этап моей научной работы - экспериментальный.

- И вы решили ставить эксперименты на живых людях? - ужаснулась Надежда.

- Не перебивайте, прошу вас, - строго одернул ее доктор, - вы мешаете мне сосредоточиться. Судя по вашей речи и внешнему виду, вы, Надежда Николаевна, женщина образованная и сможете меня понять.

- Вы удивительно наблюдательны! - льстиво воскликнула Надежда.

- Итак, я выбрал пять подопытных.., но позвольте, я изложу вам вкратце свою теорию. Время у нас есть.

"Придется выслушивать бредовые теории маньяка... Но так он скорее потеряет бдительность. И выбора у меня нет".

- Я вас внимательно слушаю.

- Знаете ли, Надежда Николаевна, что у гиен в их стае.., или своре, честно говоря, не знаю точно, как называется их сообщество, так вот, у них главными являются не самцы. Вожаки у них старые матерые самки.

Они ведут свою стаю на охоту, они получают лучшие куски при дележе добычи.., или самые аппетитные куски падали, гиены ведь едят и падаль. Представьте этих здоровых, омерзительных, старых гиен... Так вот, давно еще, начав присматриваться к людям, к человеческим сообществам, я заметил, что реальная, настоящая власть принадлежит в нашем обществе матерым немолодым теткам... Ох, уж эти немолодые крашеные тетки! - Голос Арсения Петровича зазвенел взволнованно.

Надежде показалось, что глаза его от возбуждения загорелись нездоровым огнем, хотя в полутемном помещении это вряд ли можно было разглядеть.

"Маньяк, настоящий маньяк, - в панике подумала Надежда, - не выйти мне отсюда живой!"

А Арсений Петрович продолжал свой горячечный монолог:

- Немолодые крашеные тетки! Удивительная, жизнеспособная порода, выведенная естественным отбором позднего социализма! Сильные, ловкие, пронырливые хищники прилавков, флибустьеры ларьков, аборигены поликлиник - хотя все они на самом деле налиты здоровьем, уж вы мне поверьте, я-то специалист, - но иметь и лелеять две-три "культурные" болезни считается у них профессиональной доблестью. Они всегда знают, где дешевле сахар и свежее сметана, и за кем замужем паспортистка из РЖУ... Они, эти немолодые тетки, сильны не столько своим количеством, сколько какой-то гиеньей солидарностью. И они так хорошо осознают свою силу! Других людей они просто не замечают, просто сметают их со своего пути... Сколько раз, бывало, встанешь в каком-нибудь учреждении в очередь за такой теткой, а тут еще одна такая же подойдет и спрашивает у той, что стоит передо мной: "Я извиняюсь, дама, вы крайняя будете?" И та ей отвечает утвердительно" а меня как будто и нет. И самое удивительное, что она так и умудряется встать за той, первой, как будто меня действительно не существует!

"Все ясно, - сообразила Надежда, - у него просто комплекс маленького мужчины. - Тоже мне, Наполеон нашелся!"

- А как-то я ехал в электричке... - продолжал Арсений Петрович, брызгая слюной.

- Ближе к делу, - холодно перебила его Надежда, которой все это начинало уже надоедать, - вы хотели изложить теорию, так излагайте, не разменивайтесь на мелочи.

- Да, я немного отвлекся. Простите, - опомнился Арсений Петрович. - Итак, я пришел к выводу, что такие женщины очень мешают жить всем остальным людям. Шли годы, я заметил, как мои гиены начали видоизменяться. Во-первых, они помолодели.

- Чем вы это объясняете? - заинтересовалась Надежда.

- Общество изменилось. Исчез социализм, какие-то вещи упростились, например, больше не нужно рыскать по магазинам и ларькам в поисках дефицита, а ведь это мои гиены в свое время умели делать лучше всего. Итак, они помолодели, стали не такими однотипными, теперь с первого взгляда их не узнать. Но главное осталось: их сущность. Не важно, где и кем гиена работает, а она теперь обязательно работает, дома сидеть она не может, потому что за редким исключением у нее нет мужа, который бы ее содержал, - редкий мужчина выдержит жизнь с гиеной, думаю, это вам доказывать не надо.

"Точно, - подумала Надежда, - из тех четверых муж был только у Сталины, да и тот не выдержал, сбежал куда подальше".

- Так вот, главное для гиены теперь - это власть, власть над людьми. Она обожает подчинять себе людей, унижать их, чтобы все перед ней трепетали, чтобы боялись, а сделать ей ничего не могли, то есть у нее полная безнаказанность! Поэтому гиена старается выбирать такие места работы, чтобы над ней самой не было непосредственного начальства. Наиболее подходит ей быть директором школы или небольшого магазина. Казалось бы, какая уж карьера - директор простой школы! В масштабе всей страны это ничто!

Но у себя в школе она, гиена-директор - царь и бог. Учителя у нее по струнке ходят, чуть что не так - уволит с такой характеристикой, что никуда не возьмут. А еще лучше не уволит, а будет держать и мучить, так ей больше нравится. Причем она предпочитает работать в школе именно простой, потому что если гимназия какая-нибудь для избранных, то там родители школу содержат и сам директор у них по струнке ходит. А если школа известная, математическая, например, то там учителя - люди умные, толковые, себя уважают, их тоже ценят и всюду возьмут. Поэтому нашей гиене в такой школе делать нечего, потому что как я уже говорил, нет у нее ни ума, ни способностей, а есть только неуемная жажда власти.

- Однако... - задумалась Надежда.

Она вспомнила, что ее дочке Алене пришлось в свое время из-за переездов сменить три школы. В первой школе директриса было толстая краснорожая баба с визгливым голосом. Во второй - похудее, побледнее и в очках. Третью директрису родители и дети видели воочию только два раза в году - первого сентября она приветствовала первоклассников и в июне произносила торжественную речь на выпускном вечере. И хоть внешность у всех троих была разная, все директрисы были удивительно похожи друг на друга - только теперь Надежда поняла, почему, - они все были гиены.

- Но ведь бывают же исключения, - неуверенно произнесла она.

- Исключения только подтверждают правило, - отмахнулся доктор Трегубович, - и не перебивайте же меня!

- Слова не скажи! - проворчала Надежда.

- Далее, гиене без образования неплохо устроиться на какую-нибудь мелкую административную должность - в собесе, либо же в Пенсионном фонде, а то еще в паспортном столе в милиции - там все гиены, уж это точно, других не берут. Там у гиены хоть и не будет непосредственных подчиненных, но можно отвести душу на посетителях, которые, разумеется, не посмеют жаловаться начальству, хоть оно и сидит в соседнем кабинете. Во-первых, гиена-инспектор в отместку может потерять паспорт или задержать прописку - в общем, нагадить, а во-вторых, в кабинете начальства сидит точно такая же гиена, так что жаловаться нет смысла. Если же гиена является научным работником или инженером, то она успешно создает ад в своей семье и в отдельно взятой лаборатории.

Надежда вспомнила про Сталину и не могла не согласиться с доктором Трегубовичем. Но ведь он маньяк, он не может говорить разумные вещи!

- А как вы объясните дворничиху Евдокию? - агрессивно начала она. - Какая же у нее была власть над людьми?

- Вот именно! - радостно воскликнул Арсений Петрович. - Казалось бы, какую власть может иметь дворник? Но гиене все по плечу. Как я уже говорил, дело не в должности, главное - сущность. Есть возможность испортить жильцам жизнь, выследить призывника или запугать женщину милицией - она и довольна.

- Хм... Зачем вы мне это рассказываете? Ваша теория не может быть верной хотя бы потому, что вы вкладываете в нее много своих личных комплексов.

- Зачем я рассказываю? Чтобы объяснить, как я пришел к замыслу своего эксперимента. Я решил выбрать подопытную группу из пяти женщин подходящего возраста и психологического типа, устранить их.., и проверить, какую социальную пользу это принесет. В случае удачного завершения первой серии экспериментов, я планирую поставить вторую, более массовую серию. Поймите, Надежда Николаевна, я не люблю гиен-животных, да и никто их не любит. Но я допускаю, что в природе они нужны - санитары леса и все такое прочее.

Но гиенам не место в человеческом обществе!

- Вы знаете, - неуверенно начала Надежда, - я всегда считала, что люди не меняются. То есть как родилась женщина стервой, так и будет ею до самой смерти.

А вы утверждаете, что гиенами некоторые дамы становятся с возрастом...

- Нет-нет, вы не поняли! - заторопился доктор. - Естественно, они с самого начала рождаются гиенами. Но это не сразу становится заметно. Поэтому я и выбрал такой возраст - пятьдесят два года. Биологический жизненный цикл женщины к этому времени завершается, то есть она не способна к деторождению. Стало быть, она уже выполнила свое предназначение - родила детей, воспитала их, и, кстати, вовсе не обязательно, что ее дочери тоже будут гиенами, это спорно. И вместе с тем именно в этом возрасте гиены могут принести наибольшее зло, так как добиваются власти.

- Вернемся к вашему эксперименту, - устало произнесла Надежда, ей все это начинало сильно надоедать, хотелось домой, поговорить с нормальными людьми, а не с этим психом.

Раздражение Надежды усугублялось тем, что она чувствовала, что в чем-то сумасшедший доктор прав. Но ведь такого не может быть!

- Насколько я понимаю, с первой серией у вас не все прошло гладко? Ведь одно убийство у вас, если можно так выразиться, вульгарно сперли?

- Да... - Трегубович замолчал резко, как будто споткнулся. - Не скрою, это последнее убийство меня несколько.., деморализовало.., но только сначала. То есть я очень удивился, когда услышал о нем по телевизору.

- Стало быть, эксперимент ваш не удался! - злорадно воскликнула Надежда.

- Отчего же, отчего же... - произнес Арсений Петрович загадочным тоном. - Конечно, какой-то жалкий дилетант вмешался в мою работу, нарушил чистоту эксперимента, но я свою серию тоже завершил. Поймите, Надежда Николаевна, я ведь ученый, мне не нужна скандальная известность, мне важнее подтвердить свою правоту, правоту своей теории.

- Как? Значит, еще одно убийство?

- Надежда Николаевна, - поморщился доктор, - я просил вас не употреблять таких слов. Мне больше нравится называть это серией экспериментов...

- А какое участие в вашей работе принимала та полная блондинка из справочного? Она полностью в курсе ваших дел? Вы излагали ей вашу теорию?

- Она... - В голосе Арсения Петровича появились странные нотки. - Она не совсем в курсе.

- Значит, она помогала вам просто так, по доброте душевной?

- Я вас умоляю, у гиен не бывает души и тем более доброты!

- А, так она тоже гиена? - вскрикнула Надежда. - Как же вы ее уговорили вам помогать?

- Она очень хотела выйти за меня замуж, - усмехнулся доктор. - Не делайте такое лицо, - оскорбился он, заметив, как Надежда пренебрежительно оглядела всю его невысокую фигуру, - у меня трехкомнатная квартира в центре, на Мойке, окна на набережную. Живу я там со старухой матерью, ей восемьдесят восемь лет. Так что приданое у меня недурное, Раисе очень хотелось его получить. И хватит об этом, вопрос закрыт! - внезапно рассердился он.

До Надежды дошло, что он употребляет в отношении полной блондинки только прошедшее время, и она в ужасе воскликнула:

- Так она и есть пятая жертва?

- Не жертва, а участник эксперимента! - закричал Арсений Петрович. - Прошу не путать!

- А я, я тоже стану участником вашего эксперимента?! - заорала Надежда, потеряв всякую осторожность.

- Мне кажется, у вас есть еще несколько лет. Для моей работы вы еще не созрели.

- Я не гиена! - возмутилась Надежда. - Я не пытаюсь получить власть над людьми, у меня хороший характер и любящий муж. На работе тоже со всеми лажу, я не гиена!

- Возможно, - равнодушно согласился Арсений Петрович. - Но все равно придется вас устранить - вы слишком много узнали и можете помешать научному прогрессу, а это недопустимо.

- Под каким же названием войдет в историю науки ваша теория? - язвительно спросила Надежда.

- Не знаю, - смущенно замялся Арсений Петрович. - Может быть, просто.., теория Трегубовича.., или возрастной метаморфоз Трегубовича.

Надежда почувствовала, что настал подходящий момент: доктор несколько расслабился, отвлекся, она тем временем узнала о нем достаточно много, он в порыве самолюбования даже назвал свое место жительства.

Но не следует забывать, что перед ней - опасный маньяк, на счету которого теперь уже пять убийств. Теперь и ее жизнь в смертельной опасности, и необходимо что-то делать, причем именно сейчас.

Боковым зрением она давно уже приметила круглый белый табурет. Шагнув к нему, Надежда схватила табурет за ножку и замахнулась на Трегубовича. Однако с удивительной для его лет реакцией Арсений Петрович перехватил импровизированное орудие и вырвал его у Надежды из рук.

Поведя головой, как будто ему тесен воротник, он раздраженно буркнул:

- Что же это вы.., с виду вроде бы интеллигентная женщина, а пользуетесь такими хулиганскими приемами. Надо же, табуреткой меня хотели двинуть! Я очень разочарован.

- А мне плевать, - ответила Надежда. - Я тоже разочарована. Вы с виду тоже приличный человек, говорят, хороший хирург - а я всегда с уважением относилась к людям этой профессии, - а на деле оказались обычным убийцей!

- Опять вы употребляете такие слова! - заорал доктор. - Я не убийца, а ученый, проводящий важнейший научный эксперимент!